О вкусах не спорят

Пирушка была в разгаре. Тренькала раздолбанная лютня, стучали о столы кубки. И гремели песни. Гремели. Песни. Один баран. Два барана. Три барана. ...У меня была подружка. С сиськами и не дурнушка... Грифид перевернулся на другой бок. Теперь он лежал лицом к окну. Лунный свет, пробиваясь через сомкнутые веки, окрашивал тьму в серый. Один. Баран. Два. Барана. Три. Барана. ...Затащил на сеновал И всю ночь исповедал!.. Снизу грянул хохот. — Су-у-у-у-ки! — простонал Грифид и с размаху прихлопнул голову подушкой. В нос ударила пыль, в ухе зазвенело. Чем бы трактирщик ни набивал подушки, это точно было не перо. Может, песок. Или, скажем, речная галька. Что-то округлое и каменно-твердое в рыхлой массе определенно ощущалось. Один. Блядь. Баран. Два. Блядь. Барана. Три. Блядь. Барана. А парнишка — не дурак, Скоренько ее запряг... Грифид сел в постели, сжимая пульсирующие болью виски. Над ухом зудел комар, его тонкий писк сверлом ввинчивался в мозг. Внизу плескалось веселье, и трактир раскачивался в такт. Грифид ухватил стул и шархнул им о пол. Лютня затихла. — Заткнитесь нахер, мать вашу! Или я, блядь, спущусь! — Иди в жопу, зануда! — нестройно отозвались снизу. Опять задребезжала лютня. Кто-то пытался взять на ней баррэ — и мазал. Снова. И снова. И снова. ...Время даром не теряй, Ты ей юбку задирай!.. Грифид глубоко вздохнул. Надел рубашку. Взял меч. И вышел из комнаты. *** Трактирщик со вспоротым животом лежал поперек двери, и обойти его было нельзя. Галнар и не пытался. Просто перешагнул. Расползшееся по полу содержимое кишечника смешалось с медовухой, отчего обрело просто невероятную текучесть и липучесть. Галнар брезгливо поморщился и осмотрел ботинок. Выбрав труп почище, он старательно оттер подошву. — Что это за дерьмо? Какого хера? Грифид взял ближайший кубок, залпом допил вино и вытер рот. — Достали. — Что? Достали? Ты вырезал всю чертову корчму, потому что они тебя достали? — Галнар поднял с лавки чью-то руку. Покрутил ее перед собой, ухватив за указательный палец, и швырнул в сторону. — Охуеть ты впечатлительный. — Да. Я впечатлительный. Да. Эти суки пели! Всю ночь! Пели! Ебаные барды! Я просил их заткнуться! По-хорошему! Я предупреждал! Лютня! Ты слышал их лютню? От нее же зубы крошатся. Да пусть мне лучше в уши гвозди забьют, чем эта лютня. Ля-минор! Всю ночь! Всю ночь — ебучий ля-минор. Брень. Брень! Брень, блядь! Без остановки! Три аккорда. Этот мудак знал три аккорда! — Грифид ухватил с пола голову и потряс ею в воздухе. — И в два из трех не попадал! Талесин херов! Голова описала дугу и глухо бухнула в стену. — Я их нормально просил. И знаешь, что эти обмудки мне сказал? Что я не разбираюсь в музыке! О вкусах, блядь, не спорят! И знаешь что? Они меня убедили. Я не стал спорить. Не стал! Нахуя спорить, если можно выпустить кишки? Пять минут дела — и все! И тишина! Ни одна гнида рот не разевает. Лежат, суки, тихие и смирные! Лютня еще эта... Где лютня? Где эта дрянь? Грифид сунулся под стол, пачкая колени в крови, и выволок лютню. Ухватил ее за гриф и саданул о пол. Дерево хрустнуло, струны пронзительно взвыли. — Вот! Вот вам ваше баррэ! Суки! Галнар задумчиво поскреб лысый череп. — Ну ты прям это... Ты прям как Грендель. — Грендель-шмендель. Увижу еще какого-то барда — в жопу лютню засуну. Сил моих нет. Заебали музыканты.