***
Было не так поздно, когда члены команды расследования начали медленно расходиться по домам, используя самые ленивые отговорки, какие только можно было. Последним ушёл Соичиро Ягами. Перед этим он перекинулся парой реплик с сыном. Эл лениво вслушивался в их разговор. – Лайт, нет смысла задерживаться тут допоздна. Ты уже который день занят восстановлением этой системы. Нет ничего страшного в том, если ты отдохнешь хотя бы немного... – Я уйду, как только закончу. Не беспокойся об этом, – бросил он, не отрываясь от печати. – Вчера ты говорил то же самое, но в итоге так и не появился дома. Юноша тяжело вздохнул. Наигранно, как думалось Эл. – Мне нужно закончить работу. –... – Соичиро вздохнул и раздраженно махнул рукой. Он потёр переносицу. – Делай, как знаешь. Но завтра я силком оттащу тебя домой, что бы ты ни думал об этом. – Я сам в состоянии решить... – Да посмотри ты на себя, в конце концов! – вспылил Ягами старший, – Две недели тебя нет дома, – он резко подошёл к Лайту и развернул его к себе. Мужчина резко отвел его челку в сторону. На него смотрели сузившиеся раздраженные глаза, под которыми залегли четкие, болезненного сизо-фиолетового цвета круги, – Господи, да у тебя теперь даже круги под глазами, как у Эл! Это не стоит того. Как ты сможешь продуктивно работать, когда даже не отдыхаешь? – Кто бы говорил, – тихо пробормотал юноша, отводя вспыхнувшие злобой глаза в сторону. Соичиро тяжело вздохнул и отошёл от него, повернувшись спиной. – Лайт, мы все скорбим по поводу смерти Эл. Но это не... – Это никак не связано со смертью Эл, – прошипел Кира. Рюдзаки увидел, как его ногти снова медленно прошлись по мышке, оставляя более четкие белые полосы. «Что это за странная привычка? Никогда не замечал её за ним...» – он наклонил голову и подошёл ближе. Серебристый ровный корпус был безбожно исцарапан, казалось, будто мышке было черт знает сколько лет, хотя всё оборудование здесь было абсолютно новым... – Иди домой. Мама и Саю наверняка заждались уже. Когда Соичиро ушёл, Лайт даже не дрогнул и не развернулся. Будто ничего не изменилось. Он сидел так уже целый день, почти не двигаясь, изредка перекладывая руку с клавиатуры на мышку. Не то чтобы это было чем-то неестественным для Эл, но в этом было что-то подозрительное. Обычно его подозреваемый не мог слишком долго сидеть на месте. Он постоянно жаловался на то, что у него затекло тело, что нужно хотя бы изредка разминаться.– Давай, поднимай свою задницу со стула, Рюдзаки! – Лайт-кун, дай ты мне спокойно поработать... – Не дам. Ты уже несколько часов неподвижно сидишь. Давай, поднимайся, – юноша дернул цепь на себя. Детектив неохотно поднялся на ноги, сверля его раздраженным взглядом. – Ну, я встал. И что? – Пошли на крышу. – Что? Зачем? – Подышать свежим воздухом, разумеется, – фыркнул Лайт. – Ты такой бледный всегда, может хоть солнце или прохладный воздух как-то на тебя повлияют... Решительно дернув цепь на себя, он потащил слабо сопротивляющегося и что-то бурчащего под нос детектива прочь из кабинета. Когда Эл наконец-то поравнялся с ним, он заметил, что юноша открыто и беззастенчиво пялится на него. Ярко сиявшие глаза кофейного цвета с горящим янтарным огоньком где-то в глубине с каким-то непонятным теплом смотрели на него. Сыщик не возражал и даже не отпустил никакого едкого комментария насчёт этого. Потому что этот внимательный нежный взгляд действительно будто согревал его в этом темном и холодном коридоре.
Как-то больно немного в этот момент стало от воспоминания, которое зачем-то именно сейчас появилось в его голове. Оно казалось четким, ясным, но в то же время далёким и размытым. Словно что-то насильно повредило его память, грубо вырезав оттуда почти что... добрую половину жизни? Да, именно так... Это не так сильно ощущалось, пока Эл не задумывался об этом. Но стоило только взять эти воспоминания в руки, стоило только лишь подумать о них, пытаясь вспомнить какую-то деталь – как они рассыпались в мягкий, легко таявший на ветру пепел. О чем они говорили дальше? Дошли ли они до чертовой крыши? Или что-то случилось? Что-то непонятное и неясное? Он не помнил этого. Хотя, зачем ему это сейчас... «Интересно, когда же он уже поднимется со стула?» В этот момент Лайт тяжело вздохнул. Его пальцы остановились. Он откинул голову назад, прикрыв глаза. Через некоторое время юноша поднялся со стула и на негнущихся ногах прошёл мимо Эл, даже не обернувшись. «Он игнорирует меня, даже зная, что здесь никого нет...» Рюдзаки сощурил глаза и пошёл за ним. Парень вышел из кабинета в темный коридор. Он шёл как-то неестественно быстро, будто хотел сорваться на бег. Но почему-то сдерживал себя. Бесплотный дух легко оттолкнулся от земли. Босые прозрачные ноги легко полетели по воздуху. Эл не чувствовал себя пушинкой или чем-то подобным, нет. Ему мерещилось, что по своему состоянию он ближе всего к эфемерному шелковистому дыму. Такому же легкому, прозрачному, невесомому... И вместе с тем такому же уязвимому. Он ощущал, будто в любой момент может исчезнуть, раствориться. Эл коснулся своих волос, будто бы желая проверить, действительно ли он исчезает и растворяется... но он не почувствовал ничего. Он проплыл мимо зеркала в коридоре. И не увидел там себя. «Существую ли я сейчас вообще? Может я уже совсем исчез? Или прямо сейчас исчезаю?» Его чуть ли не моментально охватила паника. Он не так сильно боялся умирать, будучи живым. Скорее он боялся исчезнуть. И сейчас страх пустоты подступал к горлу, окутывая его, проникая в остатки ещё живого и мыслящего как раньше существа. В этот момент его глаза остановились на затылке Лайта, который всё ещё быстрым шагом шёл впереди него. Легкие каштановые волосы, прилизанные в аккуратную прическу, ничего необычного для него... Зрачки моментально сузились. «Он виноват в том, что я исчезаю. Кира... Он виноват в том... что я умер. И он должен... должен поплатиться за это. За мои страдания и мучения сейчас... За его ухмылку, когда я умирал на его руках. Это должно свершиться! Это ведь... правильно, не так ли?» Где-то в темных уголках коридора будто бы что-то зашевелилось. Оно тихо и приглушенно