ne se changent pas

Мы — это те, которые не меняются. Те, у кого Мадридские вечера на веках выжжены, и когда закрываешь глаза, видишь красно-белое небо с заплывающим за горизонт диском закатного солнца. Кальвадос в бокале мерцает янтарными искрами, я влюбляюсь в тебя миллионный раз за последние десять секунд, я вкладываю в ладони фантом твоей руки, и замысловатая татуировка кольца на среднем пальце в который раз вызывает у меня восхищённый вздох. Защитить тебя — моего преданного пса с текущей по жилам горячей испанской кровью, уберечь и закрыть от всего дерьма, что предлагает нам чёртов мир. Научить управлять эмоциями. Будь скромным, Люки, на поле и вне его... А ты вместо этого так трогательно пытался защитить меня в ответ. Я не знал, от чего, но позволял о себе заботиться. Это нужно было и мне тоже, если ты всё ещё не понимаешь, petit Luki¹. Ты будешь вспоминать моё имя каждый раз, когда услышишь струйную французскую речь или увидишь мате в меню ресторана (что маловероятно, ведь ты в Германии); я знаю, ты найдёшь где-нибудь уругвайскую забегаловку и будешь плеваться и материться, и ругать меня на чём свет стоит. Ты терпеть не можешь этот напиток, особенно с яблочной добавкой, ты слишком любишь меня, ты давишься и не можешь поставить чашку в сторону. Неужели мы всё-таки устали друг от друга, скажи мне? Солнце в глаза, карие вспышки, твой взгляд неминуемо ласков, я знаю, что ты примешь меня любым. И не думалось никогда, что нам придётся расстаться и пить кальвадос в одиночестве или ненавидеть мате, так чертовски ярко ненавидеть... как только ты умеешь, у меня жизнь опустела без твоей ненависти к утренним будильникам и холодной еде, а ты улетаешь в Баварию без намёка на возвращение. Я рисую на стёклах по вечерам и чувствую, как медленно схожу с ума без твоих испанских ругательств. Я помню, что ты ни в коем случае не Люка́, что ты Эрна́ндес, а не Эрнанде́с, что тебя бесят чёртовы комментаторы, что бешу я, когда в шутку пытаюсь поддеть, а ты огрызаешься беззащитными волчьими зубками и огненным блеском в глазах, не в силах сказать что-то против. Я читаю в твоих движениях просьбу. Мы оба знаем, что ты меня любил. Покажи мне, какой вид из окна твоего нового дома? Мы сможем наблюдать мегаполис, когда я разложу тебя на твоей новой кровати, как в немецком порно? Хотел бы я рассказать тебе, как ненавижу с недавних пор всё немецкое. Я хочу вырывать из твоей глотки стоны и слизывать их с губ, как сладкий нектар, хочу мучить тебя желанием и наслаждаться тем, как податлив ты и пластичен, когда за дело берусь я. Мне так не хватает твоей красоты и изгибов изящного атлетичного тела с милой японочкой на левом боку (я успокаивающе глажу её каждый раз, когда ты прогибаешься в пояснице и нетерпеливо умоляешь, сбиваясь с французского "s'il te plaît"² на испанское "joder, vás"³). О, мой милый юный и жаркий Люки, какое было сладкое горе подчинять тебя, чувствуя, что никто прежде не обращался с тобой так и что каждый порыв твоей молодой груди предназначен лишь мне одному! Я ценил твои вздохи и слёзы, и каждое "je t'aime", сорвавшееся громким вызовом под покровом ночи или стыдливо прошепченное утром в плечо. Твои мягкие, мокрые от пота волосы ложились под мою ладонь так же податливо, как и ты сам, а мне нравился ёжик над твоим лбом. Oh, merde⁴, мне нравился мальчишка Лукас, мягкость объятий, поцелуи, от которых плавилось небо и стекало парафиновыми дорожками на живот, татуировки на правом предплечье и твоё взбалмошное желание постоянно бегать на чужую половину поля поближе к штрафной, несмотря на амплуа крайнего защитника. Чёрт возьми, мы же оба знаем, что я тоже любил тебя. Я был трогательным эльзасским принцем с кудрями пшеничных волос и чертенятами в глазах. Ты был мальчишкой и верным псом, которого я воспитал в своём замке. Мы в ответе за тех, кого приручили, Лукас. Только давай позже разберёмся, кто кого. Нам не уйти друг от друга, ни в Испании, ни в Германии, ни на всём земном шаре. Однажды судьба сведёт нас обоих в Клерфонтен, и мы встретимся там, как на Титанике, что ты мне скажешь тогда, когда подберёшься так близко, как только сможешь? У меня будут длинные волосы, жена и двое детей, у тебя — Амелия, Мартин и новая татуировка. Ты думаешь, это сильно повлияет на положение вещей внутри нас? Не составит труда разглядеть наши лица под фонарным столбом и увидеть знакомые черты где-то в глубине радужной оболочки. Поймёшь ли ты, что всё осталось по-прежнему? Ты скажешь, что мы — это те, кто никогда не меняется, Лукас?