Звездное небо

POV Роза Двойной поворот ключа, щелчок закрывающегося замка, ключи в карман, больше не пригодятся, обратно не вернусь, иду медленно, словно пытаюсь оттянуть неизбежное, но решение уже принято, не передумаю, не хочу передумывать, не хочу. Ступенька за ступенькой по лестнице вверх, неизбежно вверх, за некоторыми дверями тишина, вероятно жильцы этих квартир ушли в гости к своим друзьям или родственникам, а может, отправились праздновать в какой-нибудь ресторан, хотя, если учитывать основной контингент нашего дома, это маловероятно, из-за других же доносится музыка и пьяные разношерстные голоса тех, кто отмечает наступление Нового Года дома. Сегодня тридцать первое декабря, вернее уже первое января, побежала шестнадцатая минута наступившего года, сегодня я умру, три года я прожила в «доме самоубийц», в серой невзрачной высотке на окраине Сиэтла, на крышу которой регулярно поднимаются люди, мужчины и женщины, парни и девушки, и делают шаг вниз, сегодня этот шаг сделаю я, мне страшно, очень страшно, но я сделаю это, я смогу, должна смочь. Тринадцать этажей я преодолела за каких-то несчастные пятнадцать минут, быстро, как-то слишком быстро, и сейчас стою рядом с железной лестницей, ведущей к металлическому люку, за каким выход на крышу, после очередного самоубийства приходят работники управляющей компании и вешают на люк тяжелый навесной замок, но кто-то постоянно его сбивает, вот и теперь на единственной преграде, разделяющей меня со смертью, нет никакого замка. Глубоко вздыхаю, берусь рукой за холодную перекладину лестницы и осторожно, чтобы не упасть, поднимаюсь вверх до самого люка, ладонью надавливаю на металлическую пластину с облупившейся краской, она поддается и слегка приподнимается, люк действительно открыт, теперь уже со всей силой толкаю тяжелую крышку правой рукой, а левой держусь за лестницу, дабы не рухнуть, с ужасным скрипом, режущим слух, люк открывается, и в подъезд врывается прохладный воздух с крыши. Промелькивает мысль, что на шум выйдут люди из близлежащих квартир, но никто не выходит, а скрип поглощает тишина, я по-прежнему одна, перевожу сбившееся от усердия дыхание и поднимаюсь выше, преодолеваю еще одну небольшую лестницу на этот раз уже из широких каменных ступеней и оказываюсь на крыше. Холодный ветер неприятно ударяет в лицо, на долю секунды заставляя задохнуться и закашляться, одновременно поднимая с крыши легкий снег, сегодня на улице минус, застегиваю на все пуговицы черное драповое пальто до середины колена с воротником из мягкого и пушистого лисьего меха в тон, холодно, лично мне холодно, я вообще ужасная мерзлячка. Оглядываюсь по сторонам, никого нет, я здесь одна, сегодня никто не составит мне компанию в смерти, всю свою жизнь я была одна и умру одна, смешно, в черных кожаных сапогах до колен без каблука медленно бреду к парапету, преграде между жизнью и смертью, колючие снежинки безжалостно ударяют в лицо, вынуждая морщиться, но эта мелочь меня не останавливает, был бы на мне макияж, наверняка бы размазался, но я равнодушна к декоративной косметике, я и без нее красивая, вот только почему-то несчастливая. Моя мать умерла при родах, своего отца я никогда не видела в лицо, вполне возможно, что он вообще не подозревает о моем существовании, восемнадцать лет я прожила в детском доме, а после выпуска из интерната городская администрация выделила мне маленькую однокомнатную квартиру в «доме самоубийц» на седьмом этаже, хорошо хоть не комнату в общежитии с общим туалетом на этаже, и за то спасибо. Наша высотка на окраине Сиэтла в десяти метрах от большого кладбища, которое постоянно растет, ибо все мы смертны, известна всему городу, не раз она упоминалась в газетах и в интернете в связи с очередным самоубийством, количество жертв «дома самоубийц» каждый год неуклонно растет и сегодня их станет на одну больше. Меня обычную продавщицу супермаркета, работающую там уже три года, никто не придет хоронить, ибо у меня никого нет, ни парня, ни друзей, ни подруг, совершенно никого, есть лишь я и одиночество, пустота, день за днем неумолимо пожирающая меня изнутри, но ничего городская администрация похоронит, не обеднеет. Стою у самого парапета и смотрю вниз, страшно, кружится голова, да и сам парапет довольно высокий, мне обладательнице роста метр шестьдесят почти по грудь, но разве меня это остановит, нет, конечно нет, благо он сделан из горизонтальных перекладин, они мне и помогут. Пронизывающий ледяной ветер выбивает короткие легкие прядки моих темных