1
Время в Ином Месте идет не так, как на Земле. Оно тянется как патока, растягивая момент до вечности. Поэтому когда волшебник вызывает тебя, ты не знаешь, сколько времени прошло – несколько дней, лет или столетий. Я был частью бытия моего мира, когда почувствовал острую вспышку боли и Призыв. Меня снова вызывали. Противиться было бесполезно, поэтому я нехотя поспешил. Что-то, интуиция, если хотите, подсказывало, что меня в очередной раз вызывает один мелкий надоедливый волшебник, имя которого я давно уже знаю. Я очутился в небольшой аккуратной комнате с окном на Темзу, в котором красовалось здание парламента. Да, так и есть, это снова он. Я уставился на человека в пентакле, Натаниэль был как обычно бледен и решителен. «Он вообще отдыхает?» – невольно задумался я, глядя на тощего мальчишку с темными кругами под глазами. С нашей последней встречи он несомненно подрос и окреп, но на мой взгляд выглядел он все равно жалко. Впрочем, как и все другие люди. Ну не люблю я их, что ж тут поделаешь? Пацан стоял напряженный, как натянутая тетива лука, и щурился, пытаясь рассмотреть меня. Ха, как бы не так! На тех четырех планах, что были ему доступны, я выглядел как сгусток копоти. Пусть понервничает, ему это полезно! Так часто вызывать меня не позволял себе даже Соломон! [Прим.: нет, Соломон себе такого никогда не позволял! Впрочем, и отсылать обратно он никого не спешил... так что торчали мы в его дворце и садах месяцами, а то и годами... но речь совершенно не об этом, ведь он был великим волшебником, а этот пиголица! Нет, Натаниэль определенно зазнался и его надо проучить!] И зачем он меня призывал? О, вот тут начинался подлинный цирк! Меня вызывали, дабы я подал стакан воды, чтобы задернул шторы перед сном. Как-то он велел подать ему парадный костюм и помочь одеться... один приказ был глупее другого, но я, как вы и сами знаете, ничего не мог с этим поделать. [Прим.: и даже знание имени мне не сильно помогало, чем старше он становился, тем более изворотливыми становились его мозги. Проще было выполнить его дурное приказание и удалиться восвояси]. Последним его приказом было доставить свежий утренний Таймс. Казалось бы, что может быть проще? Но эта мелкая пакость призвала меня в полдень! Я, как хороший раб, попытался развеселить угрюмого волшебника, а он вспылил и запретил говорить. Так мы и просидели весь день и ночь в одной комнате в полном молчании. Утром я принес ему газету и исчез, оставив на прощанье едкие пары серы. Это действие стало чем-то вроде традиции, которую мне нравилось соблюдать. И вот теперь, я снова в этой комнате, смотрю на своего безнадежного хозяина и думаю, какую пакость он задумал на сей раз. А он пытается разглядеть в копоти меня и недовольно поджимает губы. Наконец он не вытерпел и подал голос: – Бартимеус, это ты? – мое естество удовлетворенно мурлыкнуло от ноток беспомощности в голосе человека, и в копоти показались два огромных желтых глаза. Мальчишка недовольно топнул ногой. – Хватит выпендриваться! – Что вы, мой господин, как я могу? – со всех сторон послышался мой язвительный голос. Нат недовольно поджал губы. – Прими другой облик! – капризно сказал волшебник. – Слушаюсь и повинуюсь, о великий, – подражая одному мелкому бесу-посыльному, сказал я и обратился в горгулью. Джон Мэндрейк снова поджал губы. – Ты...! – он задохнулся от возмущения, но не договорил; вместо этого он прикрыл глаза и стал что-то бормотать. Я стоял достаточно далеко и ничего не мог расслышать, любопытство заставило превратиться меня в летучую мышь, но он как раз замолчал и уставился на пустой пентакль. Стоит уточнить, что на дворе стоял глубокий вечер и меня, висящего на потолке вниз головой, было сложно заметить. – Что за...? – Я здесь, – подал голос я и помахал перепончатым крылом. Мальчик устало вздохнул. – Ну почему с тобой все... так? – обреченно пробормотал он. Я хотел ответить, но он жестом попросил тишины. – Внемли