Голод

Голод. Кажется, это самое отвратительное чувство, которое ты когда-либо испытывал. Он пожирает тебя изнутри, разрывая на куски, разъедая мозг. А желудочный сок плавит твои органы, желая сжечь всё на своем пути. Голод. Голод - это старый враг в немецкой униформе, бьющий тебя наповал, желающий уничтожить, порвать, сломить твою волю к жизни. Голод. Голод – самое страшное, что может с тобой произойти. Ты хватаешься за голову. Падаешь на колени. Тебе кажется, что ты срываешь глотку, а из груди вырываются лишь хриплые стоны отчаяния и боли. Боль – одна из сопровождающих голода, и она мучительна, она - твой враг, она - твой яд. Ты смотришь вперед, но перед глазами темно, мелькает лишь какое-то светлое пятно. Оно – твоя единственная надежда на спасение, оно то, что может утолить твою жажду. Ты цепляешься за него, как за спасательный круг. Тянешь руки вперед, хоть и не видишь их самих. От голода ты плохо видишь, всё плывет, картинка неразборчива и жутко непонятна. Тебя окутывает первобытный страх, забираясь под кожу, проникая в самое сердце, расковыривая его охотничьим ножом для разделки мяса. Тебе снова больно. Где же оно, твоё спасение? Голод усиливается с каждой секундой, и тебе уже становится нечем дышать. И вновь отчаянный крик, пробирающий до глубины души. Кажется, это белое пятно смотрит на тебя. А ещё оно жутко ухмыляется. Среди всего белого особенно выделяются ещё более белоснежные зубы, ты кое-как различаешь широкий оскал. Тебе нужно выиграть время, для себя, для твоего голода, как-то притупить его. Но ты не знаешь, как это сделать. Рука вновь тянется вперед, и в этот раз ты хватаешь свое спасение, видимо, за руку. Тянешь его на себя, и тебе сразу же становится легче. - Хочу… Есть… - шепчешь ты, но в ответ слышишь лишь отрицание, которое выбивает тебя из колеи, полностью, окончательно, бесповоротно. Ты сходишь с ума. Безумие окутывает тебя новой волной. Шок, даже почти истерика. Внезапно откуда-то берутся силы, и ты отталкиваешь от себя спасение, повалив его на лопатки. Сейчас ты можешь разглядеть черты его лица. Твое спасение оказалось безумно красивым: белоснежная кожа, такие же волосы, ровные скулы, правильные черты лица… А очертание его губ… Их хочется съесть, столь аппетитно они выглядят. Невозможно устоять перед таким соблазном. Ты наклоняешься вперед, проводя кончиком языка по нижней губе, и кусаешь её, остервенело, грубо, до крови. Её привкус дурманит голову. Да, это белое пятно действительно стало твоим спасением. Однозначно. Ты сожрешь его до последней крошки. Даже его волосы. Всё, что видишь. Он наверняка окажется просто бесценным экземпляром. Ты спускаешься ниже, а твои рыжие волосы щекотят его шею, а затем и грудь. Кусаешь, снова, только теперь за сосок, и почему-то слышишь хриплый, шумный стон сверху. И тебе нравится этот звук. Определенно. Ты решаешь, что его язык надо будешь сожрать первым, и никак иначе. Такой еде нельзя пропадать попусту. А пока хочется развлечься. Еду надо разогреть, чтобы она стала вкуснее, и бесценная жертва сама отдалась тебе во власть. Сползаешь ниже, так, чтобы коснуться белой полоски грубых волос в паху твоего обеда. Кусаешь, несильно потянув на себя, наслаждаясь моментом. Ты всегда выбираешь различные способы для расправы с очередной жертвой, но всегда заставляешь жертву быть на пике блаженства перед кончиной. В этот раз так же. Чтобы не сопротивлялся. Одно мгновение, и твои пухлые губы касаются головки члена, такого же белоснежного, и слизывают капли прозрачной смазки. В глазах читается радость от победы, а уши ласкает изнеможенный стон. Эта жертва не похожа на другие, почему-то её хочется больше остальных. Сердце бешено стучит, а губы