"Я Господь, Бог твой... да не будет у тебя других богов пред лицем Моим." (Библия, 1-я заповедь)
В доме непроходимая густая тишина. В спальне — накрытое расшитым покрывалом тело. Ночь. Никто не спит. Чимин врывается в комнату, когда Юнги уже одет, и, ничего не понимая, бегает глазами по спальне. — Ты… — зрачок испуганно замирает на спокойном покрывальном свертке, где, Чимин уже знает, остывающее тело его любовника, главы дома и единственного, кто в этом доме был выше Богов. — Куда ты полез, Юнги… — шепчет блондин, едва ли не падая на колени, — что ты сделал… — руки и губы начинают мелко дрожать — дыхание выпадает из ритма. Мин спокойно наблюдает за ним. — Что ты наделал, Юнги?! — Срывается криком, он дёргается в сторону мёртвого Чона, но брюнет мгновенно вскидывает руку с пистолетом перед собой, заставляя омегу шокированно замереть. — Назад, Чимин, — рычит брюнет, — Богом клянусь, я вышибу тебе мозги, если приблизишься ещё хотя бы на миллиметр, — он медленно подходит к Чиму, пока тот шаг за шагом, спиной вперёд — прочь. — Ты уже убил того, кем только что клялся, — качая головой, изумленно шепчет Пак, — как ты… — Отныне я — глава дома Чон, — рычанием убеждает Мин по щелчку пальцев, — и ни одна крыса мне не помешает, — пистолет упирается в быстро вздымающуюся грудину чужого любовника. — Пошёл прочь, если шкурка дорога. — Ты просто чудовище… — в глазах Чимина — настоящие слезы. — Он… л-любил тебя… Юнги. — Не заставляй меня, Пак, — брюнет снимает предохранитель. И только теперь омега, разбитый и утопленный в чужой воображаемой крови, отступает, а перед его носом захлопывается входная в спальню дверь, защелкивается на ключ, пока Юнги быстро, почти бегом — к лестнице, даже не замечая тёмную фигуру в коридоре по левую сторону от него. Фигура улыбается мерзко. Орехово-каштановые волосы блестят в темноте. — Да, Тэхен, что-то случилось? — голос Намджуна спокойно звучит в динамике телефона, приложенного к уху Тэхена. — Он сделал это, хен, — мурлычет Ви, улыбаясь, — теперь он — главная карта. — До поры, до времени, Тэ, — голос усмехается в трубке, — не упускай его из виду, малыш, ты просто потрясающий в деле. Шатен тихо смеётся. — Чего не сделаешь ради родни. — Я бы тебя боялся, не будь ты моим племянником, — усмехается Джун, — подъеду через час, а ты пока наблюдай за ребёнком. — Разумеется… Сбросив вызов, Тэхен тихо спускается вниз, вслушиваясь в тишину и чужие шаги. Должно быть Юнги втолковывает охране новые правила. Должно быть, Юнги уже вызвал скорую для констатации смерти. — Ты молодец… — урчит Тэ-Тэ, осторожно подходя к брюнету со спины, — теперь ты — новый наследник Дома. Юнги с пистолетом в руке и широко расправленными плечами стоит прямо перед ним. Наблюдает за младшим. — Ты больше никто в этом доме, — бесцветный голос, но — холодная сталь горячего огнестрела в руке. — Почётный гость, который немного поиграл с тобой? — Предполагает Тэхен, — Очевидно… — Закрой рот, — шипит Юнги, — закрой свой чёртов рот, маленький лжец. — Но тебе же понравилась эта ложь, правда? — заискивающе улыбается Тэ, облизывает губы и — чувствует неуловимое колыхание воздуха в гостиной, прямо за спиной. — Тэхен со мной, Юнги, — голос Намджуна, сильный и властный, разносится по комнате. — А я помогу тебе подняться на вершину. Мин усмехается. Едко. Гадко. — Заговор? — Клану нужна была свежая кровь — Чонгук слишком увлёкся внутренней политикой. — Не тебе говорить об увлечениях, когда твой глава, которому ты клялся мёртв, — Юн сжимает зубы. — Твоя верность — вопрос твоих пресловутых интересов, Намджун. — Моя верность — вопрос возможностей во внешней политике клана. — Вот как, — брюнет усмехается. — Хочется свободы? — но Джун его осекает. — Процветания, — хмыкает он. — Я не ценю старых связей, как это делал Чонгук, — качает головой Юнги, — и, если ты оступишься — пощады не будет. — Джун только улыбается стоя плечом к плечу с Тэхеном. — В совещательном собрались все доверенные, — произносит Юнги и кидает на молодых мужчин быстрый взгляд, — составите мне компанию? «… даже несмотря на то, что ты не кровный наследник Дома, к тому же, омега, я думаю, тебе удастся совершить переворот в системе правления мафии Южной Кореи…» Где-то в своей комнате рыдает