В темноте

      Крики. Повсюду кричат разные люди, но я ничего не могу разобрать. Все, что я чувствую — это жар. Мне кажется, что кровь закипает, мешая сердцу стучать, от этого оно сбивается с ритма, и мне не хватает кислорода. Я задыхаюсь. Пытаюсь заглотить ртом побольше воздуха, но ничего не помогает. Виски пронзает адская боль, которая ставит меня на колени. Меня окружает настолько плотное кольцо из мертвецов, что никто из заклинателей великих орденов не может видеть, что со мной происходит. Оно и к лучшему.       Я хватаюсь пальцами за землю, но она уходит из-под рук — слишком сильное головокружение. Я использовал столько сил, что мое тело отказывается удерживать вертикальное положение. Никогда прежде я не оживлял столько мертвецов разом. Перед глазами все расплывается, но я вижу, как на комки грязи передо мной падают темные капли. Провожу грязной ладонью по лицу и понимаю, что кровь идет из носа и глаз. Плохо. Очень-очень плохо. Становится тяжело стоять даже на четвереньках, хочется только одного — лечь и лежать. Но я не могу. Я должен оставаться в сознании.       Чтобы хоть как-то прийти в себя, я громко рычу, выпрямляясь. Зубы скрипят от усилия, по щекам льются струйки крови, а сердце стучит в груди с таким надрывом, что становится больно. Где-то на краю сознания я понимаю, что это конец, но не могу это принять. Что будет с моими противниками, если я умру? Мертвецы ведь раздерут их всех! Цзян Чэна, Лань Сичэня, Лань Цижэня… Я даже всех имен вспомнить не могу. Нет-нет-нет! Я не допущу этого! Я должен дойти до конца.       Снова подношу Чэньцин к губам, но не могу извлечь ни звука. Я чувствую, как флейта вибрирует темной энергией в моих руках, но не могу ее остановить. Черт. Неужели слишком поздно? Нет! Все не может кончиться вот так… Я пытаюсь подняться на ноги, но у меня ничего не выходит. Мое тело словно пронзают тысячи невидимых глазу нитей, которые привязывают меня к мертвецам. Их слишком много, а я истощен…       На какую-то секунду темнота поглотила меня полностью. Когда я снова очнулся, то оказался на коленях на земле. Теперь я понимаю, что точно поздно. Слишком-слишком поздно. В голове мелькают мысли и воспоминания о том, что я сделал и не сделал, чего мог бы добиться и чего хотел бы добиться… Но все это теперь не важно. Я сам выбрал этот путь и сам за него поплатился. И сейчас, стоя коленями на голой холодной земле, мне хочется рассмеяться. Громко и до слез. Смеяться над собой. Над своей глупостью и самоуверенностью. Над своей дерзостью и нахальностью. Ведь я решил, что нет ничего, что было бы мне не по силам, а теперь посмотрите на меня?       Словно в доказательство моих мыслей, кровь начинает медленно течь и из ушей. Я прикрываю веки и с трудом делаю глубокий вдох. Я знаю, что умираю — еще чуть-чуть, и я окончательно потеряю контроль. Не сложно догадаться, что сделают со мной мои же мертвецы — еще одна жутко ироничная шутка судьбы. Ладно, я признаю, Госпожа Судьба, я был слишком самонадеян, и теперь ты вправе посмеяться надо мной. Смейся. Я предпочту умереть под громкий смех, чем под тихие слезы.       От этих мыслей на моем лице появляется широкая улыбка. Кажется, я окончательно сошел с ума. Осознают ли сумасшедшие свое сумасшествие? Какая теперь разница. Я никогда не узнаю ответа на этот вопрос, как и на многие другие. Я не узнаю, каким вырастет малыш А-Лин, выживет ли после этой битвы Цзян Чэн, и где сейчас Лань Чжань… Что все они обо мне думают? А что будет с А-Юанем? Я велел ему получше спрятаться, но… Кто знает… Все, чего я хочу, чтобы все они жили. Жили долго и счастливо, забыв о том, что существовал такой умалишенный нахал, как я.       Я чувствую, как нити, соединяющие меня с мертвецами, слабеют вместе с моей волей, а биение сердца замедляется. Но еще не время! Я еще не успел сделать кое-что важное! Я достаю из-за пазухи Стигийскую Тигриную Печать. Я должен ее уничтожить. Пусть это будет последним, что я сделаю. Как ни странно, мне совершенно не грустно от мысли, что этот артефакт будет уничтожен. Я даже рад, что никому больше не доведется пережить то, что пережил я. Такая сила не должна существовать.       Почему-то я слышу низкий голос Лань Ванцзи, который говорит мне о неправильности выбранного мной пути и о том, что таким артефактам не место в этом мире. Пока руки чертят кровью печать, способную разрушить артефакт, я ненадолго поднимаю почти невидящий взгляд в небо и тихонько шепчу: «Лань Чжань, ты был прав… Как же ты был прав…». Жаль, что я никогда уже не смогу сказать это ему лично в глаза, хотя он и так знает. Он все знает. Он очень умный.       Закончив чертить алые круги на земле, я кладу в центр Стигийскую Тигриную Печать и накрываю своей ладонью. Вот и все. Сейчас я скажу заклинание и больше не смогу сдерживать волю всех этих лютых мертвецов. Но я готов. Страха нет совершенно. Только холодная решимость.       