Имперская форма

Рэнсольм Кастерфо был благодарен Республике за все, что она для него сделала, но, несмотря на все симпатии, которые он испытывал, он не мог полюбить синие комбинезоны вооруженных сил. А вот имперская форма… Форма была прекрасна. Рэнсольм с замиранием сердца открыл дверцу шкафа. И руки сами потянулись к кителю, дотронулись до тёмно-зелёной шерсти, аккуратно сняли его с вешалки, проскользнули в рукава. Повертевшись перед зеркалом, Рэнсольм поправил стоячий воротник и застегнул китель. На форме не было ранговой плашки, её Рэнсольм хранил отдельно, за стеклом, вместе с шифровальными цилиндрами. Зато Рэнсольму удалось раздобыть целых два ремня. Первый дополнял коллекцию за стеклом, а второй Рэнсольм заполучил сегодня утром, и ему не терпелось примерить обновку. За ремень пришлось выложить приличную сумму кредитов, но он того стоил. Почти не ношенный, с блестящей плашкой, ремень идеально обхатывал талию. И Рэнсольму казалось, что он слышит едва уловимый скрип кожи во время движения. Иногда Рэнсольм думал, что ему нужна своя собственная форма. Даже надетый поверх повседневной одежды, китель был чуть велик и сидел мешковато. Но Рэнсольм Кастерфо так и не решился сшить форму на заказ, боялся, что его не поймут. Среди центристов было достаточно коллекционеров, собирающих артефакты времён Империи. Но ни один из них не отважился бы выразить свои симпатии, одевшись в имперский мундир. Но для Рэнсольма Кастерфо дело тут было не столько в идеологии, сколько в дизайне. А ещё в вечных идеалах, в качестве материалов, в духе ушедшей эпохи. Рэнсольм снял кожаную перчатку и, затаив дыхание, с любовью провел рукой по гладкой ткани. И всё-таки образ казался незавершённым. Словно раньше люди были выше, их плечи были шире, а спины — ровнее. Чего-то не хватало. Рэнсольм оглядел коллекцию и остановил взгляд на командирской кепке. Аккуратно протерев эмблему, Рэнсольм надел кепку на русые волосы, спрятав глаза под опущенным козырьком. Теперь отражение в зеркале было прекрасно, на Рэнсольма смотрел не голубоглазый блондин, одетый по последней, глубоко презираемой им моде, а настоящий имперский офицер. Имперский офицер медленно и изящно надевал перчатку, надевал так, словно занимался этим всю свою жизнь. Имперский офицер неодобрительно смотрел на брюки Рэнсольма, чёрно-серебристые, расклёшенные брюки. Имперский офицер хотел преображаться дальше, он требовал от Рэнсольма немедленно снять это безобразие и облачиться в серо-зелёные галифе. Крепко завязать шнурки, просунуть ноги в кирзовые сапоги. И Рэнсольм подчинялся. Руки в кожаных перчатках словно больше не принадлежали ему. Прикосновения к голой коже были немного щекотными, но при этом невозможно приятными. И Рэнсольму хотелось большего: не случайных контактов во время переодевания. Рэнсольму хотелось, чтобы офицер из зеркала смотрел на него, трогал его. На столе зазвонил комлинк. Рэнсольм отмахнулся от него, как от ненужного шума, но комлинк был настойчив, и наваждение прошло. Рэнсольм Кастерфо стоял посреди своего кабинета, волосы были взъерошены, галифе приспущены, китель помят. Вытирая перчатку и ругая себя последними словами за то, что бесценную форму придётся отправлять в химчистку, Рэнсольм потянулся за комлинком.