Чимин. Где-то в соседней проводится осведетельствование чужой Костлявой. Где-то голос Намджуна громко и уверенно объявляет Юнги — новой главой клана. «… ты можешь смеяться, но я действительно хочу, чтобы ты был счастлив — со мной или без меня, потому что ты заслужил этого…» Где-то резко и быстро Юнги срывается в туалет с фонтанной рвотой. Где-то долго и монотонно мучается от удушающей тошноты в горле. Где-то навзрыд ревёт Чимин и улыбается — Ким Тэхен. Где-то на кафельном полу ванной Юнги держит в руках двухполосчатый тест. Закрывает глаза. Смеётся. — Будь ты проклят, Чонгук… — шепчет в ладонь, которой закрывает то рот, то глаза, — два ебанных месяца… — смеётся тихо и истерически, впадая в настоящую панику, — будь ты проклят… «… я люблю тебя, Мин Юнги. Навечно твой, Чон Чонгук.»***
(bob dylan — knocking on heaven’s door) В доме непроходимая густая тишина. В спальне — одиноко сидящий в дорогом костюме Юнги. Трясутся руки, но — надо собрать себя. — Соберись, черт… — он хватается пальцами за волосы, тянет у самых корней и глубоко дышит носом, приводя себя в чувства. Буквально вчера все было совсем по-другому, и теперь, и сейчас он отказывается верить в то, что власть обходится ему столь дорого. Тошнота не умолкает ни на секунду — может, это потому что он собирается выблевать все прогнившее нутро? Или потому что они с Чонгуком однажды так случайно, но феерически проебались? — Помоги мне Бог… — тихо шепчет брюнет, поправляя бабочку под воротничком рубашки. — Хотя бы ты помоги, — в Юнги осталось совсем не так много веры. В гостиной его уже ждут. Сплошное месиво брендовой угольно-черной одежды. И каждый — в себе. Для каждого это что-то значило. — Ты в порядке? — Забота Тэхена кажется излизанно-ложной — Юнги проходит мимо и стоически громко молчит. Все внимание приковано к чертовой «коробке» из красного дерева. К коробке, внутри которой — идеальный Чонгук в красивом костюме с безмятежным лицом. «Черт, хорошо же загримировали…», — Юнги панически усмехается, сжимая руки в карманах, чтобы никому не показать ни малейшей слабости собственных сил, — «даже дыры между глаз почти не видно», — и отворачивается поспешно, кивая всем собравшимся. Еще раз он на него уже не взглянет — его опять стошнит. Непонятной массой из воды и желчи, своими же слезами. Но жизнь никогда не была так легка, чтобы простить грехи за пару слезинок и угрызения совести. За одну душу заступает другая. И Мин уверен, что это действительно так. Хоронят рядом с могилой отца, одного и второго, возле маленькой католической церкви, которая стала кусочком родной Италии для того, кого Чонгук любил больше всего на свете, хоть и совершенно не так, как любил Юнги. Пока Намджун читает прощальную речь, все молчат, смотря на опускаемый в яму гроб. Юнги облизывает сохнущие губы и качается под каждым порывом легкого ветра. Солнце целует его в самые щеки: украшает скулы маленькими солнечными зайчиками, листва деревьев, растущих поодаль, создает иллюзию самобытного одиночества. Мин вздрагивает и прижимает ладонь ко рту, борясь с очередным приступом подступающей рвоты. На плечо ложится тонкая ладонь Пак Чимина. Пак ненавидит его. Всей душой ненавидит. Но даже его сейчас может, хоть и только отчасти, понять. И несмотря на то, что Пак никогда не каялся за грехи перед лицом Бога, умело трахался с земным его воплощением, выжимая из такой жизни каждый поощрительный нолик на пластиковой банковской карте. Любил ли он Чонгука? Тот был, несомненно, хорош — обворожителен в своей стойкости, но — Чим любил любить его в совершенно другом варианте. «Потому что за порно платят, а за преданные глаза какого-то там любовника — нет. Я же не Юнги, который как-то умудрился обдурить Его, я куда более просто и планомерно достигал этой цели», — скажет он спросившему Ким Намджуну через несколько дней. «Меня совершенно не смущает жизнь бляди — это даже красиво. Далеко не всем «мамкам» с детишками альфы купят порше после одной ночи», — он засмеется после вопроса Намджуна о том, так ли он хорош на самом деле, пока в глазах будет мерцать, а в голове — стремительно рождаться новая идея. «Ты спрашиваешь так, будто всегда мечтал урвать кусок у своего друга, практически — брата…», — заметит он, покачивая бокалом с