Семейные ссоры

Раньше он и подумать не мог, что дорога от Глазго до предместий Йорка может занять так мало времени. Соскочив с лошади, Скотт в несколько шагов преодолел расстояние до массивных деревянных дверей огромного поместья, и, не тратя время на стук, распахнул их рукой. Сердце в груди бешено колотилось, Киркланду казалось, что он еще никогда в жизни так не спешил. Сняв на ходу свой синий плащ, шотландец, не глядя, кинул его на руки подскочившему дворецкому. - Где он? - Второй этаж, левое крыло, третья от лестницы дверь, сэр, - расторопно ответил дворецкий, пытаясь поспеть за бесцеремонным гостем, который уже преодолел быстрым шагом холл и теперь взбегал вверх по широкой мраморной лестнице, перепрыгивая по три ступеньки. Оказавшись на втором этаже, Скотт распахнул нужную дверь и, наконец, остановился, переводя дыхание. В комнате царил полумрак; тяжелые шторы были плотно сомкнуты, не пропуская ни лучика света. Притворив прямо перед носом дворецкого дверь, шотландец сделал шаг по направлению к широкой кровати, стоящей у дальней стены. На кровати лежал Англия, заботливо укутанный кем-то в одеяло. Было видно, как дрожат его ресницы, и как тяжело он дышит. Лежащая поверх одеяла правая рука была забинтована от основания пальцев до локтя; кое-где на бинтах виднелись бурые пятна крови. Сделав еще несколько шагов, Скотт оказался рядом с братом и опустился на край кровати, заботливо убирая со лба Артура влажную от пота челку. Артур никак не отреагировал на прикосновение, только густые светлые ресницы дрогнули сильнее. - Совсем как в 1666, - тихо пробормотал Скотт себе под нос, кладя ладонь на горячий лоб англичанина. Пусть даже Англия был несносным и неблагодарным мальчишкой, который возомнил себя хозяином всех Британских островов, пусть даже весь последний месяц англичанин упорно отказывался даже видеть Скотта, пусть даже между ним и Шотландией за несколько столетий не осталось ничего, кроме взаимной неприязни, но сейчас ему нужна была помощь. Лихорадкой страну не убьешь, но вполне возможно, что Артуру придется пережить несколько не самых приятных и полных боли часов, а то и дней. И все это время Скотт собирался быть рядом. Настолько долго, насколько понадобится. Не отходя ни на минуту и не смыкая глаз до тех пор, пока Англия не очнется. Они могли сколько угодно ненавидеть друг друга, могли вечно устраивать войны и пытаться окончательно решить вопрос состава Великобритании, но от этого никуда не девался тот факт, что они были родными братьями. Каждый раз, когда Шотландия вспоминал об этом, вражда тут же отходила на второй план, уступая место так редко дающим о себе знать теплым чувствам. Одна даже мысль о том, чтобы потерять кого-то, кто был рядом на протяжении веков, все то время, сколько Скотт себя помнил, была для него невыносима. Он не сказал бы, что это - какая-то особая крепкая братская любовь, когда друг за другом и в огонь, и в воду. Скорее это было похоже на привычку. Древнюю, многовековую привычку всегда чувствовать Артура рядом. Да, шотландец настолько привык к нему, что просто не мог представить свою жизнь без вечных оскорблений, ругани, драк и угроз собрать армию и пойти войной на чужие - да что там, они уже пару веков, как их общие - земли. В дверь осторожно постучали. Вздохнув, Шотландия напоследок провел рукой по светлым волосам брата и встал с кровати. Только сейчас он понял, как же чертовски устал. Все тело ныло от долгой скачки, на ладонях остались красные следы от лошадиных поводьев, а желудок сжимался от голода – Скотт получил извещение о болезни Англии рано утром и сразу же сорвался в путь, даже не позавтракав. Но и речи не шло о возможности отдохнуть сейчас – шотландец знал, что в течение суток Артуру будет становиться только хуже, и что ему нужно быть рядом с