Вся эта еврейская хрень

— Машина выезжает в десять ноль-ноль, поэтому на перекрестке всем быть без пятнадцати, — Рено по кличке Грузовик отпил минералки и аккуратно опустил стакан на подставку. Стол у него был дохуя дорогой. То ли Людовик XIII, то ли XIV. Я паршиво разбираюсь в нумерации Людовиков. Не важно. Дорогой стол. И трясся над ним Грузовик, как над здоровьем родной мамочки. Говорят, Лысый Барри когда-то запнулся о ковер, упал и лак зубом поцарапал. Так Грузовик ему потом зубы битой вышиб. Вместе с челюстью. Дорожил он этим столом. Ценил его. Невиль глубоко затянулся и выпустил дым из ноздрей. — Зачем? Если машина выезжает в десять ноль-ноль, значит, на самом деле выдвинутся не раньше одиннадцати. Знаю я этого Тальмона. У него и ломбард на полчаса позже открывается. Сам себя Невиль называл Крушителем. Но другие звали его Тронутым. Когда-то он был профессиональным военным, воевал в Афгане, получил там медаль и контузию. Медаль на психике Невиля не особо сказалась. В отличие от контузии. Невиль купил мачете и везде его с собой таскал. Рассказывал, что клинок — сердце воина, благородное оружие честного боя. Невиль даже оправил рукоять мачете серебром и вставил в нее якутские самоцветы. Во всяком случае, именно так он утверждал. Никто с ним не спорил. Потому что он был Тронутым. И у него был настоящий мачете. — Я плачу, — Грузовик еще отпил воды и любовно стер со столешницы упавшую каплю. — Ты делаешь. — Но… — Ты делаешь. И не пиздишь. А если хочешь пиздеть, то вали отсюда прямо сейчас. Тут не конкурс блядских диджеев, Крушитель. Заткнись. Тронутый заткнулся. — Слушайте внимательно. В десять улицы полупустые. Машина будет обычная, не инкассаторская. Охрана — в салоне и во втором автомобиле. Ждете на перекрестке. Красавчик сядет на мусоровоз… — Почему я на мусоровоз? Я не… — Завали ебало. Красавчик сядет на мусоровоз. Будет ждать в проулке за рестораном. Когда машина приблизится к перекрестку, выедет и перекроет путь. Гизборн и ты, Крушитель, подойдете к кортежу и положите охрану. Заберете книгу, сядете в автомобиль и свалите. Невиль задумчиво покивал, сосредоточенно потер пальцем переносицу. — А Красавчик? — Что Красавчик? — Красавчика забираем? — Нет, блядь, он на мусоровозе от бобби съебует. Может, сам догадаешься? Невиль снова закивал. Как собачка, которую на приборную панель ставят. Игрушка такая с подвижной шеей. Головой все время кивает. Говно редкостное. *** Сиськи у Сары Тальмон были хорошие. Маленькие, но хорошие. И трахалась она отлично. С огоньком. Просто-таки душу в это дело вкладывала. Ну и я старался. Работал, не жалея сил. Я валялся в кровати и сглатывал сердце. Оно колотилось где-то в горле, горячее и круглое, и мешало дышать. Доебаться до сердечного приступа — это, конечно, хорошая смерть. Но хотелось бы немного пожить. Хотя бы для того, чтобы повторить заезд. — Грузовик вам уже говорил о Торе? — Что? Какой Грузовик? После секса я вообще соображаю плохо, а уж теперь-то… Кровообращение мозга ни к черту сейчас. Отлив там. А прилив — где-то на метр ниже. — То есть о какой Торе? — Той самой. Ну, рассказывай. Я же знаю, что ты знаешь. — Не понимаю, о чем ты. — Все ты отлично понимаешь. Ты поговорил с Грузовиком. Не хочешь теперь услышать другую сторону? — Сара, я ничего не имею против твоего старика. Но мой шеф — Рено. Он, конечно, мелкий лысый мудила, но все же. — Да-да. Это просто бизнес. Ты хочешь заработать? Я сел. — В каком смысле? — В прямом. Грузовик тебе платит копейки. Я предлагаю тебе срубить нормальные бабки. Но мимо Грузовика. Тебе