мартини, пока чужие пальцы невзначай поползут по его бедру в кожаных брюках, — «… и, видимо, одного дома Чонов тебе уже мало?». Разумеется, Пак догнал, кто был главным претендентом на место победителя — он не вчера родился и уже очень давно попал в систему мафиозных семей, чтобы наизусть изучить каждую неосторожную фразу. Он четко знал, с кем в следующий раз отправится в свою комнату. Потому что каждому нужно как-то выживать. Юнги остается стоять на могиле, когда гробовщики начинают закапывать упакованное в дорогую обертку, но пустое в душевном смысле тело, остается даже тогда, когда все уходят, оставив его наедине со свежей землей и свежими — ранами. Он смотрит на церковь, не двигаясь с места. Подходит к дверям, но не раскрывает их, чтобы зайти. Тяжело дышит, удаляясь бегом от того места, куда больше никогда не придет. Залетает в уборную и складывается пополам над унитазом в отвратительном новом приступе тошноты, который почти в прямом смысле выворачивает его вместе с душой и желудком — наружу. Очевидно, все еще хуже, чем он ожидал. А дальше на трясущихся ногах обратно — к своей, теперь уже только к своей, комнате, чтобы внутри нее, на прикроватной тумбе, найти записку знакомого почерка, которую забыл развернуть накануне — вчера. «Всегда следуй по направлению Солнца. Высшие силы никогда не оставят тебя в одиночестве. Боги любят тебя. Навечно твой, Чон Чонгук.» (bts — butterfly (prologue mix)) E P I L O G U E 1 И наконец закулисье рухнуло, освобождая простор для осознания и придумывания разных вещей. Занавес падает ниц, выставляя наружу все гниющие принципы и надежды, которые каждый прятал в своем уродливом, забитом до отказа, шкафу. И только одна единственная бабочка с голубыми, а не красными, крыльями взмывает вверх, отражаясь в рассветном, утреннем солнце. Мне было также приятно и больно, как и вам. Мне так же хотелось орать (и я орал), когда картина начала открываться. Для меня это тоже опыт и тоже — открытие. Нет, не переживайте ни за ребят, ни за меня. Я не поехал кукухой и не собираюсь оставлять вас одних — вы слишком важны для меня. Подсказки раскиданы тут и там — вчитайтесь в предыдущие главы, в пролог-диалоги каждой части, в цитаты из Библии и попытайтесь составить картину и подумать, где же я вас обдурил? Приоткрывая маленькую тайну, скажу, что очень многое кроется и в записке, которая была написана Чонгуком в аэропорту на пути домой (нет, он положил ее на прикроватную тумбу еще вечером того дня, когда они с Юнги были вместе, хронология сохранена). Думайте и радуйте меня комментариями, благодаря которым я вижу, что вам интересно и вы, как и я полны идей и желания узнать, что же случится дальше. Почему я тоже полон желания? Потому что (вдаюсь в структуру моей работы) четкого плана самой работы у меня как не было, так и нет. Идею этого фанфика я придумал за пятнадцать минут, когда (прастете) пошел выкидывать мусор и включил в наушниках песню ruelle–madness, о которой узнал от моего близкого друга-котика Хакмана. Так и понеслось. Вторая часть, которую мне только предстоит написать, а вам — прочитать, была придумана несколько позже (часов через пятнадцать). И я пообещал Хакману успеть написать хотя бы первую к его дню рождения (соре, чувак, немного не успел), но хочу поблагодарить за песню, которая стала основополагающей моего мыслительного в эту сторону процесса. Отдельные «спасибо» и «люблю» всем тем, кто читает, комментирует, лайкает и радует меня своим присутствием — помните, что вы очень важны для меня и мотивируете работать!!! Yeah. И повторюсь еще раз, наличие эпилога еще не означает, что я закончил писать *уже обмолвился о второй части*, так что никуда не уходите и ждите новых свершений совсем скоро. Не гарантирую, что главы будут выходить быстро, потому что университет не оставляет мне права выбора, но обещаю, что будут. И я постараюсь не тупить! <3 В общем, я всех люблю, вы меня (надеюсь) — тоже, поэтому руки в ноги, сопли в руки и пошли комментить, лайкать, плакать от счастья и ждать начала второй части, которая точно не разочарует вас! Обещаю нового перса, новых пейрингов и охуительного замеса (по крайней мере, мне он кажется охуительным, чо))0)0)000)) С любовью, навечно ваш APerfectIllusion. Ы.