Медовик

— Заходи, не бойся, — он привычным движением взлохматил волосы и сделал шаг назад, к вешалке, пропуская ее в узкую темную прихожую. Лера на секунду нерешительно замерла на пороге, но холодный гулкий подъезд пугал ее сильнее, и она сделала шаг вперед. Дверь за спиной громко захлопнулась, отрезая все пути к спасительному бегству, и она сглотнула. — Ну, чего ты… — пробормотал Сережка и помог ей снять пальто. Было жутко неудобно: они постоянно бились локтями. Серый поставил перед ней тапочки. Большие плюшевые с мышами. Нос у одной мышки был трудолюбиво обгрызен котом Тишкой. Лера вдруг увидела перед собой как живого мальчишку без двух передних зубов. — Вот, — маленький Сережа смущенно шмыгнул носом и быстро вытер его рукой, — а то у нас пол холодный. Тогда нос у мышки был еще целый. Она стояла и теребила ручку портфеля. Сережа решительно вырвал портфель у нее из рук и буркнул: — Проходи. — Пол холодный, — взрослый Сережка внимательно посмотрел Лере в глаза. Тоже вспомнил? Нет, наверное, просто показалось. — Я знаю, — улыбнулась несмело. — Я вообще мышей не очень люблю, — маленькая Лера топталась на пороге, напряженно вслушиваясь в тишину квартиры. Сережка правильно истолковал ее сомнения: — Мама на работе. Она только завтра придет. У нее сутки. А брат в садике. Заходи, твой учебник у меня в комнате. Тогда она прошла в Серёжину комнату. Обычную мальчуковую и совсем не интересную. Там были какие-то модели машин и самолетиков на столе и на полках. Был огромный шкаф, где за стеклом стояли книги и кресло с торшером. А на подоконнике клетка с мышами. Белыми. Взрослая Лера шла по пустой квартире. Тихо. Слышно как капает кран на кухне. Опять сломался? Почему Сережа не починит? Он же всегда чинит кран. Сантехника в квартире совсем никуда не годится. Так всегда бывает в старых домах. Тик-так, — будильник в комнате Сережи. Он ведет ее туда. Комната выглядит … нежилой. — Садись, — Сережка кивает на кресло, а сам поворачивается к книжной полке и начинает теребить корешки. Но Лера не садится, Она подходит к окну и смотрит на ржавую карусель во дворе. — А где твои мыши? Сережа резко оборачивается. На подоконнике стоит пустая клетка. Похоже это та самая с гнутыми тонкими прутьями. — Продал, — он помолчал, — я ведь тоже не жил здесь некоторое время. — А как Людмила Владимировна? — Лера пыталась поймать взгляд Сережи, но никак не получалось. — У соседки. Если хочешь, потом зайдем, она будет рада тебя видеть. — Зайдем. Я принесла Птичье молоко. Она его еще любит? — Конечно. Ты молодец, Лера. Чужой. Такой невозможно родной Сережка стал совсем чужим… — Ты не бойся. Они не укусят, — он протянул к ней руки, бережно сложенные лодочкой. — Я не боюсь, — соврала Лерка и, как зачарованная, протянула руку к розовому мышиному хвосту. — Гладь по шерстке. Можешь подержать, — и он сунул мышонка ей в руку. Лера хотела закричать, но малыш так смешно пошевелил мордочкой, и вообще был таким трогательным, что кричать расхотелось. Она стояла и улыбалась, а Сережка тоже улыбался, глядя на нее. Лере показалось это странным. Если бы это были ее мыши, она бы, наверное, переживала бы. Тут зверушке на ее руке надоело сидеть спокойно, мышь проворно побежала по рукаву и очутилась прямо на голове. — Ой, — воскликнула Лера. Но Сережка спас ее и спрятал хулиганистую мышку в клетку. Потом заговорщицки приблизил губы к ее уху и прошептал: — А мама оставила мне Птичье молоко. Любишь конфеты? Взрослый Сережа конфет не предлагал. Он сидел на диване молча. Лера спросила: — Серёж, а ты сохранил наш альбом с конфетными фантиками? После фантиков они принялись за марки, потом за значки. Почему-то молчали. Лера гадала, что будет, когда они пересмотрят все, что есть в этой маленькой комнатке. — А тебе не страшно здесь без мамы? — маленькая Лера попыталась незаметно облизать измазанные в шоколаде пальцы, пока Сережка полез на стол за ее учебником Родная речь. Он случайно забрал его и почему-то поставил на самую высокую полку. В понедельник начинались весенние каникулы и пришлось Лерке заходить к однокласснику домой. Тот сбивчиво объяснял, что не может бросить квартиру. И хотя Лера не поняла почему, она решила забежать к Сережке сама. Благо тот жил в соседнем доме. — Нее, — Сережа спрыгнул со стола так, что задрожали стекла, — я же с братом. Кстати, Лера, до скольки ты отпросилась? — До пяти, а что? — Сегодня садик раньше закроют и тетя Люба приведет брата. Я ему суп разогреваю там, — он махнул рукой в сторону кухни, — может, останешься познакомится? Я тебя супом угощу. Улыбка на щербатом рте Сережи ее рассмешила. И она согласилась. Тем более, что и ее родители были на работе, а разогревать суп Лера ленилась. Ну, а есть холодный суп она не любила. — Ты уезжал, Сереж? Работал? Он кивнул как китайский