это интересно? Я нашарил на тумбочке стакан и ополовинил его. Вода была теплой и воняла хлоркой. — И что надо делать? — Забрать Тору. — Что ты… — Заканчивай. Из тебя актер, как из гандона дирижабль. Грузовик знает, что отец выставляет Тору на аукцион. И хочет приобрести ее. Но без торгов. Так? — С чего ты это взяла? Сама придумала? Да, это была странная реплика. Даже глупая. Но прошу учесть: я сидел в кровати голый и потный, с пустыми яйцами и пустыми мозгами. Не лучший момент для дипломатии. — Завязывай. Грузовик поручил тебе организовать ограбление. Перехватить Тору. Потому что достать ее потом из хранилища будет весьма затруднительно. И дернул же меня черт затащить в постель именно Сару. Других телок мало, что ли? — Послушай, у нас же все хорошо. Давай не будем портить отношения… — Перестань блеять и ответь: я права? — Я никогда не стал бы ссориться с твоим отцом. И Грузовик бы не стал. — Гай, ты можешь послушать сейчас меня. И заработать. А можешь засунуть голову поглубже в задницу и сделать то, что говорит Грузовик. И облажаться. Ну, что скажешь? — Я не понимаю, о чем ты. Как я должен заработать? — Видишь ли, Гай. Тора, лежащая в сейфе, — это просто ветхая бумага, исписанная весьма корявым почерком. От нее нет никакой пользы, так? — Да. — А когда отец продаст книгу, выручку он положит на банковский счет. Возможно, купит мне кольцо или еще какую-то дребедень. Возможно, нет. В любом случае меня это не устраивает. Улавливаешь, к чему я клоню? — Ты хочешь продать Грузовику информацию. И рассчитываешь на вознаграждение. — Нет. Я хочу получить все. И поделюсь с тобой. Теперь ты готов слушать? Да. Теперь я был готов. *** В машине воняло кислым пивом, потом и гнилой обивкой. Я опустил окно. К коктейлю добавился еще и запах помойки. Ресторан был китайский, а китайцы не любят переплачивать мусорщикам. Тронутый поправил на коленях ножны с мачете. — Почему нам не дали новую машину? — Потому что мы ее через два квартала бросим и пересядем на другую. — Воняет же. — Ничего, полчаса потерпишь. — Если бы Грузовик не жлобился, терпеть бы не пришлось. Сколько эта книга стоит, ты представляешь? Можно было бы и нормальную тачку подогнать. Я пожал плечами. Разговаривать не хотелось. Тронутый немного помолчал, потер пальцем камень на рукояти мачете. Не знаю, что там такого самоцветного. Стекло как стекло. — Как думаешь, нахрена Грузовику эта книга? — Продаст. — Кому? Кто купит книгу? — Это Тора, которой полторы тысячи лет. Найдутся желающие. — Раз Тора, то конечно. Какие-нибудь евреи купят. У них всегда деньги есть. Знаешь, я хотел бы быть евреем. У них хорошая жизнь. Ломбард бы открыл. — Ну так открой. Кто тебе мешает? — Ты что, рехнулся? Я же не еврей. Тронутый еще посопел, потер рукоять мачете. Молчать он не мог. Вопросы выпирали из Тронутого, как геморройные шишки из задницы. — Гизборн, а почему Рено зовут Грузовик? Это как грузовики «Рено», да? — Нет. Это потому что когда он начинал бизнес, то в паб его конкурентов въехал грузовик и там перевернулся. Переломал столы, стулья, барную стойку и расплющил бармена. Паб починили по страховке, но он все равно прогорел. — Почему? — Потому что это был ассенизационный грузовик. Цистерна с говном. Ты бы стал пить в пабе, в котором опрокинулась цистерна с говном? Вот именно. Тронутый нахмурился, что-то взвешивая. — Да. Справедливо. Рено мужик умный, что есть то есть. Но говнистый. Все правильно. Мобильник на приборной панели запищал. Тронутый взял трубку, послушал и дал отмашку. — Выдвигаемся! Я медленно вырулил со стоянки и