Прекрасная и непокоренная

      Стук невысоких каблуков капитанских туфель звонко разносился по всему поместью. Он вошел в него, не встретив никакого сопротивления, хотя в любой другой день Харуно — хозяин этих земель, — не подпустил бы заносчивого мальчишку и на пушечный выстрел. Однако случай сегодня особенный, неприятно особенный.       Парень быстро шагал вверх по мраморной широкой лестнице, вспоминая недавно минувший бал. Подумать только, ведь всего каких-то пару недель назад они все были безмерно счастливы и уже начинали готовиться к скорой свадьбе единственной дочери отставного генерала Харуно Кизаши — прелестной восемнадцатилетней Сакуры. До конца своих дней он запомнит летящий образ струящегося шелка, из которого было пошито платье девушки, а когда оная спускалась по этим ступенькам, он невольно сравнил её с «Викторией» — короблем, находящимся под его личным командованием и побывавшим ни в одном десятке боёв. Молодой капитан тогда и не мог помыслить, что её победа обернётся его поражением.       Поднявшись на нужный этаж, юноша двинулся в сторону покоев своей подруги, где у светлых дубовых дверей по обе стороны стояли два высоких, выше него самого, и широкоплечих стражника. Завидев приближающуюся к ним фигуру в парадном темно-синем кителе на белой подкладке, украшенном золотыми наплечниками и несколькими звездами, бравые ребята спешно отдали честь и пропустили капитана внутрь.       Спиной к нему за туалетным столиком сидела хрупкая молодая девушка. На её худые плечи кудрями спадали длинные волосы. Как-то Сакура рассказывала, что их необычный цвет, как впрочем и она сама, — результат смешения крови. Рассвет холодного дня у корней плавно переходил в спелую пшеницу на самых кончиках, а когда солнечные лучи ласково касались её макушки, то преломлялись, заставляя локоны переливаться мягкими нежно-розовыми бликами. Сакура, конечно же, заметила незваного гостя и, мягко улыбнувшись, положила кисть с тушью на специальную подставку, а после подняла насыщено-изумрудный взгляд на отражение капитана в зеркале. — Они так и стоят там, да? — раздраженно выдохнула красавица и потянулась за расческой, — Будто бы я сбегу, — добавила она в сердцах. — Оставьте нас! — раздался приказной тон, от которого, казалось, содрогнулись даже стены. — Но, капитан, — отозвалась стража, — А как же приказ? — Вы считаете, что я не в состоянии совладать с женщиной?! — на такое заявление девушка что-то пробурчала себе поднос. Но результат оно всё-таки заимело. — Теперь не стоят, — более мягко обратился он к ней, подходя ближе, и накрыл подрагивающие холодные плечи своими мозолистыми ладонями. — Оставь, — она хотела бы скинуть кисти его рук, которые давили на спину тяжелыми якорями, но не смогла, не посмела в последний раз отказать себе в удовольствии ощутить человеческое тепло, — Обещай беречь Хинату, она станет тебе хорошей женой, Наруто. — Сакура, — он сжал пальцы неосознанно, оставляя на чистой сметанной коже красные отметины, — Ты жестока, — в следующую секунду он развернул её к себе лицом и упал рядом на колени, — Прошу тебя, давай сбежим, — Узумаки лихорадочно до хруста пальцев сжимал её маленькие кукольные ладошки, — Ведь я люблю тебя! — Тш, — Харуно выдернула свою руку ненавязчиво, почти невесомо опустила её на блондинистые всегда непослушные волосы друга и принялась успокаивающе перебирать их, пропуская между пальцами, — Это мой долг, — её полный решимости взгляд встретился с пониманием, отражающимся в голубой небесной лазури очей Наруто, — Окажите мне честь, капитан Узумаки, проводите меня в последний путь. — Как Вам будет угодно, леди Харуно, — опустив взгляд, юноша поднялся с колен, а Сакура, будто бы ничего не случилось, вернулась к прерванному занятию — сегодня она должна быть на высоте. — Я буду готова к полудню, как и было оговорено, — ответом ей была с силой захлопнувшаяся дверь.       