Впусти дух погреться

Погружаясь в себя всё глубже и глубже, мы часто заплываем за буйки дозволенного, и то, что хранят в себе пределы нашего сознания — будоражит нас. Пересеча границу однажды, забыть о таком шаге мы уже не в силах. Нас притягивает тот мир, где мы свободно живём, а не существуем, где мы — граждане страны, которую сами создали. Часто ли мы задумываемся о том, верны ли наши суждения о тех людях, которых в народе привыкли называть «сумасшедшими»? Они такие же, как и мы с вами, только восприятие их отличается от привычного человеку. Идя против толпы будь готов к тому, что тебя будут считать одним из них. Для всех людей был придуман один единственный сценарий: родиться, прожить не очень интересную жизнь, дать пользу другим, расплодиться, а потом и умереть себе. Нельзя вступать в половую связь с теми, кто младше тебя или старше, кто такого же пола, нельзя отклоняться от канона, или окажешься там же, где и все тебе подобные. Людям главное, чтобы от тебя была польза, а не то, что тебе нравится. Вспомните хотя бы типичные разговоры с родителями, которые доказывают Вам, что юрист/доктор/адвокат — это то, к чему нужно стремится. Их не волнуют Ваши интересы, потому что это — не приносит пользы, как они считают. Быть художником — это не профессия. Танцы? Не смеши. Хочешь играть на гитаре? Хоти дальше. Из-за того, что мы часто боимся идти против, мы становимся несчастливы. Никогда не забывайте о том, что жизнь дана нам лишь раз, и мы сами решаем, как её проживать. Из-за стен, которые Вы строите или Вам помогают их строить, вы понимаете, что прожили жизнь зря, так ничего и не добившись. Конечно, быть юристом просто здорово, но если к этому не лежит Ваша душа, не стоит даже пробовать. Дело не будет приносить пользы тому, кто занимается им, а соответственно, и удовольствия. У России взгляды на жизнь значительно отличались от других стран, за что тот получил не самые приятные, а порой даже и очень обидные клички. Сам он был довольно находчивым и резвым, самостоятельно обучая себя как и что нужно делать, и на жизнь никогда не жаловался, хотя и жил не так уж и сказочно. — «Если я, как и все буду грустить и пытаться исправить то, что исправить уже нельзя, то какой во мне смысл? К некоторым ситуациям лучше привыкнуть, ведь не всё же можно изменить. Вы же не пытаетесь изменить погоду, а просто соответствуете ей, одеваясь так, как того пожелает природа,» — горе-философ и оптимист. Сколько уже его просили снять эти розовые очки и смотреть на мир «трезвым» взглядом, но тщетно. Он настойчив и привык придерживаться своему мнению. Сам он, как страна, не против никакой субкультуры, веры, нации и всего прочего. Он "за" мир и любовь во всем мире, вот только ему право голоса никто не давал. Он — это просто символ, а всё решает народ. Это как посадить на трон юного императора, за которого всё будут решать посторонние люди. Своим местом в жизни он доволен не был, но решил так же просто смириться и жить дальше, а люди…Ну, пусть делают так, как считают нужным. Мм, как приятно пахнет дождь. Вам нравится этот мокрый аромат свежей сырости? Он прекрасен. Хочется дышать полной грудью, дышать глубоко, до такой степени, что можно просто задохнуться от первоклассной свежести. Природные запахи впечатляют своей натуральностью, ведь роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. — Я бы писал тебе стихи, Только б слышал ты меня, В каждой строчке говорил бы я тебе «прости», Извинялся бы, пока не наступит заря. Бывало ли такое, что восторг так захлёстывает Ваше сердце, что от волнения хочется говорить стихами? Рифмованные строчки сами слетают с языка, это не поддаётся контролю! Эти стихи плохи тем, что быстро забываются, а если их вдруг и вспомнить, то кажутся банальными и настолько простыми, будто кроме того, как срифмовать «я» и «меня» Вы больше ни на что не способны. В каждом из нас живёт поэт, писатель и критик. Жесткий критик, который не воспринимает ни одно Ваше произведение. — Я хочу заново влюбиться В твои небесные глаза, Хочу о скалы, как птица разбиться, Хочу умереть, лишь бы видеть тебя. Как бальзам на душу сладостные воспоминания о былом, всеми давно забытом. Порой даже кажется, что их родного (или не совсем) отца любил только один