братом все это время, и, возможно, даже драматично держать его за руку, шепча «держись, Арти», как какой-нибудь особо бездарный актер погорелого театра. За дверью оказался дворецкий. - Желаете что-нибудь, сэр? – спросил он, с трудом сдерживая недовольство в голосе. - Да. Во-первых, скажи мне, навещал ли моего брата врач? Если да, то гони его в шею, потому что даже слепой калека перебинтовал бы раненую руку лучше, - ответил Скотт, хмурясь. - Нет, сэр, увы. Личный врач сэра Артура сейчас в Ноттингеме по семейным делам; руку бинтовала одна из горничных, это было лучшим выходом на тот момент. Я послал за другим врачом в Йорк, но он прибудет не раньше, чем через пару часов. - Ясно. Тогда мне нужно много воды, желательно горячей, чистые бинты, несколько хлопковых простыней. И пара бутылок виски. Когда прибудет врач, отправь его сразу ко мне. И Скотт захлопнул дверь комнаты, не дожидаясь ответа. *** За несколько часов Артур так и не очнулся. Шотландия успел сменить повязку на его руке; Англия не открыл глаза - даже когда вместе с перепачканными бинтами от раны отрывалась кровяная корка, он только сжимал зубы и напрягался всем телом, но не просыпался. Приходил врач. Некоторое время поразглядывав Артура и покивав в такт своим мыслям, он оставил Скотту несколько пузырьков из темного стекла и немногословные инструкции по их применению, а затем ушел, постукивая по полу своей тростью. Шотландец же, откупорив первую из принесенных бутылок виски, устроился в кресле напротив кровати, изо всех сил борясь с собственной усталостью. К ночи англичанину стало хуже. Его бил озноб, дыхание участилось, а на бинтах, покрывающих рану, вновь появились пятна крови. Скотт укутал брата в плед поверх одеяла, пытаясь хоть немного согреть, но это не особо помогло – Англия продолжал дрожать. Тогда Шотландия, плюнув на все, снял свой жутко стесняющий движения атласный жилет и забрался в кровать, обнимая Артура и аккуратно прижимая его к себе, стараясь не задеть больную руку. Это помогло гораздо лучше – уже через десять минут дыхание англичанина стало куда ровнее, а дрожь исчезла. Скотт, тихо ругаясь себе под нос, все пытался устроиться поудобнее, чтобы продолжать согревать Англию, при этом не выворачивая свою руку и не сгибаясь в три погибели, но все попытки были тщетны. Однажды он уже точно так же лежал, обнимая бессознательного Артура, и думая только о том, не станет ли утром еще хуже. Это было почти полтора столетия назад, в 1666, когда весь Лондон по одну сторону от Темзы пылал, а по другую – умирал от чумы. Тогда Шотландия впервые задумался о том, что бывают вещи куда значительнее интересов государства и связи куда прочнее политических союзов. Сейчас он окончательно уверился в этой мысли. *** К утру Артура наконец перестало знобить. Вместо этого на его щеках расцвел болезненный румянец, а по вискам градом катился пот. Все тело ломило после бессонной ночи, проведенной в полусогнутом состоянии, но Шотландия все же нашел в себе силы встать с кровати, потребовать у одной из горничных свой завтрак и продолжить наблюдение за бессознательным Артуром. Ему чертовски хотелось спать, он готов был продать душу дьяволу, чтобы Англия наконец очнулся, и шотландец смог бы позволить себе отдых. Но, видно, у рыжих действительно не было души, раз младший Киркланд все никак не желал открывать глаза. Солнце клонилось к закату, вторая бутылка виски подходила к концу, а Шотландия клевал носом, сидя в кресле, когда Артур наконец шевельнулся, с трудом разлепляя слезящиеся глаза, и сразу же со стоном попытался сесть на кровати, опираясь на здоровую руку. Ничего не вышло – рука дрожала, мышцы не желали напрягаться, и англичанин рухнул обратно на подушки абсолютно без сил. - Ну надо же, неужели все-таки смог открыть глаза? - громко произнес