Дрожащими руками она занесла над головой расческу, забрала в низкий пучок гладко зачесанные назад волосы, предварительно сделав косой пробор как у её покойной матушки на давно выцветшем портрете, и воткнула в него броский кумачовый цветок. Сакура и на люди сегодня выйдет в старом мамином платье с облегающим по фигуре верхом, пышной многослойной юбкой снизу и такими же объемными длинными рукавами с воланами. Черный цвет наряда выбран не зря, хотя будь её воля, она бы одела что-нибудь менее траурное, но отец настоял, а Харуно не смогла возразить, столько боли было в его глазах. Каких-то пять лет назад он потерял жену, а теперь настала очередь дочери.       Сакура, вопреки всем стандартам английской моды, нарисовала черные стрелки на глазах и воспользовалась кричащей красной помадой. Пожалуй, единственный недочет в её образе — испачканные чернилами кончики пальцев. Она написала письма им всем: отцу, жениху, Наруто и Хинате, — и теперь только надеялась, что конверты, оставленные на столике, найдут своих адресатов. Появление Сакуры на людях вызвало волну негодования. Она ворвалась на главную городскую площадь подобно урагану. Наруто, как и обещал, вел её под руку. Как она, предавшая родину, ещё смеет так открыто насмехаться над вековыми традициями и обычаями? Девушка не удостоила своим вниманием ни один недовольный выкрик. Напротив, гордо подняв голову, она шла вперед, бодро отстукивая каждый шаг закрытыми туфлями на невысоком каблуке, уверенная в одном — она не посрамит гордое имя отца снова.       Она поднималась на эшафот размеренно, глазами выискивая родные лица: вот отец, опустивший взгляд в пол, но Харуно благодарна, что он вообще пришел, а рядом с ним Саске — её жених, — в отличии от отца смотрит прямо, но разочарованно. Сакура понимает — заслужила. Наруто сейчас стоит где-то позади, и она молит Всевышнего, чтобы он в порыве чувств не наделал глупостей.       Мысленно она считает ступеньки: раз — опозоренное имя Харуно, два — преданный лучший друг, которому наверняка сделают выговор на службе, три — обманутые чувства её жениха, четыре — пощечина от отца, вторая за всю недолгую жизнь, пять — спасенные ею люди, шесть — отцы, что смогли вернуться к своим семьям, семь — непокоренный юг, — и умиротворенная улыбка расцветает на бледном осунувшемся лице.       Уверенно и смело она подходит к палачу, лицо которого скрывает безобразная черная маска, и опускается рядом с ним на колени, молитвенно скрепляя руки. Глашатай зачитывает обвинение, но она пропускает всю его речь мимо ушей, взглядом ища черные омуты родных глаз. И находит. Учиха смотрит холодно, но не безразлично, что она точно бы не пережила. Харуно понимает, что брюнет её не простит и после смерти, но тут в голову пробирается мысль о её горячо любимой матушке. Простила бы она? Поддержала? И с теплотой в сердце самой себе Сакура отвечает «да», а потом снова вглядывается в темную бездну глаз, навсегда поглотивших её сердце. Саске стойко выносит её пронизывающий взгляд, заставляющий его кровь бешено скакать по сосудам. Ему все сложнее становится поддерживать эту напускную холодность. И парень почти ломается, когда её алые губы в беззвучном шепоте произносят три заветных слова «я тебя люблю». Учиха может остановить казнь в любую минуту, но чертова гордость не позволяет ему это сделать. Девчонка ни капли не раскаивается в содеянном, не просит, не умоляет, напротив, считает, что этим она смоет позор с имени своей семьи, но не со своего имени. Сакуре всего-то нужно так же беззвучно молить «спаси», и он кинется на выручку. Но слишком сильна в ней необузданная, непокорная кровь. Она — опасный плод испанского юга. Неприступная и гордая. Страстная и горячая. Его любимая прекрасная андалузка. А между тем обвинительная речь закончилась, и мужчина, зачитывав приговор, замолчал. — Признаю, — громко заявила девушка. Голос был ровен и четок как никогда прежде, а потом она воскликнула, — a la gloria de Espana*! На её лицо пала тень. Рука палача занесла над её головой топор…