волос, собранных в низкий хвост до поясницы, волосы у меня красивые, темно-каштановые, почти черные, блестящие и шелковистые, и фигура у меня красивая, женственная, с плавными изгибами и линиями, немаленькая грудь, тонкая талия, широкие бедра, стройные ноги, красиво и мое лицо, смуглая кожа, темно-карие раскосые глаза, в меру пухлые губы, я красивая, даже очень красивая, вот только совсем несчастливая, наоборот одинокая, несчастная, никчемная и никому не нужная. Раньше я искренне считала, что выходят из окон и шагают с крыш люди, у которых случилось горе, потерявшие любимого человека или ребенка, а сейчас я сама стою на этой самой крыше, нет, у меня ничего не случилось, абсолютно ничего, вот только в том то и дело, что в моей жизни никогда не случалось ничего хорошего, одна сплошная черная полоса, «ничего» мое слово по жизни, характеризующее меня саму, никакая, никому не нужная. Знакомые, да и незнакомые люди тоже мне частенько задают один и тот же вопрос: «У тебя что-то случилось?», а я неизменно отвечаю: «Нет, ничего», видимо, мое эмоциональное состояние отражается и на моем лице, если это и есть депрессия, то она у меня хроническая и пожизненная, сколько себя помню, я всегда чувствовала себя именно так, не знаю, что послужило толчком, и был ли этот толчок вообще, возможно, им стало мое рождение, и почему я не умерла в тот день вместе с матерью, зачем вселенная сохранила мне жизнь, я правда не понимаю, зачем. Последние три года я одеваюсь во все черное, причем не только осенью и зимой, но и весной и летом, это единственный цвет, в каком я чувствую себя комфортно, в детском доме приходилось носить то, что выдали, где-то слышала, что черный – это цвет защиты, от кого или от чего я пытаюсь защититься, вероятно, от окружающей реальности, не приносящей мне радости, не могу дать точного ответа на этот вопрос. Поднимаю голову вверх и вижу черное ночное небо с миллиардами сверкающих звезд, если каждая звезда олицетворяет чью-то жизнь, то сегодня одна из них погаснет, моя звезда погаснет, я бесчисленное множество раз думала о своем уходе из жизни, просто не вижу смысла жить, не понимаю зачем, и вот сегодня я решилась, но даже сейчас мне страшно, очень страшно, меня трясет в прямом смысле этого слова, руки дрожат, я слабая, никчемная трусиха, но я справлюсь, я смогу, должна смочь, не поверну назад, нет. Одиночество – мой спутник по жизни, никогда и никого не было рядом, лишь одиночество, оно стало моим лучшим другом, моим единственным невидимым другом, ибо живых друзей у меня никогда не было, и это полностью моя вина, я замкнутая, очень замкнутая, но я такая, какая есть, и другой стать не могу, никто не может. Мое имя – Розмари, название красивого ярко-малинового драгоценного камня, вот только жизнь моя похожа на блеклые битые стекляшки, даже интересно, кто же дал это громкое, совершенно неподходящее имя мне, девочке-сироте, чей удел восемнадцать лет провести в приюте безликой тенью и выйти во взрослый мир без желания жить. Болезнь убивает тело, а одиночество убивает душу, оно день за днем методично разрушает тебя изнутри, оставляя одну лишь пустоту, пустоту и необъяснимую печаль, от которой хочется плакать горько и долго, но даже слезы не приносят облегчения, они не меняют твоего эмоционального состояния, да, на какое-то время становится вроде бы чуть легче, но уже очень скоро все возвращается на круги своя, все становится по-старому, одиночество и пустота, я устала от них, хочу, чтобы все закончилось, и я закончу, я разорву этот замкнутый круг, я смогу, просто обязана смочь. Вот и сейчас непрошеные слезы текут из глаз и высыхают от холодного порывистого ветра, замерзшими руками берусь за парапет, ледяной металл неприятно обжигает кожу, но это все мелочи, умирать страшно, но и жить я не хочу, не вижу смысла, устала от одиночества и пустоты, просто устала, просто слабая, никчемная, никакая, никому не нужная, просто хочу уйти и уйду. Я слышала, что депрессия излечима, но у меня нет денег ни на поход к хорошему психиатру, ни на лекарственные препараты, которые он выпишет, да и разве можно таблетками заполнить пустоту в душе, честно говоря, я в это совершенно не верю, может и напрасно, в любом случае правду я уже никогда не узнаю. Да, я умру девственницей, но я считаю лучше быть невинной девушкой чем шлюхой, раздвигающей ноги перед каждым вторым, я хотела полюбить, очень хотела, но не полюбила, и никто не полюбил меня, возможно, всему виной моя социофобия, впрочем, какая теперь разница, правильно