влился в поток. — Вон! Вон они! Смотри! Голубой микровавтобус и «мерседес» за ним! — голос Тронутого сорвался в фальцет. Я прибавил газу и, вихляя между машинами, как пьяненькая официантка, пристроился в хвост «мерседесу». На светофоре мигнул красный. Микроавтобус прибавил скорость, «мерседес» тоже. И тут выступил Красавчик Ральф. Он вынырнул из проулка, пропер перекресток по диагонали и протаранил кабину микроавтобуса. Микршаку повело, взвизгнули тормозные колодки, «мерседес» вильнул в сторону, пытаясь избежать столкновения. Я прибавил газу и долбанул его в правое крыло. Тронутого швырнуло на торпеду. — Сука! «Мерседес» вмяло в бочину микрашки, как подтаявшее мороженое. Я выскочил из машины, на ходу выдергивая ствол. Тот за что-то зацепился и не шел. — Твою мать! Я дергал и тянул, тянул и дергал. Наконец раздался треск рвущейся ткани, и пистолет лег мне в руку. — Сука! Сука ебаная, мать твою! — Тронутый вывалился из машины, размазывая по разбитой морде кровь. — Кто так водит? Кто так водит, я, блядь, спрашиваю?! В «мерседесе» кто-то шевелился. Возился, пытаясь распахнуть дверь, шлепал ладонями в стекло. Я нажал на курок. Рука обмякла и сползла вниз. Тронутый подбежал к микроавтобусу и дернул дверь: — Лежать! Оттуда ответили очередью. Выматерившись, Тронутый рухнул ничком, кровь из разбитого носа брызнула на асфальт. Я поднял пистолет. Из двери показалась голова, и я выстрелил. Охранник кувыркнулся на дорогу. — Вставай! Ты сюда поваляться приехал, что ли? Тронутый на карачках подполз к распахнутой дверце, поднял руку и, не глядя, всадил внутрь обойму. — Пиздец вам! Всех замочу! Полный пиздец! — выхватив мачете, он заверещал и сиганул внутрь. Раздалась пара выстрелов, крики и тяжелые, влажные, чавкающие звуки. Упало и покатилось что-то тяжелое. — Вот вам! Вот вам, суки! Познайте силу гнева моего! Тронутый зажигал, как мог. Веселился на полную. Я посмотрел на Красавчика. Красавчик пожал плечами. Я тоже. В конце концов, это были проблемы Грузовика. Если тебе нужен нормальный исполнитель, ты не будешь приглашать мужика, которого все зовут Тронутым. Ты поищешь кого-то по кличке Адекватный. Ну или как-то так. Минут через пять Тронутый спрыгнул на асфальт. В одной руке у него был мешок из черного бархата. В другой — автомат. А мачете он сунул в ножны, но далеко не убирал. — Гизборн, два шага назад. — Зачем? — Потому что у меня есть автомат. А у тебя — нет. Тронутый дал короткую очередь в воздух. Я отпрыгнул к машине. — Да не туда. Назад, говорю! Отвали от машины, Гизборн! — Ты что творишь? — Я? Граблю тебя, придурка. Что же еще. — Ты понимаешь, что Грузовик тебя найдет? Тронутый оскалился. Что это было, улыбка или вызов, я не понял. — Пускай ищет. Я посмотрел каталоги аукционов и знаю, сколько эта штука стоит. А еще у нее брюликов на обложке, как на короне Британской империи. К тому времени как Грузовик подтянет связи, я уже в Коста-Рике буду. На пляже коктейли пить. Знаешь, прикольные такие: в цельном кокосе и с зонтиками? А вы чего уставились? А? Автомата, блядь, не видели?! Вдохновленный мыслью о коктейлях, Тронутый дал еще одну очередь и издал боевой клич. Ну, это он так думал. А вообще, Тронутый завизжал, как первоклассница. Первоклассница с автоматом, блядь. Попрятавшиеся за машинами зеваки брызнули врассыпную. — Бросай ствол на землю. Давай, Гизборн, давай! Бросай и толкни в сторону. Я разжал руку. Пистолет, лязгнув, ударился об асфальт. Я пинком отшиб его к тротуару. Тронутый прыгнул в машину. — Да! Прощайте, травоядные! Он сдал назад, вывернул руль, развернувшись