зашипело, выкатывая свою тёмную клубящуюся сущность на белый свет. Лайт на секунду остановился и замер. Эл навис над ним. Он всё ещё сверлил тяжелым взглядом его затылок. Руки, словно бы окрашенные в цвет человеческих костей ветви старого дерева, медленно потянулись к каштановым волосам. «Он тоже должен страдать...» – пронеслось черной стрелой мысли в пустом сознании Рюдзаки. Выползшая из темных углов коридора эфемерная ожившая масса растеклась по полу угольной лужей. Она тихо и медленно текла по полу, поглощая белоснежное пространство. Одновременно с этим что-то вокруг шипело, шуршало, шептало и скворчало, словно масло на сковородке, словно миллионы тонких человеческих голосов. Шепот становился всё громче и громче, он слышался то там, то здесь. Он был то со спины, далеко-далеко, то близко, прямо перед лицом, то зависал где-то над головой. Он неожиданно появлялся и так же неожиданно исчезал, слабым эхом отзываясь возле уха. «Хочу уничтожить его». Черная масса почти полностью залила пол, оставляя белое кольцо вокруг Ягами. Он постоянно оборачивался на шепот вокруг. Эл не видел его взгляда, да и не хотел видеть. Он словно сосредотачивал всю свою злость, страх, ненависть вокруг него, стараясь обратить их в форму самого жуткого кошмара, какой только мог бы существовать. Кошмара, который проглотил бы Киру, раз и навсегда избавив мир от его существования. «Он должен сломаться и исчезнуть». «Он убил меня. Он отправил меня на эти адские муки... Что ж, Кира-кун... тогда я устрою тебе ад на земле». Черная эфемерная плоть сущности, что растеклась по полу, забурлила и заклокотала, а шепот стал ещё громче, чем раньше. В этот момент Лайт на секунду повернулся к нему лицом. Челка в легком полёте поднялась, открывая лицо... Эл рассчитывал увидеть панику, страх, смятение... Но увидел пустой, словно бы ничего не видящий взгляд, который что-то судорожно выискивал в чернеющей пустоте вокруг. Его губы были чуть приоткрыты, словно он хотел что-то сказать, а руки повисли в воздухе, пытаясь что-то найти и на что-то опереться. Все его движения дышали какой-то холодной тревогой. Его взгляд ни на чем не останавливался. Что-то... что-то было не так. Всё затихло. Темная лужа перестала бурлить, а шепчущие голоса стихли. Всё остановилось. Всё замерло. Однако в тот же момент, почти молниеносно, с бешеной нечеловеческой скоростью перед ним пронеслась чёрной стрелой другая мысль: «Не верь. Кира-кун всегда был хорошим актёром... не так ли? Я не могу позволить ему обмануть меня... снова». Черная масса на полу забурлила вновь. Ещё громче, с возросшей силой заклокотали голоса со всех сторон. Потемневшие глаза, прищурившись, с бешеной ненавистью смотрели на Лайта. В этот момент бурлящее и лопающееся нечто поднялось в воздух и взлетело гигантской чернильной волной до самого потолка. Волна нависла над медноволосым, готовая поглотить его в любой момент, не оставив ничего, растворив в себе... И снова совершенно случайно Рюдзаки поймал взгляд Ягами. В его глазах плескалась всеобъемлющая пустота, в самой глубине их растворенная с неясной тоской и... смирением. Будто бы такие сцены были для него настолько частыми, что у него уже не было сил реагировать на них. Но это было то, что так хотел увидеть Эл в его глазах. Так ведь? Его убийца, сломленный и опустошенный. Но... Что-то... Что-то было не так... И только Лоулайт, отбросив все сомнения, решил уже покончить со всем этим, не обманываясь актерской игрой Киры, а волна, было, пришла в движение... Его бывший подозреваемый закрылся от надвигающегося потока, подняв руки над головой и скрестив их. Он опустил голову и зажмурился. Цепкий взгляд детектива поймал маленькую деталь – он дрожал. Но не от страха, а от чего-то совершенно другого. Так... так дрожат люди, готовые прямо сейчас заплакать. Люди, давящие в себе подступающие к горлу слёзы. «Что? Почему... Почему он...» Брюнет растерялся. Его руки замерли в воздухе. Он не знал, что делать. Вот он, враг, прямо у него на ладони, уязвимый и легко задеваемый. Почему нужно останавливаться, когда ему плохо? Почему нужно начать сомневаться? Почему просто нельзя использовать этот момент в своих целях и атаковать его? Ведь это же так просто... И разве есть в этом что-то нечестное? На его месте Ягами Лайт и глазом бы не моргнул, и, конечно же, нанёс удар, но... Эл опустил голову и сглотнул. Нет. Он не мог. Это казалось ему до того подлым, что он не мог поднять руки, парализованный собственными мыслями. Нет, насколько бы соблазнительным не был этот шепот, доносящийся из самых глубин разрушенного сознания... Он понимал, что не сделает этого. Он – не Кира. Поэтому... Черная волна тут же медленно опустилась и потекла по полу обратно, заползая в темные уголки коридора. Множественный шепот и скрежет удалялся всё дальше и дальше, до тех пор, пока не растворился во всеобъемлющей тишине. Лайт не шелохнулся. Он никак не отреагировал на то, что мрачные декорации вокруг растворились. И продолжал стоять с занесенными над головой руками, прикрываясь от чего-то. Всё так же мелко дрожа. Всё так же зажмурив глаза. Эл медленно поплыл по воздуху, приближаясь к юноше. Он опустился на землю. Ноги почему-то очень больно жгло, словно бы он наступил на раскаленные угли. Но он не обращал на это внимания. Его полупрозрачные бледные пальцы дотронулись до чуть открытого лба. Он ожидал, что пройдет сквозь него. Но в этот же момент ощутил обжигающее тепло от соприкосновения с живым человеком. Что?.. Но... Почему? Ведь совсем недавно он легко проходил сквозь стены... Почему же сейчас он может его дотрагиваться? Ощущать жар от кожи, ощущать жизнь, которая бьётся в нём... – Лайт... всё уже закончилось. Ты можешь открыть глаза. Голос Эл прозвучал неожиданно мягко для него же самого. Лайт несмело приоткрыл расфокусированные глаза. Они не сразу остановились на лице того, кто стоял перед ним... Словно бы в кромешной темноте, они где-то блуждали и что-то выискивали, ни за что не цепляясь и ни во что не всматриваясь. В полумраке детектив различал яркий влажный блеск глаз, словно бы наполненных слезами. – Всё закончилось. Это... это всего лишь я, – всё таким