болванчик. — На стройке. Сначала на севере. Потом в Москву подался. — А чего вернулся? — Не сложилось. Ты тоже вернулась. Насовсем? — Нет, Сереж. Я ненадолго, — она запнулась, не зная, что еще сказать. Она же не расскажет ему, что просто сбежала. Сбежала, потому, что совсем запуталась. Что Саша хороший, но она устала обманывать его и себя… Что не может больше так. — Все ясно, — Сережка улыбнулся, — просто небольшие каникулы в маленьком городке. — Верно, небольшие каникулы, — нервно засмеялась. Сережа хитро улыбнулся: — А я знаю, что тебя порадует. Ну, если ты не изменилась. Совсем. Лере почудился какой-то скрытый смысл в его словах, но она не подала виду и тоже улыбаясь спросила: — Ну и что же? Сережа вскочил: — Медовик. Мама пекла. Ну что, я ставить чайник? — И ты молчал! Предатель, — возмущенно воскликнула Лера, — бегом на кухню! Напротив Леры за столом сидел малыш. С круглыми щеками и слюнявчиком, заботливо повязанным старшим братом. Сережа сам пыхтя водрузил его на высокий детский стульчик. И еще дал ей фартук, что не измазала школьную форму. Тогда она стала замечать, что Сережка не такой, как остальные мальчишки. Он был как… Взрослый. Но все равно глупый. А суп у его мамы получился вкусный. Даже с колбасками. Чайник оглушительно свистел и Сережка, уже не такой ледяной как вначале, прервал свой рассказ о работе и побежал как слон его выключать. Лерка тоже пошла следом, мягко ступая в плюшевых тапочках. Когда она проходила узких предкухонный коридорчик в дверь позвонили. Лера подошла к двери и посмотрела в глазок. И тут ее сердце ухнуло куда-то вниз. Он почти не изменился. Но его не может быть в городе! Он уехал. Уехал давно, она твердо знала. Дура, — обругала себя мысленно Лера, — ты же вернулась, почему бы он не мог. Она отскочила от глазка и отступила в зал. Сережа отпер двери. Голос напряженный. — Что тебе нужно? — Здравствуй, брат. Как обидно. Вообще-то это и моя квартира тоже. Дашь войти или будешь держать на пороге? Знаешь, кто вернулся в родной город? Это правда? Твоя… Не желая ждать пока Игорь скажет: старая любовь или тому подобную глупость, она вышла в прихожую. — Здравствуй, Игорь. В голове пронеслась карусель воспоминаний. Холодно. Его губы. Темный подъезд. Хлопок двери. Перекошенное лицо Сережки. Собственно, после этого она и сбежала. Бежать — дурная привычка. Роман с Сережкой был похож на карамель или на зефирку со вкусом сливочной клубники. Собственно и не роман это был вовсе. Ну разве может быть любовь между двумя, которые все детство провели как брат и сестра? Да они ночевали вместе в одной кровати, когда родители были на сменах. Он защищал ее от хулиганов, кормил супом и жаренной картошкой, учил мастерить рогатки и наблюдать солнечное затмение в прокопченное стеклышко. Она штопала ему носки (хотя он умел это лучше, но она же девчонка), мыла посуду после их обедов (он всегда ругался и пытался все сделать сам) и показывала, как из покрывала сделать походную сумку. Оказалось, может. Любовь. «Ну, уходи, — мысленно взмолилась, — уходи, Игорь, ты здесь не нужен.» А ушел Сережка. Вглубь квартиры. И даже закрыл за собой двери. Игорь начал что-то говорить. Она была как пьяная. Не слышала не слова. Он все говорил и говорил. А потом, кажется, рассердился и схватил ее за руку. Любовь с ним была тогда как горький шоколад с перцем. Он попытался ее поцеловать. Лера сделала шаг назад, и глаза Гаррика удивленно округлились. Ну, а потом события развивались слишком быстро. Игорю позвонили, он изменился в лице и бросив ей в лицо: «Еще поболтаем», — скрылся за входной дверью. Вместо него в коридоре нарисовался Сережка: улыбка до ушей. — Ну что, получилось? — спросил он с таким лицом, с каким обычно затевал свои самые дурацкие шутки.  — Получилось, — ответила она, — так это ты? — Конечно, — горделиво расправил плечи Сережа, — сначала думал подключить маму, но решил тяжелую артиллерию на крайний случай и позвонил одному местному бандиту. Он мой хороший друг, а Гаррик его должник. Не навредит, но попугает. Он обеспокоенно взглянул на Леру: — Но если ты хочешь, чтобы он вернулся… Лера счастливо засмеялась. Все-таки Сережка очень глупый. — Пошли на кухню. Нас ждет примирительный Медовик. Это была еще одна их детская традиция: слоеное тесто, тоненькое сладкое, тающее на языке, влажное от медового густого крема. Огромный медовик на старом подносе, сверху посыпанный крошкой. Такой нежный, мягкий торт — пропитанный, маслянистый - гордость Сережиной мамы, и детская считалка: мирись-мирись-мирись… — Сереж, — спросила Лера, проглотив кусочек великолепного лакомства, — а это ведь не спроста? — Конечно, — Сережа наклонился к ней, и Лерка поняла, как она ошибалась: их любовь с Сережкой имела вкус Медовика. Она еще никогда не целовалась со вкусом меда.