на пятачке, и притопил газу. Старый дизель захлебнулся, взревел и выбросил облако черного дыма. Хохоча и завывая, Тронутый исчез в этих чернильных клубах, как спятивший осьминог. — Что это было? — Красавчик вылез из грузовика, глаз у него дергался, а губы складывались в перекошенную улыбку. Похоже, он и сам не знал, что скалится, как долбаный Джокер. — А это нас грабанули, Красавчик. Залезай в мусоровоз и заводи. — Что? Зачем? — А ты, блядь, пешком отсюда сваливать хочешь?! *** Цыгане были как цыгане. Шумные, жизнерадостные, и они явно не фанатели от гигиены. Попахивало от них знатно. Особенно от высокого, с курчавой густой бородой. Судя по аромату кожуха, шкуру сняли с половозрелого козла, и не слишком усердствовали с выделкой. Кстати, зачем летом носить кожух? Я не цыган, мне не понять. Говорил главный, сухощавый брюнет с абсолютно девичьими патлами. — Хорошая машина. Не хотел продавать, но деньги нужны срочно. Поэтому даю скидку. Пятьдесят процентов. Всего шесть сотен, почти даром. Но берешь прямо сейчас. Я почесал затылок. Глаза у цыган были честные, это здорово напрягало. Когда с тобой предельно искренны — точно пытаются наебать. — Можно попробовать? — Да, конечно. Вперед. Прокатись вокруг квартала, — невысокий крепыш закивал так, что казалось: еще немного, и коротко стриженная голова сорвется с плеч и покатится по улице, подпрыгивая, словно бильярдный шар. — Хорошо. Я повернул ключ. Двигатель икнул и заурчал, «кадди» медленно и торжественно тронулся с места. Под капотом что-то постукивало, скрипело сцепление, а задний мост кряхтел, как девяностолетний старик с подагрой. Но машина ехала, и ехала неплохо. А большего от тачки за шесть сотен и не требовалось. Все равно через пару дней скину. Так какой смысл ебать себе мозг? Проехав пару улиц, я развернулся на перекрестке и вернулся на стоянку. — Идет. Пять сотен, и беру. — Мужик, ну ты чего? Отличная же машина! Настоящий «кадиллак»! Ты видел панели? Дерево! Мореный, мать его, дуб! И сиденья. Кожа, не винил! Пятьсот пятьдесят. — Идет. Мы ударили по рукам, и я отсчитал пять с половиной сотен. Деньги перешли из рук в руки, цыган подмигнул мне и осклабился, сверкнув золотым зубом. — Удачи, мужик! Эта машина тебя не подведет! *** Спал я ночью плохо. Мне снились цыгане с золотыми зубами, Сара с мачете и весьма недовольный Грузовик. Как говоривал Фрейд, такая вот хуйня — это неспроста. Вот только с еблей у меня все было отлично. А значит, шансы спихнуть вся на сексуальную неудовлетворенность стремились к нулю. Увы, проблема была не в недоебе. Это дело пахнет жареным. Если я облажаюсь, Грузовик мне яйца оторвет. Мое подсознание знало это. Да какого хрена, даже мое сознание знало это! Но на кону стояло столько бабла, сколько не заработать за всю жизнь. Такой шанс выпадает только раз. Я должен был рискнуть. Просто должен. Если бы не рискнул — до конца жизни этого бы себе не простил. Завести машину удалось не сразу. То ли убита она была сверх всякой меры, то ли меня трясло так, что нога на педали прыгала. Когда, наконец, двигатель, закашлявшись, зарычал, я утер со лба крупные капли пота. Ночью температура упала, и в машине не работала печка. Но богом клянусь, мне было жарко. Так жарко, что футболка к спине прилипла. Я еще раз мысленно повторил пункты плана, нащупал за поясом пистолет. Все отлично. Я смогу. Это просто. Я верю в себя, я справлюсь и все будет заебись. Двигатель чихнул и заглох. Ну еб же твою мать. *** Мотель был дешевый, как престарелая шлюха. И выглядел так же. На вывеске половина лампочек не