же спокойным и мягким голосом прошептал Рюдзаки, дотрагиваясь его щеки. – Эл... – как-то растерянно пробубнил Лайт, поднимая взгляд на брюнета, – ты снова пришёл сюда? «Снова? Но... я ведь здесь первый раз после смерти... Как он сейчас может видеть меня снова?» - Лоулайт нахмурился. Мысли были не такими быстрыми. Им что-то мешало, что-то постоянно блокировало их. И он прекрасно понимал, что это последствия того, что он, всё-таки, уже умер. Паршиво... «Его кто-то напугал? Да нет, такого просто не могло быть. Из тех людей, что находятся здесь, никто бы так не сделал. Да и его не так просто обвести вокруг пальца. Или... или это собственное подсознание его так пугает? Он видел галлюцинации? Если это так, становится понятным, почему он почти никак не реагировал на то, что я сидел на стуле рядом с ним. Однако что именно он видел в своих галлюцинациях? В его поведении есть что-то странное, что-то, несвойственное Кире. Но это нечто такое, что я уже видел в нём, когда он не был Кирой...» «Когда он не был...» В пустой груди словно бы что-то больно защемило. И если бы он был жив, то сказал бы, что у него болит сердце. Он вспомнил что-то, что так хотел выкинуть из памяти после смерти. Осознание чего-то. Такого, что делало происходящее сейчас в стократ больнее, чем должно было быть, наверное. Сознание сопротивлялось, а память была пустой... Он одновременно помнил это и не помнил. Что-то, похожее на сон...Нежный, робкий поцелуй. «Я правда...» «Я правда люблю тебя, Рюдзаки» «Даже если ты не доверяешь мне до конца, даже если постоянно обвиняешь в том, что я Кира...» «Мне без разницы.» «Но...» «Иногда мне действительно кажется, что ты не ошибаешься ни в одном своём слове» «Это пугает... немного» Молчание повисло в воздухе тонкой ниткой. «Пусть ты сейчас спишь...» «Я всё равно думаю, что сквозь сон ты... слышишь то, что я говорю» Что-то мягкое медленно скользит по щеке. «Эй... я никогда не скажу этого вслух, когда ты находишься в сознании» «Даже не думай» «И...» «...» Снова что-то нежное касается щеки, что-то приятно щекочет кожу... Пряди волос, может быть. Так мягко. Чей-то едва различимый шепот ощущается на губах... «Знаешь...» «Если ты решишь умереть раньше меня и оставить меня одного, я буду страдать...» «Поэтому, пожалуйста...» «Постарайся не умереть в схватке с Кирой» «Даже если Кира это я» «...» Чьи-то руки накрывают его теплым одеялом. И всё вокруг начинает медленно таять и растворяться...
Эл закрыл глаза и снова резко открыл их. «Надо... надо его выслушать. Так я смогу понять, что именно е...» Он не успел додумать, когда услышал тихие всхлипы совсем рядом. Рюдзаки поднял голову и увидел, как по щекам Лайта стремительно и бесконтрольно текут прозрачные блестящие слезинки. Он вытирал их рукавом растянутого тонкого свитера, шмыгая носом. На пару секунд он поднял сверкающие усталые и пустые глаза на бывшего детектива. - Ты пришёл, чтобы снова... Снова убить меня? «Что... что он говорит?» - Лоулайт слегка встряхнул его, но это никак не помогло. Беззвучно слезы продолжали катиться по щекам, потрескавшиеся по уголкам губы кривились и дрожали. Его трясло. Очень часто, он не мог остановиться. «Почему он плачет?» Его слёзы не были похожи на плач испуганного ребенка. Нет. То, что сейчас катилось по его щекам... Было скорее похоже на воду, которая новым ливнем полилась с дерева, промокшего под дождем до последнего листика, когда его потревожил сильный ветер. – Я так больше не могу... пожалуйста... – голос дребезжал, как стекло, интонация грозилась прыгнуть до невозможных для его голоса нот. От прежнего спокойствия не осталось и следа. Его словно бы разрывало изнутри на части прямо сейчас. И он не мог никак противостоять этому. Лицо изображало одновременно несколько эмоций. Словно в нём, как в компьютерной программе, всё сбилось. От постоянной лжи, от постоянной грязи, которая ежедневно проходила через него, как через фильтр... Тысячи его масок сбились и одновременно отобразились на лице, вызывая сильнейшее напряжение. Но они не перекрывали истинных эмоций, а только грязным, непонятным тоном ложились поверх, смешиваясь с ними. В какой-то момент он схватился за кофту в том месте, где под тканью, под кожей, под плотью отстукивало бешеный ритм горячее сердце. И зарыдал ещё громче, во весь голос. Он рвано дышал, и, кажется, ему уже было дурно от того, насколько часто его обветренные сухие губы втягивали воздух. Эл смотрел на него и не знал, что делать. Он никогда не видел Лайта таким. В его голове всплывал образ того спокойного юноши с теплыми живыми глазами. Или холодными, словно бы бьющими невидимыми стрелами... Он никогда не выглядел таким разбитым, как сейчас. Лайт в припадке словно что-то пытался произнести, но давился собственными слезами, не контролируя своих действий. Он тянул к Эл руки и опускал их. Вдруг его ноги подкосились. Ещё бы секунда – и он бы полетел на пол. Но Рюдзаки успел подхватить его. Он крепко зажал ему рот рукой и бегло осмотрелся. Они стояли как раз напротив той комнаты, в которой жили ещё тогда, когда детектив приковал своего подозреваемого к себе. Брюнет толкнул дверь. К счастью, комната не была заперта на ключ. Внутри все осталось по-прежнему. Даже его маленькая белая чашка, из которой он пил кофе утром того дня, стояла на тумбочке возле кровати. Лоулайт неосторожно закрыл за собой дверь и посмотрел на Лайта. Он что-то бессвязно и непонятно бормотал ему в ладонь, однако вырваться почти не пытался... Эл осторожно усадил его на кровать и убрал руку. Ягами рассеяно оглянулся. Его зрачки моментально сузились. – Нет... только... только не это место... зачем ты меня сюда привёл... – медленно пробормотал он треснувшим голосом, напряженно сглотнув. Он уставился куда-то в угол, внимательно за чем-то наблюдая. Лоулайт проследил за его взглядом... и ничего там не увидел. Там не было вообще ничего, ни мебели, ни стула, ни даже чертового цветочного горшка. Абсолютно пустой угол. Однако Лайт смотрел на него так внимательно, словно там было что-то. Возможно даже живое. «У него галлюцинации?» Эл снова перевел взгляд на него. Янтарные глаза становились всё более напуганными с каждой секундой. Их снова обожгли блестящие слезы. – А...