Беглецы и бродяги

Юри переобувал коньки в самой обычной день на самой рядовой тренировке, даже без четверных, когда вдруг понял, что с него хватит. Попытки сделать выбор головой, а не эмоциями, так ни к чему и не привели, но вот сейчас его руки лежали на шнурках, и Кацуки отчётливо осознал – ему нужна передышка. Ошарашенный этой простой мыслью, Юри сунул вещи в сумку, повесил её на плечо и поскорее вышел на улицу. Или сбежал. Детройт переливался разноцветными рождественскими огнями. В Японии этот праздник практически не справляли, но в штатах Юри уже привык. Тренировочный центр находился почти в центре города, где было безопасно, а администрация насадила кучу парков и садов. Деревья оплетали лампочки, и в воздухе пахло имбирным печеньем. И даже мягкий пушистый снег, что укрывал и людей, и город, будто говорил – Кацуки, прекращай. Юри, тебе пора остановиться. А люди вокруг шли куда шли, и их волновали последние распродажи перед выходными, а не фигурное катание. Внезапно Юри необычайно ясно увидел, что большинству из них нет никакого дела до коньков. Имя Виктора Никифорова для них – пустой звук. Кацуки вдохнул морозный воздух и протёр запотевшие очки. В этот момент он всё для себя решил. Три месяца спустя, обливаясь потом, Юри уже затаскивал чемодан в свою новую квартиру. Новая она была лишь для него – можно было услышать, как тараканы под обоями гоняют на ралли, но без работы и без нормальных навыков это было единственное место, которое Кацуки смог найти до окончания студенческой визы. Чем дальше от центра – тем хуже район, и в сложных исследованиях между арабами и афроамериканцами Юри нашёл забитую квартирку ближе к местному крохотному чайна-тауну. Зато до его будущей работы было рукой подать. Юри огляделся на своём новом месте жительства. Всё требовало хлорированной уборки и огромного трудолюбия с верой в любого бога. Сойдёт. И даже приятно, что так не похоже на всё, что его окружало годами. Ни на тренировочный центр и общежитие. Ни на дом за тысячи километров. Мама не плакала в трубку, когда он сказал, что не приедет в этом году в Ю-топию. Хироко просто не была такой, чтобы плакать, а может, считала его достаточно взрослым, чтобы принимать серьёзные решения, но Юри всё равно было стыдно, когда он сбивчиво пытался объяснить, почему не вернётся; у него и самого-то не было толковой причины. Ведь дома были люди, которые поддержат его, помогут, выслушают…. Но Кацуки хотел и не хотел видеть никого из них. От самого себя немного тошнило, и он вспомнил Ви-чана и снова плакал. Хасецу придётся подождать его ещё немного. Юри проверил код замка на чемодане, сунул в поглубже карман ключи и спустился на первый этаж. - И что ты не поселился со своими? – спросил его арендодатель, когда они проверяли ключи и запасную пару. - Я не китаец, - не поднимая глаз, ответил Кацуки, сразу же заметил, что его никто не слушает, и торопливо отдал залог. Арендодатель скинул второй контакт, пожал ему руку и сказал, что огнетушитель можно забрать из коридора к себе, а так же то, что пара через две комнаты скоро уедет. После чего Юри останется в небольшом доме совсем один. - Это был таунхаус, друг, - арендодатель показал на вроде как перекрытия посвежее. – Но кому нужен таунхаус в Детройте? - Простите, но я иностранец. Арендодатель равнодушно пожал плечами. Мужчина вышел, хлопнул дверью тачки, и машина тронулась со свистом шин. Вот он и переехал. Но в квартиру к тараканам возвращаться пока не хотелось. Выпив кофе в пекарне через две коротких улицы, Юри направился к островку будущей зелени в районе получше, который услужливо подсказывал навигатор. Его квартира располагалась где-то на грани хорошего и плохого, и семьям с детьми здесь уже не нравилось, но когда-то они здесь были – вот для них и построили сквер. В животе уныло болтался один единственный пирожок обеда, но с зимы он набрал вес. Вокруг была весна, и солнце уже пригревало через плотную куртку. Хорошо! Нет, правда – впервые за много времени, впервые за месяцы, а может быть даже годы, его удивительным образом ничто не беспокоило. Юри нравились тренировки и боль в натруженных ногах, но каждый