горит, окна грязные, портье дрыхнет, уткнувшись лбом в стойку. Я медленно проехал мимо и двинулся вглубь, поглядывая на номера. Один, два, три… Девять! Я остановился. Окна комнаты были занавешены, свет не горел. Я напялил на физиономию детскую маску Микки-Мауса, надвинул капюшон и достал из бардачка отмычки. Дверь поддалась сразу и распахнулась. Эти придурки даже бутылку на ручку поставить не удосужились. Вот что за отношение к делу? За что им папаша Тальмон платит вообще? Некоторые люди просто умоляют, чтобы их убили. Я включил свет. Дремавший в кресле охранник вскочил, ошалело лупая глазами, зашарил под курткой. — Не двигаться! — я щелкнул предохранителем. Он замер. — Эй, мужик, что ты… — Заткнись. Оружие — двумя пальчиками, аккуратно, на пол. Ты тоже! — ткнул я стволом в сторону второго охранника. Сонный и взъерошенный, он сидел в кровати, подтянув к груди одеяло, словно стыдливая девица. — Ну! Быстро! Два пистолета упало на пол. Тощага на диванчике торопливо елозил рукой по полу, пытаясь нашарить очки. Вид у него было до крайности образованный. Кажется, вопрос, у кого Тора, отпал сам собой. Первый охранник — тот самый, что проебал дежурство, — решил, что пора что-то исправить. — Мужик, ты зря это делаешь. У нас нет денег. — Конечно. Два ствола у вас есть, а денег нет. Гоните Тору. — Что? — Кончай придуриваться. Где Тора? — Какая Тора? — Завали ебало, тупица. Ты свое выступление продрых. Ты, задрот, гони книжку. Взъерошенный тощага моргал на меня через очки. Его узкие губы кривились, как у ребенка, у которого злые дяди конфету отняли. Ну, справедливости ради, так оно и было. Большой злой дядя прямо сейчас отжимал у него конфетку ценой несколько миллионов. — У меня нет никакой… — Заткнись. Или я тебе твой обрезанный хрен отстрелю. Ты же не хочешь, чтобы твой хуй стал еще короче? Ну?! Гони книгу! Тощий выбрался из-под одеяла. На нем были желтые трусы в красные смайлики. В красные, мать его, смайлики! — Я не могу… — Ты тупой? Нет, ты не можешь быть тупым. Ты еврей. А все евреи умные. Поэтому слушай меня. Сейчас ты дашь мне книгу. Я возьму ее и уйду. Или ты продолжишь выебываться. Тогда я пристрелю тебя, потом их, найду книгу сам. Возьму ее и уйду. Ну? Что ты выбираешь, умный еврей? Он шмыгнул носом, скривился еще сильнее и опустился на колени. Я растерялся. Но тощий просто нашарил под диваном старый пластиковый дипломат. — Вот. Книга тут. — Открывай. — У меня нет ключа. — Открывай, я сказал! — Не могу! — глаза у тощаги подозрительно покраснели. Кажется, он и правда собирался заплакать. Я выругался. Привычка верить на слово отвалилась у меня еще в детстве, люди — охуительно брехливые суки. Особенно когда речь идет о деньгах. Особенно если в деле замешаны евреи. — У кого ключ? — У Тальмона! Он переслал его человеку, который заберет у меня дипломат. Мать твою! — Дай мне эту штуку. И отойди. Тощага подтащил ко мне дипломат и торопливо отпрыгнул, будто бы я змея, которая нацелилась на его яйца. — Вот! — Молодец. А теперь заткни уши. Я приставил ствол к пластику над замком и нажал на курок. Грохнуло. Пуля ушла в пол. Детальки из механизма брызнули в стороны, по пластику побежали трещины. Я поднял крышку. В дипломате лежала книга — здоровенная, как гроб. Ну, не как гроб, конечно. Даже не как детский гробик — такой маленький, для младенцев. Нет. Это я преувеличиваю. Но правда, очень большая. Как ноутбук, наверное. И толстая. В ладонь. На обложке из старой растрескавшейся кожи сверкали камни. Я, конечно, нихуя не ювелир, но это были именно камни. Не стекляшки