а–а... – его тело будто бы начало непрерывно бить током. – Не смотри! – Эл сорвался с места и закрыл Лайту глаза. Он развернул его лицом к себе и обхватил двумя руками, крепче прижимая к груди. Он чувствовал, как намокает рубашка от слёз, буквально моментально, как дрожит Лайт, давя в себе громкие рыдания, глотая их. Он крепко вцепился в белую ткань, его пальцы с силой сжимали и комкали её. Эл не понимал, почему он пытался успокоить Киру. Зачем? Разве это было... его дело? Разве ему было не всё равно? Видимо, нет... – Лайт-кун, успокойся, прошу. В том углу ничего нет, – бездушным, но дрожащим от переполняющего его беспокойства голосом шептал Рюдзаки. Он медленно и успокаивающе водил одной рукой по распушенным каштановым волосам, а другой прижимал его к себе за плечи. Лоулайт предполагал, что он может начать вырываться, всё-таки сейчас он был не в очень адекватном состоянии. Он опасался того, что кто-то остался в штабе. И этот кто-то может войти в эту комнату и увидеть, что здесь происходит. И если детектив был видим только для него... Стоп. Рюдзаки только сейчас задумался над этим странным фактом. Почему он был видим только для Лайта? Почему он был ощутим лишь для него? Почему детектив мог касаться предметов вокруг него, не боясь, что пальцы просто пройдут сквозь них? Эта мысль ошеломила и испугала его. Невозможно, это невозможно было вообразить без слабой дрожи, но... Эл мог оказаться не когда-то живой сущностью, а всего лишь... плодом воображения расколотого сознания Ягами Лайта. Возможно, со своей волей. Возможно, со своим собственным сознанием. Но всё же в своей сущности – эфемерной галлюцинацией, видением, наваждением, тем, что может в любой момент просто пропасть. И это предположение до омерзения и злорадства гладко ложилась на все те непонятные моменты: почему его видел только Лайт, почему он, отойдя пару шагов от него, легко проходил сквозь стены, однако приблизившись к нему мог открыть дверь. И почему он не мог вспомнить почти ничего из своей жизни, кроме размазанных кадров перед смертью и ещё чего-то эфемерного, вроде далёкого голоса его подозреваемого.«Рюдзаки...» «Ты не можешь умереть. Если умрёшь ты то умру и я...»
Он тут же ощутил всю зыбкость и неустойчивость своей сущности. Никогда ему не было так страшно. Ни перед лицом опасности, ни перед лицом Смерти. Хватка его рук ослабла. Он посмотрел на призрачную ладонь, лежащую на чужом затылке. Сквозь нее светились пряди чуть всклоченных карамельных волос. Его руки почти что не имели своего собственного оттенка, кроме какого-то цвета молочного тумана. Ему даже казалось, что прямо сейчас цвет испаряется из его рук, и они из молочно-прозрачных становятся просто прозрачными. Но... В этот момент он почувствовал, как к нему прижалось чужое тело. Он опустил взгляд на Лайта. Тот ближе прижимался к нему, комкая ткань рубашки в руках. Сердце, словно замученная в клетке птичка, трепетало в груди. Дыхание постепенно выравнивалось. Он изредка судорожно вздрагивал, но уже успокаивался. Его трясла та тихая дрожь, которая охватывает человека после того, как он выплакал все слёзы, до самой последней капли, до красных дорожек под глазами. Эл поражало то, как отчаянно он цеплялся за него. Так, будто в его крохотном мире не осталось никого и ничего, за что можно было зацепиться, и на что можно было опереться. Будто он, Рюдзаки, был маленькой, тоненькой и, возможно, вообще единственной в своем роде тростинкой, которая могла вытянуть Лайта из этого топкого черного болота. «Не имеет значения, кто я сейчас. Не имеют значения наши разногласия. Не имеет значения то, что я могу быть просто разумной иллюзией. Не имеет значения то, что он... Нет, не важно, забудь. Сейчас... он нуждается во мне». Он отпустил Лайта, немного отодвигая его от себя, чтобы посмотреть на лицо. Кожа мягко покраснела, ресницы намокли и склеились. Губы были едва приоткрыты, словно он хотел что-то сказать, но его голос словно пропал, поэтому он просто не мог говорить. Глаза горели золотистыми и тёмно-шоколадными огоньками. Он пару раз моргнул и внимательно посмотрел на детектива разом увеличившимися зрачками. – Всё хорошо. Не нервничай... Я здесь. Эл осторожно улыбнулся своей редкой, мягкой и завораживающей улыбкой, сам, кажется, этого не осознавая, настолько мимолетной легкой и нежной была эта эмоция на его лице. Лайт молча смотрел на него, изредка шмыгая. – Ты ни разу не улыбался мне до того момента, как умер... я... я имею ввиду искренне, – тихо прошептал он, печально, почти бессильно улыбаясь, – это... немного грустно. Эл не знал, что ответить ему. Он хотел всего лишь успокоить его. Сделать так, чтобы он больше не мучился и не бился в конвульсиях. Чтобы он перестал сходить с ума. В какой-то момент ему пришла в голову идея притвориться живым. Сделать вид, что он не умер, что его смерть это... всего лишь разыгравшееся воображение Лайта-куна, и ничего больше. А на самом деле он жив и они всё ещё продолжают расследовать дело Киры... «Но это неправильно! Я не могу солгать ему такую несусветную чушь!..» – мотал он про себя головой. – «Кроме того, разве я сделаю ему лучше? Разве... потом, когда он столкнется с правдой, столкнется с реальностью, не станет ли ему хуже? Он может просто окончательно сойти с ума. И тогда, возможно, ему ничем уже не помочь». Он колебался. Откладывал эту идею до того момента, как Лайт не упомянет о его смерти... И этот момент наступил. Юноша грустно смотрел на него, сосредоточив взгляд на его губах. – Ягами-кун... – Что? – Тебе приснился кошмар? – ? – тот удивленно моргнул, – о чём ты говоришь? – Всё, что до этого происходило с тобой – это всего лишь сон, – пробормотал Эл, лбом сталкиваясь с Лайтом. Тот удивленно посмотрел на него и немного покраснел. – Вздумал одурачить меня? – он тихо фыркнул, – Когда это ты стал считать меня дураком, способным принять на веру то, что ты сейчас несешь? Даже Мацуда бы не повелся на такое. – Может быть, – детектив наклонился, ещё сильнее приближая свое лицо к лицу Лайта, – но... давай мыслить логически. Ведь всё, что ты видел и чувствовал до этого – кошмар для тебя, так? – А... – Лайт хотел что-то возразить, но не нашёл, что именно. Действительно, для него всё происходящее было похоже на затяжной кошмар... Главной проблемой было то, что его кошмар стал реальностью.