моему приказу, демон... Я пропустил мимо ушей ненавистное «демон» и обратился в слух, желая наконец услышать то, ради чего меня позвали. А он снова молчал, лишь губы его беззвучно шевелились. Я напряженно ждал несколько минут, а затем не выдержал. – Говорите громче, о всесильный, ваш слуга глуховат и не слышит вашего замечательного приказа! – я говорил очень даже приветливо, но человек снова вспылил. – Помолчи! – грубо рявкнул он, нахмурившись. – Я приказываю... ты должен... Он снова замолчал, и я обратился в человека. Стоит отметить, что Натаниэль стал старше и выше, потому я сделал облик Птоломея постарше, благо у меня была богатая фантазия. Я скрестил руки на груди и хмуро спросил: – И что же я должен? Учти, снова красть амулет Самарканда я не собираюсь! – я искренне пытался пошутить, но ожидаемого смеха не последовало. Вместо этого мальчишка сделал глубокий вдох и выпалил на одном дыхании: – Я приказываю тебе, Бартимеус, переспать со мной! – выпалил и замер, широко раскрыв глаза. Я замер тоже, парень в очередной раз обескуражил меня! Справившись с потрясением, я быстро заговорил, надеясь сбить его с толку: – О, так теперь ты захотел закатить пижамную вечеринку? Здорово! А где спальные мешки, еда и фонарик? Чур, я первый рассказываю страшилку! – волшебник покачал головой и отвел взгляд. – Я не это имел ввиду... – тихо сказал он, и кончики его ушей заалели. Я нервно сглотнул. Приказ мне не нравился, но... выбора, как вы знаете, у меня нет. – Кхм... ладно, а как... – я растерялся, не зная, как задать вопрос, и просто стал перевоплощаться в красивых женщин. На каждое мое перевоплощение Натти отрицательно качал головой. Я перебрал с десяток сногшибательных красоток [Прим.: Я даже любимый облик Квизл показал, а уж ее облик был безупречен!], мне пришлось вспомнить девушек из его общества, но он ни на кого не реагировал. Наконец мне это надоело, и перед ним снова оказался Птоломей. – И чего тебе надо?! – возмутился я, он быстро глянул на меня и коротко улыбнулся. – Вот так и оставайся. Я оцепенел. «Он не только болван, но еще и извращенец», – решил я и, пожав плечами, пошел к нему. К тому времени он уже стоял вне своего пентакля и неловко тер за ухом. – Не передумал? – придвинувшись очень близко, прошептал я ему на ухо. Пацан вздрогнул и покачал головой. Я вздохнул и уселся на его кровать, Натаниэль лишь обернулся. Я похлопал по матрацу рядом с собой, он кивнул. Через несколько томительных мгновений мы сидели на одной кровати. Натаниэль сидел словно школьница, положив руки на колени и выпрямив спину, а я не знал, с чего начать. Мне хотелось рассмеяться, но я понимал, что любое неуместное слово может вывести из себя это недоразумение и привести к невесть какому результату. Поколебавшись, я повернулся к мальчишке. Он смотрел прямо перед собой, уши его алели, а руки были сжаты в кулаки до побелевших костяшек. Нервничает, отметил я и потянулся к его щеке, чтобы убрать прилипшую к ней прядь волос. Натаниэль напрягся, когда я до него дотронулся, но не шелохнулся. Я положил свою ладонь на его сжатые кулаки и легонько погладил пальцами. Лица его мне не было видно, но по тому, как высоко взметнулись его ресницы, я понял что он удивлен. Я придвинулся поближе к нему и прислонился головой к его плечу. Мысль в моей голове была лишь одна – «Что за чушь я творю?» [Прим.: нет, опыт в подобных злоключениях у меня был, волшебники на редкость извращенные натуры. Им вечно хочется чего-нибудь эдакого-разэтакого да побольше, а страдаем только мы, бедные несчастные джинны! Но этот случай был особый... мальчишка сам не знал, чего хотел, а я должен был угадать!] Мы посидели так некоторое время, Натти расслабился и даже переплел свои пальцы с моими. Я понял – пришло время действовать. Моя ладонь легла на его щеку, я аккуратно повернул его лицо к себе и почти вплотную приблизился. Несколько секунд мы сидели, соприкасаясь носами, а затем