nevermore

      В пятницу они были богами.       В субботу они лишились тренировок, наград и, самое главное, капитана.       По отдельности они немыслимы, лишь вместе они непобедимы. Вороны все равно пытаются тренироваться, но тренерский состав запер комнату с экипировкой, а их поле заполнили незнакомцы, которые наблюдают за ними, когда они выходят из коридора беспокойными, расстроенными парами.       Журналисты, с совиными глазами от переизбытка кофеина и недосыпа, то и дело вскакивают с жестких пластиковых стульев, выстроенных в ряд около скамей, и требуют хоть каких-то комментариев. У Воронов нет разрешения разговаривать с прессой без сценария или полного контроля, поэтому они смотрят в ответ в неподвижном молчании, пока тренеры не окружают их и не отправляют обратно в черное чрево Эвермора.       Трагедия – слово, которое они слышат чаще всего, шепот, который эхом отражается от стен, как будто намеренно насмехаясь над ними. Реальная потеря на чемпионате: их репутация, гордость, их победная полоса, их неоспоримое место на вершине иерархии экзи, но люди не используют это слово по отношению к спорту. Они говорят о Короле, но смерть Рико не трагична. Она ужасна.       Они не осмеливаются говорить об этом вслух, но все так думают. Это видно по пустым выражениям на их лицах и по тому, как они напрягаются каждый раз, когда открывается дверь. Смерть Рико – не самоубийство, но осмелятся ли они обвинять мастера даже в сомнительной безопасности своих мыслей? Они помнят, каким он был после побега Кевина. Тогда Рико превратился в один большой кровоподтёк, он провалялся без сознания целый день, на грани смерти еще три. Каким-то образом он выжил.       Но в этот раз у него не получилось.       Мастер еще не приходил, чтобы проведать их, но они знают, что он приближается, и постоянный страх перед ним держит их онемевшими и невесомыми. Если хозяин убил Рико за проигрыш, за попытку прикончить выскочку Лиса на глазах у важных людей, то что он сделает с ними? Они его Вороны, но они не Король, они расходный материал, в отличие от Королевской Свиты.       Они должны тренироваться. Они должны показать свое раскаяние. Они должны показать улучшение. Они не должны спотыкаться, не должны оступаться, не должны поддаваться страху, ярости или панике, которые ураганами обрушиваются на их грудь. Они проходят через него, как раньше проходили через боль и несправедливость, и они не думают, не думают, не думают. Мышление придет позже, после наказания, когда реальность снова начнет обретать смысл. Сейчас они должны действовать.       Но никто из них не может вскрыть замки, чтобы добраться до своих вещей, и каждый раз, когда они приближаются к полю, в тени за ними следят слишком много глаз. В конце концов, тренера охраняют выходы, чтобы удержать их на месте, и им больше не остается ничего, кроме ожидания, пока расплата не настигнет их.

***

      Их не приглашают на пресс-конференцию, но тренера окружают их и включают все три телевизора. В Гнезде, где по факту не должно быть чужаков – чужаки, пятнадцать или шестнадцать мужчин и женщин, стоящих вдоль стен в бежевых костюмах и белых рубашках. Они не похожи на копов и не проявляют грызущего журналистского интереса, но они встречают вызывающие взгляды Воронов с понимаем и спокойствием.       Вороны отводят глаза, потому что должны, потому что на экране портрет Рико. Трагично, повторяет человек у микрофона, делая официальное заявление о вчерашней катастрофе. Трагично, немыслимо, неожиданно. Он говорит о давлении, ожиданиях и соперничестве, которое довело Рико до безумия. Слова – камни, сталкивающиеся в беспокойных желудках. Они говорят о Короле в прошедшем времени, когда на самом деле Рико не может действительно умереть.       Затем мастер появляется впервые и поднимается на сцену. Вороны видели, как он лгал сто тысяч раз, и теперь они ищут ложь в его миллионом взгляде, которым он скользит мимо камеры, в побелевших костяшках пальцев, которыми он сжимает трость, в которой на самом деле не нуждается, в расслабленной линии его плеч. Они так напряженно ищут ярость, которая должна быть под поверхностью, что они почти упускают слова, которые он говорит.       Тетсуи Морияма уходит в отставку.       Он называет это личной ответственностью, он называет это виной. Он говорит, что не может вернуться в Гнездо, видя память о своем племяннике в каждой комнате и в каждом углу. Он извиняется за свой внезапный уход, откладывает все решения относительно будущего Воронов в университете и поздравляет Лисов с их неожиданной победой. Он говорит минуту или год, но слова перестают иметь смысл только через несколько слов, а беспокойные вопросы, которые журналисты бросают на сцену, превращаются в ревущий белый шум, который заполняет раздевалку, как надвигающийся шторм.       Жасмин не выдерживает первой. Она с криком бросается к ближайшему телевизору и сбрасывает его со стойки, обрывая шнур со стены и посылая паутину трещин через теперь уже темный экран. Ударяя подошвой обуви по образовавшейся паутинке, она разбивает стекло, обнажая сломанное оборудование, и продолжает брыкаться, пока один из тренеров не оттаскивает ее за руку. Она начинает плакать еще до того, как переступает порог, чуть не воя от горя, и один из незнакомцев, наблюдающих за ней, подпирая стену, отрывается от черной краски и следует за ней.       Дверь за Жасмин захлопывается, и в комнате снова воцаряется гнетущая тишина. Наконец, незнакомец выходит вперед, чтобы представить себя и свою команду психиатров. По его словам, университет пригласил консультантов. В университет позвонили их родители.       Университет закрывает Гнездо.