Несёт Чёрным морем...

Несёт Чёрным морем. Мы сидим, подвернув под себя голые опожаренные (у меня болезненно-красноватые, у тебя же красивые золотистые) ноги, на разгорячённых камнях и слушаем голоса чаек и непослушных волн. Это — невысокий безлюдный утёс, под ним — дикий пляж, вымощенный острой галькой: мы вдвоём. Здесь поистине чувствуешь пресловутый внутренний покой, а все городские заботы уносит южный ветер. Чистые разумы, беспощадная звезда по имени Солнце, свободные сердца. Не решаемся нарушить гармонию природных звуков. Я притащил тебя сюда впервые, вопреки сопротивлениям. Какую точку назначения нашего путешествия я бы ни задал, ты всё равно оказался бы там впервые, потому что дальше своего драгоценного Воронежа не вылазил. Но каждому рано или поздно жизненно необходимо очутиться в собственном тихом безопасном месте, пригодном для медитаций, абстрагировавшись от всего мира. Я сделал это для тебя. Я видел, что батарейка твоих ресурсов вот-вот замигает красным огнём, подобно лопнувшим сосудам в твоих глазах, и поставил перед фактом: едем и всё. Теперь ты вдыхаешь тёплый средиземноморский кислород, я — запах твоего раскалённого тела. Лёгкий бриз колышет твою хлопковую рубашку, пробегается стаей мурашек вдоль позвоночника и теряется в копне выгоревших русых волос. Эпидемией дрожи заражаюсь и я целиком, но мой источник не связан с климатом, это ты и твоя чёртова безупречность. Сияющая ослепительней всяких сверхновых улыбка, довольный прищур, переходящий в мелкие мимические складочки, спасающиеся от жары влагой тело, не скрываемое никакой тканью. Опутывающие длинные кисти и пальцы побрякушки, будто сделанные для оккультных ритуалов или защиты от тёмных сил. И как оно, нагретое серебро, не жжёт твою кожу? Наверняка температура тебя гораздо горячее внешней. Уверен, внутри ты пылаешь так же, как я. Смахиваю со спадающей на бровь чёлки капли пота, вдыхаю ртом — пора охладиться. — Я окунусь? — вопросительно предупреждаю и, поднявшись, направляюсь к обрыву. Я чувствую, как ты проводишь меня заинтересованным взглядом, даже чувствую, как наклоняешь вбок голову. Ты ждёшь представления, это очевидно. Что ж, на это я и рассчитывал. Рывком стягиваю мешавшуюся всё утро футболку, откидываю подальше от импровизируемой сцены безвкусные китайские сланцы ядовитого цвета. Произвожу ненужную разминку, демонстрируя спортивные мышцы. Слышу, ухмыляешься. "Недурно", — мысленно перевожу неозвученный комплимент. А ведь до этого мига ты не видел меня без одежды. А я тебя видел ежедневно: воображение — отличная вещь. Итак, стопроцентные натуралы приготовили белый флаг? Прыжок. Мириады брызгов. Словно дельфин (я ни на секунду не сомневаюсь в своей грациозности!) появляюсь на поверхности, так же эстетично пуская струю воды изо рта. Слышу переливы до боли полюбившегося звонкого смеха. Подхватываю, обнажая белизну зубов и начинаю призывно разбрасывать окружающую синюю гладь. Мотаешь головой — кокетство. Я знаю, что через минуту присоединишься, но сейчас тебе нужна игра во взрослого адекватного человека — будто плещутся одни идиоты. Я соответствую: позирую, отпускаю детские шутки, даже изображаю лохматую собаку. И ты сдаёшься. Крепость под названием «Гетеросексуальность Антона Шастуна» падает вместе с рубахой на землю, и мы дурачимся, почти всерьёз топим друг друга, много, очень много смеёмся. Кричат чайки, нас окутывает морским ветром сверху и собственно Чёрным морем снизу. Забывшись, ты целуешь меня.

***

— Арс, что это? Приподнятые брови, растерянность, жалость, недоумение, ощущение, что всё происходящее — неправда. В мозгу будто случился сбой матрицы, события не состыковываются: так не должно быть, это неправильно, это нереальность, не по-настоящему. Ты стоишь, оторопев, дрожит альбомный лист, вынутый из белого конверта, ресницы бездумно смыкаются и размыкаются. Эффект неожиданности, как и планировалось. После тех посиделок на берегу мы с тобою успели уже нарядить несколько рождественских ёлок (каждый в своей квартире), время, совесть и нужда размыли летние воспоминания и, приложив немало усилий, оттащили их в отдалённый уголок памяти, забив впереди тучей красочных моментов, но только у тебя. Мой мозг, напротив, оберегая, тщательно полировал песчинки того дня, каждый пляжный камушек и каждый участок твоего оголённого тела, сверкающего под лучами палящего солнца. Короткометражкой проматывал без остановки как главную ассоциацию с твоим именем. Большой светлый зал с колоннами, череда уставленных яствами столов и уставленных на нас двоих пар глаз. Скольжу взглядом по идеально выглаженному углю твоего костюма вверх, огибая белую тканевую хризантему, к пустым конопляным стёклышкам: в них — ничего. Одно лишь ожидания моего ответа, и тогда они наполнятся эмоциями, изо рта забрызжут упрёки, но я просто изображаю слепоглухонемого, потому что это твой ход, а свой уже предоставил в письменном виде. Время остановилось. Ни шолоха, ни треска, ни чер-та. Ты, я, конверт. Рывком подходишь, резко и больно хватаешь под руку своей (сильной, крепкой, но до жути худой) рукой, отчего жжёт не столько снаружи, сколько внутри, отдаваясь в грудину, и тащишь, волочишь куда-то за угол, в темень, где нет ни слепящей торжественной яркости, ни любопытных зевак. Больно. Опять. Врезал в стену, впечатал. — Что ты творишь... — рычишь, это самая настоящая ярость — так вот какая она! — Я имею право сказать своё "против"? Осторожное. — Нет! — хлопок в плечо. Тяжёлый. — Мда, если бы вы с Ириной были правоверными католиками, мне бы не пришлось устраивать весь этот... Говорю отстранённо, сохраняя спокойствие, будто бы моё горло не сомкнуто плотно окольцованными пальцами. Хм, надо же, с сегодняшнего дня их на одно больше. — Арс, что происходит? Скажи мне, мать твою, почему ты делаешь это со мной и за что? — За что? — брови наигранно приподнимаются, — Я даю тебе право выбора. Хватка слабеет. Ты опускаешь ресницы, а вместе с ними — шторку, закрывающую твоё лицо. Не читаешься. Только дыхание, сбитое. Считаю секунды. Раз, два три... Как скоро ты придёшь к решению? Слишком скоро. Зрачки расширены. Движения уверенные. Это серьёзно. Ты выглядишь так, будто прямо сейчас или врежешь мне, или... Осознанно ты целуешь меня. Обхватываешь своими (худющими, превосходными) руками, роняя листок формата А4 с выведенными печатными буквами: «Несёт Чёрным морем...» И всё. Больше ничего не нужно и не важно ни тебе, ни мне. Ни банкетный зал, ни десятки гостей. Ты, я, твои губы, мои. И всё.