я его мягко, почти невесомо, поцеловал. Я не пытался углублять поцелуй, давая возможность Нату привыкнуть и, если хотите, перенять инициативу. Наконец воздух кончился, и мне пришлось отстраниться, я внимательно наблюдал за волшебником. [Прим.: скажу откровенно, я надеялся что он удовлетворится малым, и я смогу спокойно вернуться восвояси, но...] На губах Натти расцвела улыбка, да такая яркая и трогательная, что у меня пересохло во рту. Сколько времени я убил на то, чтобы развеселить этого балбеса и хотя бы одна улыбка! А тут, несчастный поцелуй, который и поцелуем-то не назовешь, а он лыбится, как... даже слова не подберу! Я решил не церемониться и впился в его губы решительным поцелуем. От неожиданности человек приоткрыл рот, и я проник в него своим языком. Огладил зубы и десна, мимолетно коснулся его языка, а затем легонько прикусил губу. По телу парня пробежала дрожь, мои руки прижали его худощавое тело к себе и я повалил его на кровать. Натаниэль сдавленно охнул и прижался ко мне. Я гладил его, отыскивая чувствительные места на теле и уделяя им все внимание. Натаниэль что-то пыхтел мне в губы и совершенно не сопротивлялся. Рука моя скользнула вниз, к причинному месту мальчишки, яростно выпирающему из штанов, огладила его и легонько сдавила. Нат выгнулся дугой и вцепился ногтями мне в спину. Я не спешил залезать в штаны Ната, продолжая гладить и без того налитый кровью член; вместо этого я целовал его щеки и скулы. Наконец сам Натаниэль не выдержал и стал расстегивать свои джинсы. Руки не слушались его, но он упрямо пытался расстегнуть пуговицы. Я смилостивился над ним и закончил начатое. Взяв в руку оказавшийся на свободе член, я легонько сдавил его, Натаниэль в очередной раз запыхтел и толкнулся мне в руку. Я усмехнулся и провел по члену рукой вверх-вниз, остановившись на головке. Натаниэль заскулил от досады и вдруг произнес: - Еще... - глаза его были прикрыты, щеки алели, он был готов ко всему, что я предложу! И я предложил... Я в последний раз поцеловал его, обворожительно улыбнулся и нагнал на него такой глубокий сон, на который только был способен.2
Рассвет давно наступил, когда молодой человек открыл глаза. Комната была наполовину залита светом, солнечные блики, отзеркаленные Темзой, хаотично блуждали по комнате, создавая причудливые узоры. Натаниэль смотрел в потолок и пытался нашарить в голове воспоминания, касающиеся вчерашнего вечера. Воспоминаний, на удивление, не было. Лишь отрешенность и расслабленность. Сбоку кто-то шевельнулся, Натаниэль резко повернулся и увидел улыбающееся лицо Бартимеуса. – Проснулся? – галантно уточнил он, и тут Натаниэль все вспомнил. – Ты!.. демон!.. – яростно прошипел он, подскакивая на кровати, а затем добавляя, не сумев скрыть обиды: – Ты меня обманул! – Кто? Я?! – подлинно оскорбился джинн, садясь следом. – Да я так старался, что тебе и не снилось! Да я на тебя лучший сон потратил! Да я... – Хватит, – устало оборвал его Натаниэль на полуслове. – Я не этого желал... – строго и обреченно добавил он, погодя. – Ха! – лицо джина ликующе осклабилось. – А вот желать надо было правильно, как понял, так и исполнил! Натаниэль задохнулся от возмущения, но промолчал. – Почему ты еще здесь? – хмуро поинтересовался волшебник. Бартимеус выглядел до неприличного довольным и это выводило из себя. – Ожидал благодарности по утру, – хихикнул он и, превратившись в облачко, распространился по комнате. Как раз вовремя, потому что Нат не выдержал и бросил в него подушку. Натаниэль почувствовал невесомое прикосновение к своей щеке и снова этот противный запах серы, на прощанье. Он понял что остался один и откинулся на подушки. Все пошло совсем не так как он планировал, джинн снова одурачил его, и он сам в этом виноват. – Как мне теперь вызывать его снова?! – пробормотал он, прикрывая руками глаза. Губы саднило от вчерашних поцелуев. По телу бежали мурашки от воспоминаний. Ему хотелось еще.