О леопардах

— Леопарды охуенные, — вдруг произнёс Томми. Никки показалось, что он ослышался. Они развалились на диване в доме Сикса, длинные худые ноги Томми покоились на его коленях. Напротив мигал экран телевизора, но они оба были слишком пьяны, чтобы следить за болтовнёй из ящика. И последним, что ожидал услышать Никки в таком состоянии, было откровение барабанщика о любви к леопардам. Леопарды, блять. Серьёзно? Кто вообще после двух бутылок "Джека" мог думать о леопардах? — Чувак, ты меня слышишь?.. — Томми приподнялся на локте и, протянув руку с зажатой в ней бутылкой, ткнул Никки под рёбра. — Леопарды охуенные, говорю. Просто согласись. Томми Ли. Блядский Томми Ли — вот кто с заполненным виски желудком был способен думать о грёбаных леопардах, да ещё и требовать согласиться со своими сомнительными утверждениями. А Никки Сикс терпеть не мог, когда от него что-то требовали. Любое требование рождало в нём противодействие. Будучи трезвым, он, вероятно, мог бы контролировать это. Вот только Никки не помнил, когда он был трезвым в последний раз. Не исключено, что в прошлой жизни. "Боюсь, не могу с вами согласиться. Не соблаговолите ли привести аргументы в пользу вашей точки зрения?" — С хера ли? — благослови Господь того, кто придумал мат. Лучший способ выразить тончайшие оттенки эмоций, когда мозг работает лишь на четверть, а язык отказывается с ним синхронизироваться. — Назови хоть одну ебаную причину. Томми выпучил глаза. По всей видимости, такого поворота он предвидеть не мог. Никки заржал: настолько ошеломлённым был его вид. Он словно не допускал ни единой возможности, что кто-то может думать иначе. А чёртов Никки Сикс только что сломал к хуям всю систему. Просто потому, что он был Никки Сиксом. Однако они явно стоили друг друга. Если вторым именем Никки было "сопротивление", то Томми вполне мог откликаться на "никогда не сдамся и доебу кого угодно". И плевать, что это было бы слишком длинно. — Чува-а-а-ак... — протянул Томми и дёрнул ногами, чтобы принять сидячее положение. Ощущение тёплой тяжести пропало с бёдер Никки. — Леопарды охуенные, и это не обсуждается. Начнём с того, что они, мать их, большие. Огромные твари. В пьяном сознании Томми Ли это было самым что ни на есть весомым аргументом. А в той же степени пьяное сознание Никки подсказывало, что для победы в споре необходимо быть оригинальным. — Херня. Я вот тоже большой. И что? Встречный вопрос — "какого хрена?" — читался в долгом взгляде Томми. Он будто начинал подозревать, что ответ Никки слабо соответствовал приведённому им доводу. Но сообразить, где порвалась связь, оказалась непосильно сложной задачей. А сдаваться было нельзя. Речь шла о чести Томаса Ли Басса и всех леопардов в этом грёбаном мире. — Они могут кусаться. — И снова херня. Я тоже могу, — в подтверждение своих слов Никки осклабился, демонстрируя зубы. — Хочешь проверить? Последнее было излишним: в недавнем туре они оба, а также Винс и Мик проверяли это не раз и не два, взяв за моду кусать друг друга от нечего делать. В подавляющем большинстве случаев это было неебически больно. Едва ли что-то могло измениться. Аргументация рушилась прямо на глазах и теряла минимальные шансы стать стройной и обоснованной. Честь всех леопардов мира трещала по швам, столкнувшись с нелогичным упрямством, насквозь пропитанным виски. — Чёрт возьми, чувак! — Томми в растерянности взъерошил спутанные волосы. — Ты только представь, как ты приезжаешь домой из тура, а этот здоровенный пятнистый кошак кладёт свои лапы тебе на плечи, а потом облизывает с головы до ног... — Да мать твою, всё это херня! Я тоже... — Никки внезапно осёкся. Где-то здесь был подвох. Принципиальный спор — из-за ебучих леопардов, какого хуя вообще? — стремительно скатывался во что-то непонятное. Томми сначала не понял. А когда понял — так же резко, как и завёл разговор об этих тварях, — его губы мигом расползлись в чертовски хитрой ухмылке. — Ну? Договаривай давай, — он повернулся к Никки и, устроив локоть на спинке дивана, подпёр кулаком щёку. Весь его вид выражал искреннюю заинтересованность. — Что ты там "я тоже"?.. — Отъебись, — коротко припечатал Никки. Отобрав у Томми бутылку "Джека", на дне которой плескалось виски ещё на десяток глотков, он приложился к горлышку. — Эээ, чувак, так не пойдёт, — пружины дивана скрипнули, и спустя секунду Томми дышал на ухо Никки — шумно и жарко. "Как блядский-мать-его-леопард". Никки понятия не имел, как дышат леопарды, и, если уж на то пошло, совершенно не горел желанием узнавать это. Вливая в себя остатки алкоголя, он запрокинул голову, а потому следующие слова Томми обожгли скулу: — Либо ты договариваешь, либо... либо признай, что леопарды охуенные. Разве это так сложно? Никки чувствовал, как кончик носа Томми легко-легко касался его щеки. На несколько мгновений он словно завис — откинувшись головой на край спинки дивана и обхватив губами горлышко уже пустой бутылки "Джека". Было... хорошо. Особенно от мягких, точечных прикосновений к щеке. "Ну и странная хуйня". — Видишь эту бутылку? — отлепившись от стеклянного горлышка, Никки зачем-то провёл языком по его ободку. Зачем — он едва ли смог бы сказать, даже под дулом пистолета. Искоса глянув на Томми, он заметил, что тот неотрывно следит за его движениями. — Так вот... Если ты произнесёшь ещё хоть одно слово об этих долбаных леопардах, я засуну эту бутылку прямо в твою тощую задницу. Понял, Ти-бон? Томми посмотрел на бутылку так, словно видел её впервые. Очевидно, оценивать тару из-под алкоголя на предмет возможного ущерба для собственной задницы ему никогда не приходилось. А после он рассмеялся. Пьяно и солнечно, как мог смеяться только Томми Ли — уткнувшись лицом в шею, обнимая за плечи и чуть сжимая их своими беспокойными пальцами. Леопарды были забыты. По крайней мере, на время. Потому что Никки, смеясь в унисон со своим названным близнецом, твёрдо решил найти в забитом шмотками шкафу что-нибудь леопардовое — если удастся вспомнить об этом разговоре, разумеется. Своим поведением Никки Сикс мог доебать кого угодно — хоть Бога, хоть дьявола. Просто потому, что он был Никки Сиксом. Но доёбывать Томми Ли было на порядок интереснее.