какие-то. Изумруды, рубины, жемчуг. Кажется, несколько бриллиантов. Тогда ведь фианитов не придумали, правильно? Значит, бриллианты. Ну и по мелочи всякое. Топазы там, сердолик или еще что-то. Хуйня какая-то непрозрачная, в общем. Короче, крутецкая была книга. Я бережно достал ее. Дрянь оказалась чертовски тяжелой, медные заклепки кололи пальцы. Держать эту хрень одной рукой было ужасно неудобно, а что поделать? Во второй-то ствол. Я прижал книженцию к груди. — Спасибо, вы мне очень помогли. Ты, тощий. Возьми их стволы. Выброси в окно. Вот так. Молодец, спасибо. На этом прощаюсь. Хорошей ночи. Не провожайте меня, я помню дорогу. Помахав на прощание пистолетом, я свалил — спиной вперед, естественно. Пятился, пока не спустился с крыльца. Я сделал это! Сделал! Надо было сваливать, пока бобби не приехали. Если у этих обсосов есть соседи, после моей пальбы они точно вызвали патруль. — Здорово, Гизборн. — Твою мать! Я подпрыгнул, чуть не выронив книгу, и пальнул в асфальт. Пуля с визгом отрикошетила, брызнув искрами. Охуеть. Теперь все, кто не услышали первого выстрела, услышали второй. Отлично. Просто отлично. Только полиции и не хватало на этом празднике жизни. — Красавчик? Какого хрена ты… — Так нехорошо делать, Гизборн. Ты же это знаешь? — он целился в меня из новенького, блестящего «Глока». Ебанный пижон. — О чем ты? — О Торе. — О какой Торе? — Ты же ее к груди прижимаешь, дебил. Ах да. Точно. — Не твое дело. Какого хуя ты тут делаешь? — Да так, любопытно стало, — улыбочка у Красавчика стала гаденькая. Как у сутенера, который клиенту спидозную шлюху подсовывает. Да и вообще, кстати, Красавчик на сутенера здорово похож. Не в том месте парень карьеру делает. — Так любопытно, что ты таскаешься за мной по городу? Ты какого хуя меня пасешь? Тебя Грузовик послал? — Нет. Грузовик пока ни о чем не знает. Но скоро узнает. И знаешь, ему будет очень интересно, я уверен. Очень интересная картинка вырисовывается. Ты потрахиваешь девчушку Тальмон. Ты участвуешь в ограблении, но упускаешь книгу. Твой приятель Невиль вдруг решает свалить в закат с этой ебучей Торой. А ты? Нихуя ты не делаешь. Просто смотришь вслед! — Да я понятия не имел, что он хочет нас кинуть. — Да? Правда? А потом ты купил у цыган краденую тачку и приехал прямиком сюда. И вышел, блядь, с Торой. Как так получается, а? Это что, ебанное, блядь, совпадение? — Все не так, как ты думаешь. — Ты нихуя не знаешь, что я думаю. Хочешь, расскажу? Вы с этой шлюшкой Тальмон и Тронутым договорились прикарманить книжку. Тальмон свела тебя с цыганами — она постоянно с ними отирается. Какого хуя? Сара?! — Девка подсуетила тебе незасвеченную тачку, Невиль доставил книгу. А ты их кинул. Пристрелил Невиля, да? А девку? Тоже? Нет, ты один раз стрелял. По башке, небось, двинул. Вырубил. Ты у нас дохуя сентиментальный. — Ты все неправильно понял. Я хотел отвезти Тору Грузовику. — Да, конечно. Сам ему это расскажешь. Бросай ствол. Я бросил. Красавчик шагнул вперед, ткнул в меня пистолетом. — Давай Тору. — Слушай, Ральф… — Давай, я сказал! У тебя нихуя нет корпоративного духа, Гизборн! Такие как ты, позор общества! Давай! Я протянул ему Тору. И изо всех сил шарахнул книгой по пистолету — снизу вверх. Пуля ушла в воздух, а вторым ударом я двинул Красавчику в висок. Закатив глаза, Ральф упал. Затылком точнехонько на бордюр. Раздался сухой треск, будто раскололось огромное яйцо. Потекла кровь. Надо же. Велика сила слова господня. С ног, блядь, валит. Вздохнув, я ухватил Красавчика за ноги и потянул в машину. С трудом запихнул его на