– Я всё равно не верю тебе, – его погасшие глаза метнулись в сторону. – К тому же, откуда ты знаешь, что всё, что мне якобы снилось, было кошмаром? Слишком подозрительно, – губы скривились в непонятной улыбке, и он как-то странно и обреченно посмотрел на него, и этот взгляд до того был пронизан пустотой, что Эл стало как-то не по себе, – Я знаю, зачем ты пришёл. Хватит тянуть, я уже тысячу раз видел этот трюк за прошедшие две недели... Просто начни убивать меня. Снова. Ты ведь за этим сюда пришёл? Чтобы отыграться, отомстить за свою смерть. Я... я знаю это. Я помню... это. Что-то дрогнуло в глазах Эл, когда он увидел, как отстранился от него Лайт. Он обхватил себя руками и с какой-то безысходностью смотрел на него. В полупустом сознании тревожным колокольчиком звенели слова: «Просто начни убивать меня. Снова» – Что ты имеешь ввиду? – он отвёл вспыхнувший взгляд в сторону. Действительно, когда он появился здесь, он был готов устроить Ягами Лайту Ад на земле. Собственноручно разверзнуть землю под ним. Чтобы он страдал и мучился... Он так искренне хотел этого, что ему стало как-то жутко... – Что значит «Убивать снова»? И с чего ты взял, что я хочу убить тебя? – С того, черт возьми! – крикнул юноша, вытаращив на него свои безумные горящие глаза. Дрожащие пальцы чуть приподняли рубашку, и Эл увидел заткнутую за пояс черную тетрадь. Тетрадь смерти... – Я ведь убил тебя с помощью этого!! И теперь ты, как и в прошлые ночи, пришёл для того, чтобы убить меня ещё раз... Так не тяни же, давай! Я заслуживаю этого, ты ведь говорил ещё в самую первую ночь! – его голос едва заметно охрип. Детектив гипнотизировал его, пытаясь понять, что с ним происходит. «Кира-кун чувствует себя виноватым за то, что убил меня?» Он прикусил подушечку большого пальца. Всё сходилось. Каждую ночь после его смерти его собственные галлюцинации давили его и убивали, принимая форму Эл. Каждую ночь они убивали его и он, видимо, даже... привык к этому. Как жутко – привыкнуть к смерти... Эл умирал только один раз, и он даже представить себе не мог, что испытывал человек, которого убивали каждую ночь его собственные мысли, пусть и не взаправду. Его собственная смерть была, возможно, самым детальным воспоминанием на этот момент, и он не мог вообразить, что было бы с ним, если бы он пережил ещё несколько раз что-то подобное. – Почему Кира-кун жалеет, что убил меня? Кажется, Эл был лишь преградой на пути к идеальному миру без преступников... – тихо прошептал детектив. Он почувствовал, как от сказанных слов внутри всё похолодело. Да... Всего лишь преградой... Ничем больше. Почему-то эта мысль, которая раньше была такой понятной и простой, что он даже над ней не задумывался, сейчас будто... ранила что ли... Эл услышал, как громко и неприятно заскрипела бумага, и тут же бросил взгляд на Лайта. Тот крепко сжал черную тетрадь в руке, безнадежно сминая её. Его трясло, снова. Он закрыл лицо рукой и через пару секунд Эл услышал тихий всхлип. Юноша тщетно пытался задавить его в себе, но не мог. Тетрадь со свистом полетела куда-то далеко на пол. – Что ты говоришь, Рюдзаки?! Может быть... может быть так всё и было... до какого-то момента... – Лайт пододвинулся к нему и взял его руку в свою. Его руки были невероятно теплыми, почти что обжигающе-горячими. Или... ему так казалось потому, что он уже умер, а в действительности всё было не так?.. Не важно. Эл смотрел на него, ожидая, что он будет говорить дальше. – До какого-то момента? – ... – на обветренных губах возникла болезненная улыбка, – Помнишь время, когда ты приковал меня к себе цепью? Разумеется, помнишь, это ведь не так давно было, кажется... Помнишь, как я заставлял тебя ложиться спать раньше, отнимая у тебя ноутбук?.. Ты так злился и дулся, но в итоге смирился с этим. Как странно, но в те моменты, когда ты засыпал, меня начинала донимать бессонница... Ты спал как убитый и тебя, кажется, даже звук разорвавшейся бомбы не смог бы разбудить, – его голос дрожал, некоторые звуки терялись в хриплом шепоте. – У меня появилась странная привычка что-то говорить тебе, пока ты спишь, и... гладить по волосам. Кажется, тебе нравилось, – в глазах мелькнул теплый янтарный огонёк, – И в одну из ночей я сказал тебе... кое-что... Очень важное. Эл вздрогнул. В полуразрушенном сознании, где от памяти о его жизни оставались одни лишь осколки и размытые кадры, нашлось это странное воспоминание. Обрамленное только ощущением того, что кто-то, кажется, несильно обнимает его со спины, а вокруг – темнота: «Я правда люблю тебя, Рюдзаки». Он подавился воздухом. Глаза разом увеличились. – Так... Это был не сон? – тихо пробормотал он. – Ты всё-таки слышал... – как-то грустно и мечтательно улыбнулся юноша, но тут же мотнул головой, – Что именно ты слышал? Я много чего тебе говорил тогда, знаешь ли, было бы очень странно надеяться, что ты услышишь и запомнишь именно это... – Ты сказал, что любишь меня, несмотря на то, что я не доверяю тебе и постоянно подозреваю... – ... – щёки юноши загорелись полупрозрачным алым огнём, но он продолжил говорить. – Да. Именно тогда... всё пошло как-то не по плану Киры... Но механизм уже был заведен. И не было почти никакой возможности его остановить, – голос стих, до невозможных нот, кажется, можно было в лучшем случае по губам разобрать, что он говорил. Но в комнате вдруг воцарилась такая тишина, что Эл слышал его даже так, – Ты был прав... всё это время. Я так боялся этого, мне до последнего не хотелось верить в то, кем я на самом деле являюсь, но... Но это правда... Он замолк и низко опустил голову, так, что челка плотной завесой легла лицо. – Убей меня в последний раз. Сделай то, что наверняка хотел. Я заслуживаю, ты знаешь, ты... понимаешь. Мне кажется, я больше не вынесу этого. Он обхватил лицо руками, и всё его тело будто сжалось в комочек. Эл тяжело вздохнул и протянул к юноше руки. – Я не хочу тебя