очнувшийся от полудремы шотландец, с усилием вставая с кресла. – Я уж думал, что помрешь. - Шотландия, это ты, что ли? Ну надо же. Извини, что разрушил твои надежды, - хрипло отозвался Англия, с трудом выдавливая из себя слова. – С какой радости ты здесь? Пришел позлорадствовать надо мной? Злорадствуй и вали. Ты – последний, кого я хочу видеть у своей постели. Шотландия усмехнулся, присаживаясь на край кровати. - А что если я скажу тебе, дорогой братишка, что я, узнав о твоей болезни, проскакал от Глазго до Йорка за несколько часов, нахамил твоему дворецкому, просидел весь день у твоей кровати, а затем провел всю ночь, не смыкая глаз и трогательно тебя обнимая? - Тогда я скажу, что ты несешь чушь, - ответил Артур, прикрывая глаза. - А если я поклянусь, что это правда? - Я все равно не поверю. - Эх, вот я тебе, можно сказать, душу раскрыл, а ты не веришь, - шотландец сокрушенно покачал головой, и, решив не тратить время на праздную болтовню, потянулся за стоящими на столике у кровати пузырьками, которые вчера оставил врач. – Ну да ладно, если обмен любезностями закончен, тогда можно приступить к делу, пока ты в сознании, - и он достал из кармана на жилете чайную ложку, небрежно протер ее краем рубашки и заполнил до краев содержимым первого пузырька, выдернув из него зубами пробку. - Ты что делаешь? – спросил Артур, хмурясь и пытаясь сфокусировать взгляд. - То, что сказал делать врач. Если не хочешь вообще остаться без руки, то лучше следовать его инструкциям. Поэтому заткнись, открой рот и выпей ложечку за братика, - флегматично пожал плечами шотландец, подставляя под ложку ладонь, чтобы ее содержимое ненароком не оказалось на кровати. Англия, поняв, о чем речь, раскраснелся пуще прежнего, теперь уже от злости. - Скотт, а не охренел ли ты часом? Позволь напомнить, что я – Британская Империя, и… - И что? – перебил Шотландия. – Неужели ты следуешь какому-то негласному кодексу чести, в котором записано, что великие империи ни в коем случае не могут есть с ложечки? Если ты считаешь, что сам способен принять лекарства, то милости прошу, удиви меня своим мастерским умением держать ложку дрожащей левой рукой. Если ты успеешь донести ее до рта, прежде чем все содержимое окажется на простынях, то я даже поаплодирую. Англичанин перевел мутный взгляд с лица Скотта на свою руку, а затем обратно, и молча открыл рот, признавая поражение. *** - Так кто это тебя так? – спросил Шотландия, подавляя зевок. - Турция. Точнее, его ятаган. Поверить не могу, что меня смогли ранить в бою какой-то кривой железкой, - ответил Артур, наблюдая, как Скотт разматывает окровавленные бинты на его руке. - Возможно, так бог подсказывает тебе, что пора перестать быть таким самонадеянным ублюдком с манией величия, родной. - У меня нет мании величия. Я отлично оцениваю свои возможности. - И именно поэтому ты сейчас валяешься здесь, не в силах даже подняться с кровати, с температурой и кровоточащей раной, да? - Заткнись. - И не подумаю. Я и так молчал все то время, пока ты валялся без сознания. Кстати, сейчас будет немножко больно, не прикуси язык невзначай, - произнес шотландец и резко дернул за присохший к ране бинт, не дожидаясь ответа. - ЧЕРТ ПОБЕРИ! СКОТТ, ТВОЮ МАТЬ! – Англия вцепился пальцами здоровой руки в простыню, чувствуя, как вместе с бинтом с раны отрывается кровяная корка и даже часть здоровой кожи. - Либо так, либо заражение крови. Ты же не хочешь покрыться пятнами, распухнуть и умереть в жутких муках, родной? – «успокаивающе» произнес Скотт, осторожно продолжая удерживать дрожащую руку брата и перебинтовывая ее заново свежим бинтом. Артур не ответил. С глумливой заботой завязав концы бинта в аккуратный бантик, Скотт поднял взгляд на лицо замолчавшего Англии и с удивлением осознал, что тот снова без