раз его окатывал стыд за свои падения. Соревнования это отлично, это испытание и мечта, пока все воздушные замки не разбиваются безжалостно об лёд. Кацуки перестал нормально спать, пялился ночами в потолок и пытался быть потише, чтобы не будить соседа, но Пхичит, кажется, догадывался, что у него бессонница. А теперь его кружило тепло, звонкий блеск подтаявшего снега, смешные лужицы на асфальте и в безграничном океане неопределённости без целей и амбиций Юри наконец-то обратил на мир внимание. И он был весьма ничего. Даже очень хороший. Вот только Виктора ему будет не хватать. «Но Виктор даже не знает меня, - Юри пинал кроссовками комки снега. – Вроде в комнате был телевизор… Я мог бы смотреть соревнования или трансляции. Я не буду скучать по нему по-настоящему. Нельзя скучать по тому, кого не знаешь». Да и к тому же, это ничего не изменит. Загадочное ограждение вокруг пустого места заставило Кацуки отвлечься от своих мыслей. Внутри него только и было – комья мокрого мёрзлого снега, грязь, какие-то небольшие ворота ему по пояс на другом конце площадки. Понадобилось время, чтобы понять. Благо Юри никуда не торопился. Это был каток, только настоящий каток, для людей, а не для спортсменов. Вокруг было несколько фонарей для света, а лёд не раскатывали специальные машины – с декабря по февраль его, должно быть, заливали, как могли, чтобы катались местные. Кацуки целых тысячу лет не видел таких катков – да и зачем они дома, если на холме есть Ледяной Дворец? Однако в других странах, пару раз даже в России, когда гулял после соревнований, он всё же натыкался на катки-коробки: тут играют в хоккей, скользят, спотыкаясь и держась за бортики. Тут не тулупы и бесконечные дорожки шагов. Такой каток для зимнего отдыха и веселья. В квартире, в чемодане, уютно лежали его коньки и ждали, пока он их распакует. Юри посмотрел на пустые окна ближайшего дома, подумал, что вряд ли тут даже в сезон много людей и отправился на поиски супермаркета. Юри переминался перед бледной днём вывеской с ноги на ногу и ощутимо нервничал. Кацуки не был здесь несколько месяцев, но на оставленный контакт ответил бодрый знакомый голос и позвали зайти после семи вечера. Клуб работал с двадцати ноль-ноль и до шести утра. Наконец, Юри не выдержал. Он вытер руки о штаны, нажал кнопку небольшого звонка, назвал своё имя, и тяжёлая дверь впустила его в кондиционерную прохладу. Вокруг не было ни огней, ни музыки, ни посетителей. Тихо, мирно, чинно, безалкогольно. Высокая женщина на головокружительный шпильках выплыла ему навстречу, как призрак прошлой пьяной ночи. Её звали Линдси – менеджер. Кацуки знал её чуть лучше, чем хотелось бы. - Ю-юри! – Линдси, не держа дистанции, расцеловала его в обе щеки. Юри смутился, так как она была красивой и вкусно пахла. – Надолго к нам? В гости или на работу? - На работу, - обречённо вздохнул Кацуки, хотя внутри него всё тряслось – отвык. – На полную ставку. - Нам тебя не хватало! Честно говоря, после твоего ухода мы потеряли часть клиентов. Пойдём, всё обсудим. Чай, кофе? А ты всё такой же красавчик, как и прежде? Юри вспыхнул до корней волос. Он вжал голову в плечи, надеясь, если получится, провалиться под пол. - Ч..чаю, лучше чай… - Не строй из себя скромника, - казалось, что ещё немного, и Линдси схватит его за щёку акриловыми ногтями, чтобы потрепать, как маленького глупого ребёнка. - Я же знаю, как хорошо ты работаешь. К собственному стыду, Юри и сам знал, насколько хорошо он работал. В первый раз он пришёл сюда два года назад. Кацуки потел и нервничал намного сильнее, а маникюр Линдси был короче. Но ему позарез нужна была работа. Из Хасецу по-прежнему уезжали люди. Ю-топия едва выходила в ноль, и Юри не мог больше принимать деньги из дома. По-хорошему, он уже был взрослым – пора было помогать родителям самому. Но у него была учёба, тренировки, не такая уж большая стипендия, а побеждал он недостаточно часто для постоянных призовых фондов соревнований. Кацуки упрямо упёрся и стал искать работу. Магазины? Расписание смен чаще всего ему не подходило, а из оставшихся никто не хотел нанимать иностранца без грин-карты. Удалённая