убивать, Лайт-кун. – ? – парень поднял голову, с легким удивлением в глазах смотря на бывшего сыщика. – Сейчас я хочу... просто успокоить тебя. Как-то помочь, если нужно, – он наклонил голову вбок, смотря своему бывшему подозреваемому прямо в глаза, мягко отводя в сторону челку. – Успокоить? – прошептал Ягами – Нет, ты врешь... Я убил тебя, чёрт возьми. Ты должен ненавидеть меня. Почему ты относишься ко мне... так? Нет, я не верю... – Я не вру. Кажется, ты забыл, кто из нас двоих говорит гораздо больше неправды... Он, кажется, опешил. С опаской приблизился к Эл, коснувшись его протянутых рук кончиками дрожащих пальцев. Брюнет тут же вздрогнул. Он ощутил, как что-то легкое, жгучее будто бы вспыхнуло меж подушечек пальцев и взорвалось... Лайт приблизил полупрозрачные ладони к своему лицу и положил их на него. Он прижался к бледной руке щекой, случайно касаясь кожи губами. – Так значит, ты пришёл сюда не мстить? Не утопить меня в кошмарах? Не задушить? Не расстрелять, используя тот пистолет, лежащий в верхнем ящике твоей тумбочки? Не размазать меня по стене? – его погасшие темные глаза цвета сгоревшей карамели тлели в темноте мягким янтарным огоньком. – Нет. – ... Чёрт... – он прикрыл глаза, и его губы исказила маленькая дрожащая улыбка, – почему мне так сильно хочется верить тебе... – Лайт-кун. – Да? – Я давно хотел тебе сказать... – Эл подался вперед, схватил Ягами двумя пальцами за подбородок и резко приблизился к его губам. Удивленные глаза смотрели на него, но... Он даже не шелохнулся. Эл замер буквально в паре миллиметров от его губ, едва ощутимо щекотя их дыханием. Он растягивал момент, словно в замедленной съемке, сначала сделав это резко и неожиданно, своими действиями он будто что-то сбил в программе Лайта. А затем остановился. И только после этого медленно и чувственно поцеловал его. И всё взорвалось. Он закрыл глаза и обхватил щеки юноши двумя руками. Ладони медленно и осторожно пошли дальше, ближе к затылку. Пальцы коснулись мягких прядей. У него появилось какое-то странное желание запутать свои длинные белые костлявые пальцы в карамельных волосах. Ягами позволял делать это. И Эл немного удивился даже... Ведь когда он был жив, он не любил, когда кто-то дотрагивался его волос... разве не так? Но не сейчас. Рюдзаки спокойно игрался с пушистыми прядями, при этом Лайт не выказывал никакой неприязни или чего-то подобного. Стоило Эл распахнуть на секунду глаза, чтобы расфокусированным взглядом посмотреть на лицо юноши, он увидел его закрытые глаза, ярко вспыхнувшие румянцем щеки. Он чувствовал непостоянную нежную дрожь, током проходящую по чужому телу, когда его пальцы слабо оттягивали шелковые пряди назад. – Н–н...м–мх... Казалось, он бессвязно шептал себе под нос одному ему понятные слова. Жар ударил в голову, моментально вытесняя все мысли. Эл мерещились какие-то совершенно невозможные в его бестелесном состоянии ощущения: он чувствовал, как громко что-то стучит в ушах, как все звуки вдруг становятся смазанными, едва слышимыми и очень-очень далекими. Будто в груди колотилось самое настоящее сердце, хотя пару минут назад он ясно чувствовал, как там зияет глухая черная пустота. Ему казалось, будто бы он на самом деле жив. Будто все эти трюки с прохождением сквозь стены – игра воображения. Будто смерть – масштабный кошмар в голове его подозреваемого, который просто был слишком долгим и затяжным. Словно и не было этих опасно горящих огромных экранов. Не было острой боли пронзившей в одно мгновение всё его существо. Не было того бессилия, сковавшего тяжелыми железными кандалами всё тело. Не было тех последних мучительных секунд его жизни, когда в ушах пронзительно громко звенели колокола. Не было этих рук, подхвативших его и крепко сжавших плечи. Не было того красивого гладкого лица, которое исказила злая и глумящаяся улыбка. Не было немого «Я победил», что едким алым пламенем горело в его глазах. Не было того ощущения, когда боль в теле вдруг утихла и всё затерялось, погасло и утихло. Ничего не было. Был только этот жгучий, одновременно сладкий и горький поцелуй, в пламени которого хотелось сгореть вместе, сжимая чужое запястье с такой силой, чтобы часы на нём треснули и разлетелись в сверкающую звездную пыль. Когда поцелуй был разорван, Лайт чуть подался назад, прикрывая руками лицо. И Эл слышал непонятный шепот, горячий и со слабым эхом. Такой шепот характерен для людей, которые, переводя дух, что-то эмоционально, тихо, спешно и глухо шепчут себе в ладони, закрываясь от всего мира. – Боже... Это ты хотел сказать? – прошептал он, переводя дыхание. – Сейчас мне и правда кажется, что происходящее похоже на какой-то сон. Так не может быть... не может. Это было своего рода первой ступенью для Эл. Маленькой ложью, за которой ложь обычно снежным комом нарастает, превращаясь в гигантский пласт лжи. Ложь, которая по своим масштабам напоминает космически огромный тропический лес, не имеющий начала и конца, постепенно уходящий все глубже дальше и темнее. Лес, который невозможно знать как свои пять пальцев, даже если ты сам Бог, который собственноручно сплел каждую лиану, сам разверз землю, чтобы сотворить овраг, и даже сам поселил каждого зверя в этот лес. Настолько он был огромный и необъятный. И... Неконтролируемый. «Если я совру сейчас, он... может поверить мне». Эл сглотнул. «Если я начну лгать, то я уже не смогу остановиться и не скажу ему правды, которую ему следует не забывать...» Эл закрыл глаза и коснулся губ. Тепло. Он ещё чувствовал на них смутное тепло губ Лайта, лёгкое и невесомое. Оно медленно окутывало его полностью и ему хотелось продлить этот момент. Сказать что-то ещё, чем-то на время усыпить его сознание, успокоить. Заставить не думать о том, что случилось. Заставить себя не думать о том, что случилось. Упасть в бездну безвременья, место, подобное бесцветной пустоте, где ничего нет. Где нет их масок, их нелепых идентичностей, их цепей – Эл и Киры. Где не нужно ни о чем думать. Где есть только Лайт и Рюдзаки и чувство бесконечной невесомости и бессмысленности всего того, что происходит за рамками этого белого, пустого мира, похожего чем-то на личную