уже скользят по плоти, язык проводит по всей длине, обводит красноватую головку, так сильно выделяющуюся на этом теле, которое блестит от пота. Тебе нравится эта картина, наверняка ты запомнишь его ещё надолго, это твое спасение оказалось очень интересным. Особенно глаза. Черные, словно бездонные, и золотистая радужка. Ты оставишь их на десерт. Ты облизываешь губы, жадно смотря в них, и подносишь палец к синим губам, нахально проникаешь внутрь, смачивая их. Скорее, тебе уже не терпится. Глаза спасителя смотрят на тебя с насмешкой, не боясь, будто чего-то ожидая. И ты думаешь, что это ожидание аукнется. А оно обязательно аукнется. Проникаешь в него одним пальцем, растягивая. Пока что больно делать не хочется, хочется заставить умолять, кричать, но лишь от удовольствия. Тебе уже не страшно. И голод куда-то улетучился, осталось лишь непомерное желание, которое ты вливаешь в свой поцелуй, кусая жертву за язык, ощущая во рту металлический вкус, при этом тут же проникая в него сразу двумя пальцами, слыша жалобный, но в тоже время такой манящий и столь же дурманящий стон. Тебя это заводит, но ты останавливаешься, давая привыкнуть. Хотя, кажется, спасителю самому не терпится. Он толкается тебе навстречу, навстречу твоим пальцам, сжимая их в себе. Он сам напрашивается. Ты резко скидываешь с себя полотенце, даже не задумавшись, почему ты лишь в нем, и запрокидываешь его ногу, прижимая её почти к груди парня. И входишь, почти сразу же наполовину, ловя губами томный, болезненный крик с его уст. Не давая привыкнуть, вновь движешься, всё глубже и глубже, пока не входишь в него по самое основание, а в его глазах всё та же насмешка. Тебе нравится этот тип. Такая еда попадается редко, можно даже сказать, что у тебя такое впервые. - Двигайся, - его губы растягиваются в ошеломительной улыбке, но ты не даешь ему улыбнуться ещё шире, боясь, что он может их порвать, и вся красота сойдет на нет, и они потеряют свой аппетитный вид. Ты подчиняешься, делая ещё один толчок. А затем ещё и ещё, пока не задеваешь простату, а он не выгибается дугой, обхватив стенками твой член, заставляя, возможно впервые в жизни, позволить себе застонать. Хотя, скорее всхлипнуть. Ты отмечаешь про себя то, насколько он узкий и насколько горячий. Это просто Божественно. Невозможно. Снова тяжело дышать, а возбуждение становится просто болезненным. Ты кусаешь его за плечо, наращивая темп, сводя с ума вас обоих, до помутнения разума. Он кричит, срывая горло. А ты рычишь, как дикий зверь, вжимая его в пол. Это не секс, это безумие, коконом оплетающее вас обоих. С приглушенным криком он кончает, забрызгивая и тебя и себя белой вязкой спермой, а ты кончаешь вслед за ним, чувствуя, что прокусил плечо, и кусок мяса остался у тебя во рту. Ты чертыхаешься про себя. Ведь первым должен быть язык. Не велика потеря, но немного обидно. Его слезы выглядят неестественно. Но тебе плевать, они ведь настоящие, живые… Пока что… Слезаешь с него, даже не удосужившись вытереть никого из вас, и садишься напротив, потянув его на себя. Он морщится от боли, но тебе плевать. Удовольствие закончено, теперь трапеза. Касаешься его руки, подносишь запястье к губам, вгрызаясь в идеальную кисть. Кровь течет по твоим губам, а ты отмечаешь про себя, что был прав. Его вкус и правда восхитителен. Кусочек за кусочком, до костей. Вот он уже без руки. А ты сыт и доволен. Он резко хватает тебя второй рукой за волосы, и… - Ичиго, твою мать, ты что творишь? – он смотрит на тебя непонимающе. Ты весь мокрый, потный, а его рука у тебя во рту. – Больше не будем смотреть «Молчание ягнят»… - усмехается он, повалив тебя, прижав к кровати. А ты вновь ощущаешь это странное чувство голода…