работа? Юри не так много умел, а проработав месяц и продираясь сквозь хитросплетения английского языка осознал, что спину уже начало простреливать. Похоже, сидячая работа была категорически не для него. Фриланс тоже кубарем полетел в тартарары. Кацуки отметал вариант за вариантом или они отметали его. Судьбоносную вакансию он нашёл, когда даже не занимался этим. Лежал на постели, сонно смахивал в приложении влево, и палец сам собой задел цветной и яркий рекламный баннер. Мгновенно нагревшийся телефон мигнул пометкой возрастного ограничения, глупой музыкой, и Юри пискнул и сунул его под подушку. А когда достал, то увидел штук десять мужских обнажённых торсов, контактные телефоны и почту и лаконичное «требуется танцор». Целых семь дней Кацуки мариновался в собственных сомнениях. На восьмой Кацуки Юри, спортсмен, чьё имя кое-как всё же отбивал поисковик, оказался у дверей стрип-клуба. Линдси смотрела на него скептически. У неё была густая копна восхитительных волос, но, возможно, наращённых, глубокое декольте и искусственные белые ногти. В глубине души Юри надеялся, что она его выгонит, однако сам никуда не уходил – если верить вакансии, то здесь были отличные деньги. Наличными, без налогов, без грин-карты. Но под ним горел и плавился неудобный пластиковый стул. - Работал раньше в этой сфере? - Нет! - Оно и видно, - Линдси отвернулась от него к экрану ноутбука; пальцы так и летали. – Танцевать умеешь? Юри задумался, считать ли катание за танцы. Балет? Это всё же совсем не то. - Ну… двигаться под музыку могу. - Хорошо. Встань, сними кофту, пройдись что ли. - Что?! Линдси вскинула чёрные брови и уставилась на него в упор, будто бы спрашивая: дурак, что ли, мальчик? Куда устраиваться пришёл, мальчик? Наверное, она видит, что он неопытный и неловкий, просто насквозь. Уши и щёки у Юри горели. Сейчас точно вышвырнет вон. Но девушка только повторила: - Встань и сними кофту, можешь подвигаться как-нибудь, но не обязательно. Ты уверен, что тебе это подходит? Кацуки проигнорировал этот вопрос. Юри встал, снял очки, и тут же комната тут же немного расплылась цветными пятнами. Перед Линдси было совсем уж неловко, он ведь ещё даже не целовался, но стоило отойти от неё на два шага – она немного пропала. И всё же, стянув через голову свитер, Юри прикрылся руками. - Хм… ты ведь не спортсмен? Не качался, да? Смешно – не спортсмен. Но у фигуристов мышцы сглаженные, гибкие. Никакая груда мускулов не взлетит надо льдом и на десять сантиметров. - Немного занимаюсь. - Бегаешь? Ты на бегуна похож, - Линдси посмотрела на его руки, и Юри дёрнулся, вытянулся оловянным солдатиком. – М… ну сделай… что-нибудь? Про танцы не спрашиваю, понятно всё с тобой. Юри сгорбился и прошёл из угла в угол. Он уже знал, что Линдси теряет интерес, и поделом ему – он нервничал даже одетым перед зрителям, чего уж говорить об этой работе? Ему не стоило приходить и нажимать на цветастый баннер не следовало. Его не возьмут, а получить отказ в такой профессии будет унизительно вдвойне. Пхичиту надо будет сказать, что он так и не решился. Внезапно Кацуки пробрала тупая злость. Может, ему было далеко до Виктора, до пьедесталов мировых, но он умел чувствовать ритм! Тренер хвалил дорожки его шагов, шутил, что он иногда затанцовывается. Все его ноги были покрыты синяками от занятий в балетном классе. Перед ним стелилась длинная дорога фигуристов, которых следовало обогнать, чтобы приблизиться к своей мечте, и на их фоне каждый парень, что получает тут по пятьдесят долларов – просто пустое место. Эта Линдси… она ничего не понимала. Так что Юри отошёл в центр комнаты, подумал, что в джинсах как надо не получится, и задрал правую ногу в вертикальном продольном шпагате. - Вау! Правильно, благодарная публика. Ликуй! Наверное, этого бы хватило. Но Кацуки охватил странный азарт – просто доказать, что он может сделать лучше. Медленно вытянув ногу на спинку стула, Юри мягко склонился к колену, как в балетной растяжке, но не опустил голову, а очаровательно улыбнулся. Тянем носок – как говорила Минако; без разогрева тяжеловато и не идеально – но он практически сделал поклон, только