бескрайнюю гробницу, где они найдут вечный покой. Сыщик чуть приоткрыл глаза и нежно улыбнулся ему, заводя за ухо упавшую на лоб медную прядку. Он казался Эл таким теплым, сонным и домашним, с одной стороны, таким похожим на того Лайта, с которым он был скован и который сначала был ему так чужд и так бесил его, но с другой стороны... и нет. «Это тот же Лайт. Но он изменился. Это тот Лайт, который узнал, что Эл умер. Он никуда не делся, когда он взял в руки тетрадь смерти. Он был жив... И сейчас он хочет умереть» И именно это его так медленно и методично мучало. «Ему будет слишком больно столкнуться с реальностью после этого» «Больно столкнуться с реальностью... Я только усугубляю его боль сейчас». Эл мысленно глубоко вздохнул, подаваясь в слабые объятия. «Что я натворил...» «Всё это время его мучили галлюцинации и кошмары. Возможно, однажды они бы добили его... Однако в итоге его палачом станет не кровожадная иллюзия, а... я» – Эл? – бывший подозреваемый будто бы почувствовал его мысли, словно они укололи его, как маленькая иголочка. Брюнет попытался сделать вид, что все в порядке и спокойно посмотрел на него. – Да? Он не смог расслышать его слов, так как в этот момент сильная острая игла боли вонзилась в него, разрывая изнутри, словно мягкую тряпичную куклу. Зрачки сузились, блики в них задрожали. Он испытывал сейчас то же самое чувство, как и... ...как и тогда. Когда он умер. Он почувствовал, будто бы что-то в нём стало слабее, его состояние словно бы пошатнулась, земля ушла из-под ног. Голова шла кругом. Чуть отстранившись от юноши, он почувствовал, как его заносит в сторону, как он медленно летит куда-то вниз... Его плечи в тот же момент крепко обхватили. Какое ужасное дежавю... – Эл? Что с тобой? – хрипло прошептал Лайт. Рюдзаки приподнял голову, борясь с подступающей болью, которая неизвестно почему сковывала все его эфемерное существо. Ягами обеспокоенно смотрел на него, а рука остановилась в районе груди. Он словно бы проверял его сердцебиение. Глаза опасно блестели, нижняя губа незаметно подрагивала. Брови как-то странно изогнулись домиком, словно бы он был очень, очень плохим актером, пытающимся изобразить на своем негибком лице какую-то эмоцию... И что удивительно, этому выражению лица Эл верил больше, нежели самой изощренной и выдержанной его актерской игре. – Ты снова... как тогда...ты... – Нет, всё в порядке... – пробубнил бывший детектив. – Это не стоит того чтобы... Глаза случайно остановились на руке, которую протянул к нему Лайт. Ему показалось, будто на открытых сейчас запястьях что-то мелькнуло... Что-то яркое, узкое, красное. Эл повернул его руку запястьем вверх и увидел ряд ярко горевших кроваво-красным цветом царапин. Он удивленно распахнул глаза. На него снова накатило это паршивое чувство фантомной боли где-то в области сердца. Если бы у него ещё билось сердце, и он был бы жив, он сказал бы, что его сердце сейчас замерло. Словно бы подскочило куда-то, дернулось в последний раз... и остановилось. – Лайт-кун? Зачем... зачем ты резал себя? Юноша вздрогнул и отвёл потухший взгляд в сторону. Эл гипнотизировал полосы на его руке. Их было штук шесть, кажется. Они были чем-то похожи на те черточки, что делали заключенные в тюрьмах, считая проведенные здесь дни. Разве что не перечеркнуты. Порезы были ровными и глубокими, ярко выделяясь на его далеко не бледной коже. – Это... Это было нужно. – Для чего? – он хотел разразиться гневной тирадой, подняться на ноги. Хотел закричать во всю силу, хотел выплевывать ругательства на всех языках, которые только знал. Хотел опуститься перед ним на колени, прося прощения. За что? Был ли он виноват в этом? Эл думал, что да. Он никогда не предполагал, что будет с Лайтом после его смерти, видя четкий конец только для Киры. Лайт тяжело вздохнул. Холодный мягкий блик дрожал в его глазах. Он сжимал и разжимал пальцы в странный жест. Будто бы то притягивал к себе, то отталкивал. Наконец он посмотрел ему прямо в глаза. – Каждый день, когда ты приходил убивать меня, заканчивался тем, что я оставался жить. С продырявленной грудью, простреленной головой, с отрезанной рукой, потеряв много крови... Я открывал глаза на рассвете и видел, что всё ещё жив, а от моей смерти этой ночью не осталось и следа. Даже головной боли. Даже капли крови. С того момента я начал ставить засечки на руках, чтобы не забывать о том, сколько раз умер... Иногда это успокаивает. Эл снова затаил дыхание и вздрогнул. – Сколько ты их уже сделал? – Самая близкая к запястью – тринадцатая. Он стиснул зубы. Черт... Как же всё могло так повернуться? Он смотрел в грустные холодные глаза его бывшего подозреваемого. Эл провел пальцами по порезам, останавливаясь на каждом и проходя мягкими подушечками по изувеченной коже. Лайт, кажется, перестал дышать в этот момент. Остановившись на последнем порезе, он обхватил его руку, прижимая ближе к себе, и наклонился, касаясь губами раненой кожи. Он поднял голову. Лицо Лайта стало чуть ли не полностью нежного малинового-красного цвета. Завороженно он наблюдал за ним, но... Всё ещё оставался этот неизгладимый отпечаток скорби, которая, кажется, больше никогда не исчезнет из его глаз. Эл только сейчас осознал, насколько сильным было его желание того, чтобы всё было как прежде. Чтобы всё было хотя бы относительно хорошо. Чтобы тяжелые залегшие под глаза круги исчезли, чтобы унялась мелкая дрожь, чтобы порезы испарились. Чтобы он улыбнулся, но не болезненно, не натянуто, не иронично. А искренне, как он умел раньше. – Прости меня. Я не думал, что всё... выйдет так. – Зачем ты извиняешься? В этом нет твоей ви... – А кто тогда по-твоему виноват? – Я... я сам решил делать это, и... Я убил тебя. И это только моя вина! Ничья... ничья больше. – Нет, Лайт-кун. Я думаю, здесь виноваты мы оба, – Эл успокаивающе медленно провёл рукой по его волосам, – Ты так не думаешь? Юноша посмотрел на него, и, кажется, хотел что-то сказать, но слова будто застыли на его губах. Он покачал головой и тяжело вздохнул. – Я не знаю, Рюдзаки... я уже ничего не знаю. Время не повернуть вспять. Ничто не будет как прежде. Но... – Улыбнись. –? – Улыбнись. Пожалуйста. Хотя, можешь