заднее сиденье, положил туда же Тору и накрыл старой тряпкой из багажника. Нет корпоративного духа. Да я за него убить могу! *** К восьми утра я должен был подъехать на стоянку за кафешкой. Какие-то «Шервудские разбойники». Никогда там не был. Но Сара сказала, что это тихое место, и добираться ей туда удобно. Ну я и не стал спорить. Далековато, но я же джентльмен, а не хер собачий. Потерплю. Спать хотелось так, что глаза слипались. Не знаю, почему. Бессонная ночь — не так уж и много. Наверное, нервное. Я курил, давился дешевым картонным кофе из автоматов и снова курил. Купил бутылку холодной минералки и вылил себе на голову. На часах было начало седьмого. Рассвело, по тротуарам побежали первые прохожие. Вот же не везет кому-то. В такую рань на работу. Я зевнул, потер кулаком глаза и прищурился. Светофор мигнул красным, загорелся желтый. Почему-то мысль о том, что останавливаться не придется, показалась мне предвестником успеха. Если повезло сейчас — повезет и потом. Закон парности, все дела. Это охуенно работает! Я притопил газу. В голове у меня взорвалась петарда. Нет, не так. Там взорвался ебанный «Томагавк» — и свет погас. Когда я очнулся, оказалось, что машина вылетела на тротуар и ткнулась левой фарой в стену. Голова у меня раскалывалась, по груди, в которую впечатался руль, словно стадо бизонов промчалось. На капоте у меня кто-то лежал. Кажется, мужик. Или здоровенная уродливая перекачанная баба. Хуй разберешь. — О боже, — сказал я. — О боже. Мать твою. О боже. Я вывалился из машины, сжимая голову руками. И обнаружил, что Красавчик не сдох. Нет, нихуя подобного. Живой и даже немного здоровый, он ковылял прочь, прижимая к груди Тору. — Стой! Стой, еб твою мать! Я устремился за ним. Устремился — сильно сказано. Поплелся, скорее. Но получалось у меня лучше, чем у Красавчика. Я хотя бы не налетал на стены. Так что погоня была недолгой. Я ухватил Красавчика за плечо, развернул и двинул в челюсть. Сукин сын закатил глаза и упал. Я выдрал у него из рук книгу и пару раз от души пнул в голову. Красавчик безвольно перекатывался по асфальту, из уха у него шла кровь. Вот же сволочь! Долбануть меня моей же Торой! Вот мудак! Машина стояла поперек тротуара, нелепая, как выбросившийся на берег кит. И, кажется, такая же дохлая. Я подошел к ней и потянул за ногу чувака, разлегшегося на капоте. — Эй. Эй, ты живой? Как ты… Ах ты ж гандон! Тронутый сполз мне под ноги мокрой тряпкой. Голова у него была свернута на плечо, сломанная ключица проткнула кожу и торчала, как перекушенная куриная кость. У колеса валялась сумка. Обычная дорожная сумка из парусины. Такая, с длинным ремнем. Я расстегнул молнию. Внутри были две чистые футболки, семь трусов, куча носков, свитер, рубашка, пара джинсов. И Тора. С одной стороны, это была фальшивка. Я знал это. Никчемная подделка для отвода глаз. С другой, я ведь работал! Я, мать его старался! Кучу усилий приложил, чтобы отбить эту ебучую книжку, пускай она и нахуй никому не уперлась. А нервы? А время? И потом, может, ее кто-то купит? Какой-нибудь коллекционер. Люди вечно коллекционируют всякую хуйню. Может, кто-то собирает фальшивые книги. Я бросил сумку в багажник и повернулся к Красавчику. Очень вовремя. Потому что этот гандон тихонько полз на карачках в сторону проулка. Перевернув пинком Тронутого, я выдернул из ножен мачете и догнал Красавчика. — Да сдохнешь ты или нет? Я размахнулся и рубанул. В фильмах после такого головы у людей отлетают, как кочаны капусты. В жизни совсем не так. Она как-то съехала набок и отвалилась, повиснув на