с бёдрами под углом больше ста градусов. На мгновение Юри заставил себя поверить, что он такой же соблазнительно прекрасный, как Виктор Никифоров. Кацуки плавно раскинул руки, представляя, что они тяжёлые, но он должен оставаться прекрасным – так говорил о своих программах Виктор в одном из интервью. На катке у Юри никогда не получалось ничего подобного. Но здесь не каток. Линдси присвистнула. - Ну и взгляд у тебя… - сказала она, когда он выпрямился. Торопливо оделся. – Томный, ты знаешь? Кацуки уже отпускало, поэтому он покраснел. - Не знаю. - Будто глазами раздеваешь, но при этом ощущение, что мне ничего не светит. - Вам – точно не светит, - сама вырвалась остаточная дерзость. – Но это я просто вижу без очков плохо… наверное дело в них. - Ну так и такие как ты – не для меня, - пожала плечами уже чёткая Линдси, но не пояснила, что имеет в виду. – Чай, кофе? Обсудим условия. - Так я нанят? - Садись, - Линдси кивнула обратно на стул. – Садись, что стоишь? – Юри неловко плюхнулся обратно в объятья пластикового стула. – Ты ведь сейчас не серьёзно? - Простите? - Да нанят ты, нанят, - Линдси качнула лохматой копной волос. Хорошо, что Юри её не видел, когда… демонстрировал. У него уже снова потели ладони. - Только мне полную ставку не надо, - поспешно добавил Кацуки и сунул предательские руки в карманы штанов. – А сколько можно получить за день? Оказалось, что не мало, но зависит от вечера, клиентов и как задницей растрясёшь. На смену Юри вышел через полторы недели, хотя сначала постоял за барной стойкой и посмотрел, что и как; больше всего он боялся «задницей трясти». Но оказалось не страшно. Не жутко. Работа как работа, на самом деле. Кацуки Юри выходил по пятницам и субботам, в глухую ночь, с девяти до шести. Челестино заметил, что он стал пластичней, а Юри ни в жизнь не признался бы, откуда у него источник дополнительных нестандартных тренировок. Но вдали от света софитов, от медалей, от судей всё становилось проще. Работу Кацуки бросил, как только пробился на второй этап Гран-При. Чистый и спокойный центр Детройта вздымался бестолковыми небоскрёбами, как и все американские города Юри бывал в Токио, знал, что дома с этим даже хуже, но он вырос в маленьком городе, и громады стекла и стали его угнетали. С реки налетал порывами холод – всё же март, не июнь – и он кутался в куртку. Пора было идти домой. Кацуки наконец-то набрал запрос в гугле. Бронзу на мировых взял какой-то Отабек Алтын. Юри не знал его и не помнил, был ли он на Гран-При; у него было решительное тяжелое лицо, но совершенно незнакомое. Наверное, серьёзный соперник. Крис, как обычно, блистал серебряным кругляшком. Этому Кацуки не удивился – могло происходить что угодно, как угодно, но Крис всегда брал второе место. Когда-то они даже пытались общаться, однако Юри откровенно сбежал от него. Но они здоровались в коридорах, так что Юри перешёл по нескольким гиперссылкам и зажал рот рукой – падение на произвольной, команда врачей на соревнованиях, бледный от боли, как молоко, Джакометти. Какой ужас! В двадцать пять он восстанавливаться будет очень трудно. И наконец-то Виктор. Виктор Никифоров, который был ему как свет теплой лампы для мотылька. Виктор Никифоров – символ его мечты, которой не суждено воплотиться в жизнь. Виктор Никифоров – может быть, и сама мечта, иногда, когда Юри становился смелее. Виктор Никифоров. С ним был связан целый ворох эмоций, и Кацуки не мог просто забыть о них. Что делать со священным богом, которому отдал сердце, если всё, что с ним связано, пора бы отбросить прочь? Виктор заливал серебристым светом каток, пьедестал и даже золото собственной медали. Юри заметил на редких кадрах проблески его человечности, которые ловил с жадностью маньяка – они были связаны с Крисом, Виктор несколько раз крепко держал его за запястье – но в остальном Никифоров оставался безудержно безупречным. Юри не смотрел его прокат в мировых, но знал, что, наверняка «Оставайся со мной» - восхитительна. Юри помнил её наизусть. И теперь, когда Виктор уже ему не соперник и вряд ли когда-нибудь станет, Кацуки перестанет сдерживать эмоции и, наверно, будет плакать.