не улыбаться. Можешь надуть щеки за то, что я не давал тебе спать прошлой ночью. Можешь разозлиться как в тот раз, когда ты ударил меня по лицу... – Эл подался вперед, крепко сжимая Лайта в объятиях. – Не говори об этом... настолько обреченно. Он не видел лица подозреваемого. Но слышал затаенный вздох и мягкий смешок, за которым он чувствовал его истинные эмоции. – Это сложно, знаешь ли... Он положил голову на плечо Рюдзаки, крепче прижимаясь к нему. Теплое, нежное и сбивчивое дыхание щекотало обнаженную кожу. Эл ощутил, как его губы осторожно, словно бы случайно коснулись плеча. Руки медленно и крепко обхватили его спину, пальцы сплелись в тонкий прочный замок. Детектив закрыл глаза. Лайт был настолько близко, что он будто кожей ощущал невесомую вибрацию от глубоких и мерных ударов его сердца. Он снова почувствовал себя как-то странно. Руки словно стали еще слабее... Он резко распахнул глаза, смотря на свои руки, лежавшие на спине Лайта. «Они стали ещё прозрачнее» Его тут же слабо схватил за горло страх. Он словно бы что-то змеиным голосом нашептывал ему на ухо... «Мне кажется... что еще немного... и я исчезну» – прошептало что-то в пустой голове бывшего детектива. «Исчезну? Я? Меня... меня не станет? Насовсем?» – детские вопросы легко и свободно прыгали по голове. Эл ощущал, что находится на краю пропасти. И это, опять же, напоминало то чувство надвигающейся пустоты незадолго до смерти. Он тихо усмехнулся кому-то невидимому, словно своей богохульной усмешкой надеясь осквернить страх суда над человеческой душой всесильного и эфемерного Господа. «Я уже испытывал это чувство. Я уже знаю что такое... когда за твоей спиной неожиданно открывается черная бездна, готовая проглотить в ту же секунду» – тихо вздохнул про себя Эл. Он не боялся теперь исчезнуть, но... Было что-то, о чем он не мог перестать думать. И этим «что-то» был Лайт. – Лайт-кун, мне нужно отойти ненадолго... – тихо пробормотал Эл. Юноша отстранился, посмотрев ему в глаза. – Уже уходишь? – Нет. Я скоро вернусь, но... тебе нужно отдохнуть. Лайт поднял на него стеклянные глаза и Эл не мог смотреть на него без щемящего чувства собственной беспомощности в груди. Почему он должен его сейчас оставить? Почему он вынужден врать? Почему он не может избавиться от чувства, будто Ягами прекрасно знает и понимает, что когда он выйдет из комнаты, он никогда больше не зайдет сюда? Он подался вперёд, целуя юношу в губы и заваливая на кровать. Он ощущал, как медленно теряет силы, но ему было плевать. Последний раз. Последний раз коснуться его губ... Последний раз ощутить, как отросшие каштановые волосы мягко касаются кожи. Как руки сплетаются в один нерушимый замок, пытаются слиться во что-то единое. Он почувствовал, как по щеке Лайта медленно стекает одинокая слеза. Он отстранился, наблюдая за тем, как играет огонёк в его глазах, который вот-вот норовил потухнуть. Он коснулся его губ пальцами и жарко прошептал в них: – Закрывай глаза. – Знаешь, Эл... – вдруг едва слышно пробормотал Ягами с какой-то опаской глядя на него, – мне кажется, что прямо сейчас ты уйдешь и... я больше никогда их не открою. Брюнет вздохнул. Он не знал, что ответить ему... Эл отпустил Лайта из чуть ли не душащих объятий, о чем-то задумываясь и ощущая эфемерное ускользающее тепло чужого тела. В голове бились и готовы были жить и дышать мысли о том, что будет с ним, когда он уйдет. Конечно, Кира выдержит, однако под этой цельнометаллической маской скрывается живой человек, который... не такой бесчувственный. Он чувствовал, что эта самая ужасная пытка на свете. Смотреть в его спокойные, но покрытые пеленой неуловимой тревоги глаза, не понимая, что произойдет с ним, когда он уже не будет существовать. Он улегся на кровать, повернулся на бок и чуть прикрыл глаза. Он еще следил за ним. Эл наклонился к нему, долго смотря в полуприкрытые глаза, и несмело коснулся легким поцелуем уголка губ. Ягами вздрогнул и улыбнулся, полностью закрывая глаза. – Береги себя. Он поднялся с кровати и медленно подошёл к двери. Замок клацнул и дверь открылась. Он ощущал, будто находится на последнем издыхании. И в последний момент, прежде чем закрыть за собой дверь и навсегда исчезнуть, обернулся. Последним, что видел Эл, был огонёк, погасший в остекленевших и почти мертвых глазах его подозреваемого. Он закрыл дверь, желая отойти от неё как можно дальше. Ему мерещился какой-то шум и скрип за ней, даже, кажется, какой-то звон. Но он не мог понять, действительно ли за дверью что-то звенит, или ему так кажется. Он медленно начинал исчезать... Мысли вытекали из полупустой головы, он смутно ощущал, как рассыпался на невидимые воздушные песчинки. Он не успел пройти пары шагов, как почувствовал, что что-то сдавило горло. Он остановился. Сил в ногах уже не было. Мыслей – тоже. Его сущность медленно исчезала, и последние песчинки вытекали из того, кого некогда называли величайшим детективом столетия. «Кажется, я немного ошибся на твой счёт, Лайт-кун...» «Прости. За всё... Это.» Дальше он ничего не видел. Он вдруг услышал мягкие и быстрые шаги за собой. И почувствовал, как что-то крепко обняло его со спины... Так тепло и мягко. Что он даже как-то думать забыл о том, что вообще-то... исчезает. Он знал, кто это был. В почти сгоревшей дотла памяти остался маленький клочок воспоминаний, где Лайт беззвучно шептал ему на ухо: «Если ты исчезнешь, я пойду за тобой» И всё вокруг потеряло смысл, превратившись в теплую пыль.***
Его нашли в пустой комнате, где на тумбочке по какой-то причине ещё стояла маленькая белая чашка в таком же маленьком белом блюдце. Рядом на полу валялся небольшой черный пистолет и канцелярский нож. Все пули были на месте, а нож, кажется, был новый. Из рук выкатился пустой бутылёк, сделанный из огненно-коричневого стекла, без этикетки. Карамельные волосы были безнадежно всклочены. Пустые погасшие янтарные глаза едва приоткрыты. На покусанных губах застыла странная улыбка. Рядом валялся клочок бумаги в линейку желтоватого цвета. На одной стороне было написано «L Lawliet». На другой – маленькая дрожащая надпись «Я пойду за тобой, Эл».