Губы произносят заклинание, хотя я чувствую, что энергия уже почти не циркулирует по телу. Яркая вспышка и печать, за которую я все еще держусь, раскалывается надвое. Все. Из груди вырывается громкий кашель вместе со сгустками дурной крови. Все семь цицяо кровоточат*. Мне настолько плохо, что кажется чудом, что я все еще могу думать. Или проклятием. Ведь оставаясь в сознании, я вижу, как мертвецы вокруг меня ненадолго замирают, ощущая новообретенную свободу.       Простите меня. Все. Простите меня, пожалуйста. Я прожил дурацкую жизнь. Я совершил много поступков, которыми не горжусь и слишком мало тех, которыми горжусь. Если бы у меня только был еще один шанс все исправить… Цзян Чэн, Лань Чжань, А-Лин и А-Юань… Я очень надеюсь, что с вами все будет хорошо. Вэнь Цин, Вэнь Нин, Цзян Яньли, Цзинь Цзысюань… Я хочу искренне верить, что вы не держите на меня зла, ведь очень скоро мы с вами встретимся. Ждите меня. Мама, папа… Вы еще помните своего негодного сына? Вы там?       Десятки мертвецов начинают двигаться в мою сторону, разглядев во мне легкую добычу. Что ж, в общем-то они не ошибаются. Нет ничего проще, чем напасть на обессиленного заклинателя, скрючившегося на земле. Я снова и снова пытаюсь сыграть на Чэньцин, но любое соприкосновение с темной энергией туманит мой разум. Нет, не так я хочу умереть. Я хочу гордиться хотя бы своей смертью. Хотя бы этот путь я могу выбрать сам.       С неимоверным усилием я встаю. Я не умру, скорчившись на земле от боли. Я поднимаю голову и смотрю смерти в лицо. Сожалений не осталось. Всех, кого бы еще хоть раз хотел увидеть, я обязательно встречу там — за гранью жизни и смерти. Интересно, будет ли кто-нибудь жечь по мне ритуальные деньги или играть «Призыв»? Если да, то я постараюсь откликнуться.       Кровь. Кровь. Кровь. Это последнее, что я вижу. Крови слишком много. Крики лютых мертвецов, похожие на рев стаи диких животных. Чэньцин выпадает из моей руки и куда-то укатывается. В эту секунду я думаю о покое. О том, как стремлюсь поскорее к нему добраться и сочувствую этим ожившим трупам, которых я лишил этого благословения. Теперь мне становится ясно, почему они так звереют после оживления — кто бы не разозлился, если бы их безжалостно вырвали из блаженного вечного сна? Я бы точно расстроился.       Больше я ничего не вижу и не слышу. Все поглощает пустота, но я ухожу с улыбкой. Пусть моя смерть станет для всех последователей Темного пути уроком — вредным советом, чтобы знали, как поступать не стоит. Печать разрушена, больше она никому не причинит вреда, а компас и флаги — может, даже окажутся полезными. Боль. Еще одна вспышка. Снова и снова. Хочется закричать, но нет сил даже для этого. В какой-то момент боль становится настолько сильной, что поглощает меня целиком… Чернота.       — Вэй Ин, — доносится до меня чей-то приятный обеспокоенный голос, — Вэй Ин.       Я знаю, кому принадлежит этот голос. В прошлой жизни, в небытии, в этой и во всех последующих жизнях, я смогу узнать его из тысяч. Это Лань Ванцзи — единственный и неповторимый, мой прелестный заботливый муж. Губы так и норовят расползтись в довольной улыбке, но я сдерживаюсь.       — Вэй Ин, — снова зовет он и нежно, едва ощутимо, касается кончиками пальцев моей щеки. Я не сразу понимаю, что он делает, лишь с небольшим опозданием, ко мне приходит осознание, что он бережно стирает слезы с моих щек.       Черт. Я не хотел, чтобы Лань Чжань видел мои слезы. Никогда. Но уже поздно. Почему я вечно не успеваю вовремя все осознать? Хочется сделать громкий выдох, чтобы выпустить все те темные эмоции, которые захватили меня во сне, но тогда я выдам себя. А мне так хочется узнать, что сделает Лань Ванцзи дальше.       Муж убирает руку с моего лица, и я слышу лишь его тихое дыхание. Только я начинаю думать, что ничего интересного уже не произойдет, как неожиданно чувствую, что Лань Чжань приподнимается в кровати, чтобы лечь чуть повыше меня, мягко приобнимает и прижимает к своей твердой и широкой груди.       — Вэй Ин, — повторяет он своим низким бархатистым голосом, — я больше не позволю тьме забрать тебя у меня. Я — твой свет, — он целует меня в макушку и делает небольшой вдох. Кажется, нюхает мои волосы.       Как это мило. На этот раз я не сдерживаюсь и улыбаюсь, Лань Чжань все равно не может видеть мое лицо. Почувствовав сильный прилив нежности, я уже хотел было признаться, что не сплю и зацеловать мужа до полусмерти — сам виноват — нельзя быть таким прелестным! Но я снова слышу какие-то звуки и замираю.       Прижатый к груди Ванцзи, я могу чувствовать, как она легонько вибрирует. Тогда я понимаю, что Лань Чжань тихо напевает нашу песню — «Забыть о сожалениях». Улыбка на моем лице становится еще шире. Хотя я сильно смеялся, когда впервые услышал название мелодии, но не могу отрицать насколько оно прекрасно.       Лежа вот так — в темноте, мне действительно хочется забыть обо всех сожалениях. Мой свет рядом, я больше никогда его не потеряю и не погружусь во мрак. Звуки голоса Лань Чжаня успокаивают меня лучше любой колыбельной и, покачиваясь на волнах приятной блаженной неги, я снова погружаюсь в спокойный крепкий сон.