Федерация. Его смерть поминает он один, к нему на могилу приходит он один, приносит и убирает цветы только он один. От этого становится грустно, ведь росли все под одной крышей, делили последнее, спали вместе. А сейчас, когда уже все возомнили себя взрослыми, про любовь и братство позабыли, словно СССР был обязан дать им то, что у них сейчас есть. А ведь своего родного сыночка Союз недолюбил, как бы не отпирался. России всегда не хватало папы, когда тот был ещё рядом, ещё жив, но он понимал, что не один в семье, и никогда не злился, а сейчас, они наконец наедине, и могут наверстать упущенное. — Пап, знаешь… Мне бы очень хотелось собрать всех снова и… Помянуть тебя, как и полагается, но… Прибалты отказываются даже приходить сюда, Украина возненавидел меня, а остальные… Ты же им не родной отец, зачем им тебя поминать? Я принес тебе цветы, это малое из того, что я могу сделать для тебя. От моего «спасибо» ты не воскреснешь, но я не могу не отблагодарить того, кто вырастил меня. Ты перестал играть со мной, когда мне было пять, у меня появилось много обязанностей, но я был рад, что ты мне доверял сильнее других. Знаешь, мне сейчас тяжело говорить, но я не могу остановиться. Сердце колит, очень больно. — утирая рукавом слёзы, Россия аккуратно кладёт на землю алые гвоздики, затем сам садится рядом с надгробием и, опираясь на него, смотрит вперёд, в пустоту. — Мне порой не хватает твоего крепко плеча, на которое я мог бы опереться. Папа, люди совсем не изменились, как и мои братья. Власть, долги, месть за былое. Знаешь, ты ведь герой, и мне порой так стыдно, что люди не ценят этого. «Самая худшая страна с ужасной экономикой». Дошло уже до смешного, они запрещают сайты в интернете на законодательном уровне. Свобода слова постепенно уходит, и мне кажется, что мои люди хотят возродить монархию. Крепостное право, заезженные посёлки, хутора, вот здорово-то будет! И ещё будем платить, платить, платить. Платить-то будем, а за что только? Свободу свою, как при Александре, выкупать, под минимальные проценты, но зато какие. Не туда мы вкладываем деньги, которых у нас и так нет. Ты представляешь, что говорят? Китайцы у нас лес воруют, ага. Через забор перекидывают, или в чемоданах увозят. Сейчас понаведут налогов на всё, что только можно, вот уж заживём. У Украины всё тоже, к слову, несладко, но он держится. Вот-вот к тебе присоединится. А я нет. Я люблю тебя, но пока ещё останусь тут. Может, всё наконец изменится. О, да, кстати, о других странах. Тебе же интересно, правда? Так вот, я со всеми не разговариваю. Ну точнее, не я, а мой народ. Ну, типа, вот я со всеми разругался, а меня в тот день даже на собрании не было. Я болел, но это не освобождает меня от того, что я опять во всем виноват. Да и недавно ещё горел собор Парижской Богоматери. Там, где Наполеона короновали, там, где рождалась история. Франции помогать не вижу смысла, она и сама справится. Мне бы себе помочь! Ну да не важно... А вот ещё недавно встреча с корейцами была, но что там было я не знаю, меня туда не звали. Бр, засиделся я что-то, пора уже... А идём со мной? Мне тут чай… Попить не с кем. — сказал Россия, поднявшись. В спину со свистом ударил морозный ветер, вещавший о том, что обещанный дождь пойдет с минуты на минуту. Шагая по протоптанной тропе от дороги до могилы, он поежился, ощущая, как холодно становится не только на улице, но и под, казалось бы, теплой одеждой. — Дай мне руку, иней на ней меня не напугает. — сказал Федерация, чувствуя, как на его теплую ладонь легла чужая, ледяная, как у покойника. Дойдя до дома, он отпустил чужую конечность, наконец обернувшись, он узрел того, кого и звал к себе там, на могиле. Высокий мужчина ласково смотрел на него безжизненными глазами, так устало, так понимающе. Порог он не переступал, ожидая разрешения. — Зайдя за порог однажды, ты не сможешь уже уйти, но, знаешь, пусть так оно и будет. Ты не заслуживаешь холодной могилы в одиноком лесу. Оставайся со мной, как и всегда. — живые прикосновения, крепкие объятия. Крепко взяв отцовские руки, Россия тянет его к себе, и Союз покорно идет, ощущая, что за столько лет, проведённых в могиле, ему наконец удастся согреться о светлую и щедрую душу своего сына, который сам того пожелал.