сознания. Шотландец тихо вздохнул, понимая, что это не к добру. Он рассчитывал, что если уж Артур очнулся – то это что ни на есть основной признак улучшения самочувствия и первый шаг к выздоровлению, но все было совсем не так. Отпустив руку Англии, Шотландия без сил рухнул на широкую кровать рядом с братом. Пожалуй, бессознательный англичанин нравился ему куда больше обычного, хотя бы потому, что он молчал и не пытался прогнать шотландца к такой-то матери как можно быстрее. С усилием перевернувшись на бок, Скотт вновь обнял Артура, прижимая его к себе так, чтобы чувствовать горячее неровное дыхание на своей коже. Так же, как и прошлой ночью. Пусть даже теперь младший Киркланд больше не нуждался в чужом тепле, но Скотту нравилось тешить себя мыслью, что в его объятьях Англии становится лучше. А еще так ему было спокойнее – чувствуя дыхание Артура и биение его сердца под своей рукой, Шотландия мог быть уверен, что англичанин все еще жив. *** Недолго думая, Скотт с треском оторвал от чистой хлопковой простыни широкую полосу ткани, сложил ее втрое и окунул в стоящую рядом миску с холодной водой. Конечно, можно было позвать горничную и попросить ее принести полотенце или большой платок, но это заняло бы время (учитывая расстояние от комнаты Артура до служебных помещений – довольно много времени), а шотландец был абсолютно не настроен ждать. Тщательно отжав кусок ткани, Шотландия положил его на горячий лоб все еще бессознательного англичанина. Тот вздрогнул, хмуря густые брови и продолжая бормотать какие-то отрывистые фразы пересохшими губами. - А-америка… Ал, п-подожди, я… - конец фразы было не разобрать. Англия хрипло вдохнул; на его щеках все ярче расцветал болезненный румянец. - Ну отлично, - тихо произнес Шотландия, складывая мокрые руки на груди. – Этот неблагодарный ребенок вертел тобой, как хотел, а потом бросил, наплевав на все, что ты для него сделал. И после того, как он развернулся и ушел, оставив тебя, ты даже в бреду не перестаешь думать о нем! Отлично, Англия; поведение, достойное великой империи… - шотландец осекся, осознавая, что всего пару дней назад он сам поступил ничуть не лучше, когда бросил все и кинулся на помощь тому, кто точно так же предал его, причем не раз. Взяв в руки оставшуюся со вчерашнего дня бутылку виски с остатками янтарной жидкости на дне, Скотт откупорил ее и сделал большой глоток. - Знаешь что, Арти? Вспомни, кто был рядом с тобой в те дни, когда тебе было плохо. В те дни, когда ты кашлял кровью, в те дни, когда ты срывал голос, крича от боли, и в те дни, когда твои руки были покрыты бубонными пузырями. Кто был с тобой рядом? Уж точно не твой дорогой Америка. Нет, это был я. Я был с тобой тогда, я с тобой сейчас, и я буду с тобой каждый раз, когда тебе понадобится моя помощь. И дело здесь не в нашей внешней политике, не в экономических связях или чём-то еще. Каким бы неблагодарным ублюдком ты ни был, я всегда буду рядом, потому что ты – мой глупый младший братишка, и я тебя вырастил. Черт тебя возьми, да ты же чувствуешь то же самое к Америке, так почему бы тебе не разуть глаза и не перестать быть мудаком по отношении ко мне? Я знаю, что тебе нравится корчить из себя могучую империю, захватывать земли и повышать налоги, но это не значит, что нужно не видеть в упор тех, кто рядом с тобой! Замолчав, Шотландия поморщился, мгновенно осознавая, насколько жалко прозвучало то, что он только что произнес. Как будто бы шотландец оправдывается в своем присутствии здесь, ревнует, и, черт побери, негодует, как оскорбленная отсутствием внимания к своей персоне девица. Он уж точно пришел сюда не для того, чтобы хвастаться своими заслугами и требовать их признания и всеобщего сочувствия себе, такому несправедливо угнетенному собственным неблагодарным младшим братцем, тьфу.