мышцах и толстой белой трубке. Наверное, гортани. Кровь плеснула фонтанчиком, не таким, как у Тарантино, но вполне неслабым. До асфальта хватило. Красавчик постоял на коленях, зашатался и упал. Я наклонился и вытер мачете о его футболку. Я отрубил человеку голову. Охуеть. Ну, почти отрубил. Все равно охуеть. *** На стоянке у «Шервудских разбойников» было пусто. До встречи оставалось немногим больше часа, и я решил вздремнуть. Насыщенная выдалась ночка. Я откинул спинку сидения, поднял подголовник и расслабился. Надо закрыть глаза и ни о чем не думать. Позволить мозгу дрейфовать по течению. Нырнуть в глубину, погрузиться в нее. Ни о чем не думать. Ни о чем… В стекло постучали. Я подскочил, врезавшись темечком в потолок. Чертовы машины! Для хоббитов их делают, что ли?! За окном скалился длинноволосый цыган. В руках он держал револьвер. И это нихуя не выглядело случайностью. — Выходи, разомнешься, — цыган сделал приглашающий жест рукой. Очень, блядь, любезно. Без особого восторга я последовал совету. — Сара? — Очень милая девушка. Где книга? Цыган стоял вполоборота, вроде бы даже и не целился, но ствол неотступно смотрел мне в живот. Остальные собрались вокруг. Толстяк, здоровяк, какой-то придурок. Даун, что ли? И стриженый. Самый поганый из них. Тут и думать не нужно. Самый поганый — именно стриженый. — Какая книга? — удивился я. Конечно, всерьез я на успех не рассчитывал. Но попытаться стоило. — Не гони. Давай книгу. — Ладно. Она в машине. — Скарлет. Стриженый отпихнул меня, сунулся в автомобиль, торопливо обшарил бардачок и заднее сидение. — Есть! — он поднял над головой Тору. — Отлично. Гони ключи. — Мужики, вы издеваетесь? Мне что, пешком идти? — Ключи. — Я же купил у вас машину! — Ты ебанутый? За пять сотен? Ты взял ее в аренду, придурок. И свое ты уже откатал. Давай ключи. Скажи спасибо, что за битую фару не оштрафуем. Я швырнул ключи стриженому под ноги. — Лови. Сумку хоть отдадите? — Какую еще сумку? — Обычную. С трусами. Или чистых трусов мне тоже не положено? Цыган задумался, почесал пальцем переносицу. — Скарлет, глянь. Стриженый открыл багажник, расстегнул сумку. — Трусы и носки! — Ладно, забирай. И проваливай отсюда. Не пытайся искать Сару. Мы тебя найдем быстрее. И тебе не понравится результат. Я достал сумку из багажника. Компания загрузилась в мою машину, за руль сел толстый. Разумное решение. Такому на заднем сиденье делать нечего. — Бывай, неудачник! И железяку свою прихвати! — стриженый швырнул мне из окна мачете и помахал рукой. А я? А что я? Я тоже помахал. Мне не жалко. Конечно, я многого лишился. Машина, оружие, книга. Но ведь и осталось достаточно. У меня был мачете. Было чистое белье. И была Тора. Не подделка, настоящая. Все-таки правильно я ее в сумку убрал. Думал, если камни поотваливаются, хоть по всей машине на карачках искать не придется. Вытряхну из сумки, и все. А оно вон как повернулось. Повезло, что тут скажешь. Я подхватил сумку и зашагал к автобусной остановке. Прохожие косились на меня, но тут же отводили глаза. Полезная все же штука — мачете. Тронутый говорил, что у него есть чек из магазина. Там указано, что мачете — это сельскохозяйственное орудие. Без шуток. Это же нож для рубки тростника. Значит, сельхозорудие. Как тяпка или там лопата. А с тяпками по улицам ходить можно. Вот и с мачете можно. Только чек нужен, чтобы бобби показывать. Надо и себе такой чек достать. Чтобы вопросов не было. Я достал мобильник. На экране высветился циферблат. Двадцать минут девятого. День только начинался. И у меня был длинный список дел.