никакой, что было, то уже прошло, все закончилось, а сегодня завершится и моя пустая никчемная жизнь. Расстегнув две нижние пуговицы пальто для удобства, минут через десять мне все-таки удалось перебраться за парапет, и теперь я стою на узкой каменной кромке, обеими руками крепко держась за перила с двух сторон, вниз уже не смотрю, боюсь, что закружится голова, и сорвусь, сделать шаг вперед страшно, очень страшно, сердце стучит как бешеное, и каждый его быстрый глухой удар набатом отдается в голове, хочу шагнуть вниз и параллельно боюсь сорваться и упасть, смешно, смешно до слез. Не могу отпустить руки и сделать шаг вперед, страшно, слабой никчемной трусихе страшно, а снег медленно опускается с черного ночного неба на нашу грешную землю, такой чистый, такой белый, такой сверкающий в серебряном лунном свете, невольно улыбаюсь, чувствуя очередные дорожки слез, бегущие по щекам, закрываю глаза и через несколько долгих мгновений, кажущихся бесконечными, открываю их вновь. Страха больше нет, он ушел, растворился в этой волшебной праздничной ночи, на Новый Год принято загадывать желания, вот и я хочу загадать свое последнее желание, поднимаю глаза к звездному небу и безмолвно шепчу одними губами: «Хочу уйти без боли, без страданий, хочу уйти легко… Пожалуйста…». И в следующую секунду легко и так невероятно просто разжимаю замерзшие пальцы, отпуская перила, и с улыбкой делаю шаг вперед, прощайте, вы меня не знаете, слабую никчемную, никому не нужную неудачницу, и меня больше нет, нет. Поток воздуха ударяет в лицо, параллельно даря удивительное чувство невесомости, вот что значит, ощущают птицы, и я теперь птица, я могу летать, но все обрывается так быстро, удар и сильнейшая боль во всем теле, как же больно, невыносимо больно, однако боль уходит также мгновенно, как и пришла, больше нет боли, больше ничего нет, лишь темнота и тишина… Я ушла… Я смогла… У меня получилось… *** Новенькая черная Ауди с тонированными стеклами плавно въехала во двор «дома самоубийц» на окраине города и остановилась перед кучкой пьяных людей, столпившихся прямо на дороге и что-то оживленно обсуждающих, ее владелец много лет назад, когда только прилетел в Сиэтл, снимал квартиру в этой печально известной всем высотке около городского кладбища, мужчина не мог логически объяснить, зачем он приехал сюда сейчас, в новогоднюю ночь, просто сел за руль и приехал именно сюда, в место, где не был уже более десяти лет. Открыв дверцу автомобиля, высокий мужчина в длинном пальто из натуральной черной кожи с собранными в короткий хвост темными волосами до плеч, сам не зная зачем, подошел к галдящей кучке алкашей и, отодвинув в разные стороны несколько человек, собственными глазами узрел причину их сбора, на холодной земле на спине с раскинутыми руками лежала красивая молодая девушка с широко распахнутыми глазами, а под ее головой расползалось пятно бурой крови, окрашивая белоснежный снег в алые оттенки. Некоторые из забулдыг показывали на погибшую пальцем, бурно комментируя свой жест и не стесняясь в выражениях, другие фотографировали ее на камеру мобильного телефона, но никому из них даже не пришло в пьяную голову набрать 911, однако мертвой девушке-самоубийце было уже все равно, ее душа ушла, на земле осталось лежать лишь бездыханное тело. Мужчина присел на корточки около покойной и аккуратно прикрыл ее широко распахнутые темно-карие глаза, как у него самого, ладонью правой руки, после чего прогнал местную пьянь и позвонил в 911, дожидаясь приезда кареты скорой помощи, в какой погибшая уже не нуждалась, рядом с мертвой девушкой. - Такая молоденькая, такая красивая, тебе еще жить да жить… Зачем ты сделала это… Зачем убила себя… Зачем… - безмолвно одними губами произнес мужчина во всем черном, горячими пальцами убирая с холодного лица погибшей брюнетки короткую легкую прядь ее темных волос, это был не вопрос и даже не утверждение, беззвучные слова вырвались сами собой вместе с дыханием и растаяли в тишине зимней ночи. Врачи положили погибшую на носилки и погрузили их в машину, после чего та тронулась в путь, а мужчина еще долго стоял на улице под неспешно падающим снегом и смотрел ей вслед, в его голове не было никаких мыслей, их словно вышибли одним мощным невидимым ударом, и в этой пустоте звучало лишь одно слово «Мила». Вернувшись обратно в автомобиль и выехав со двора «дома самоубийц», мужчина прокрутил в мобильном список последних вызовов и уверенно нажал на короткое имя Мила, и уже на втором гудке услышал в трубке мелодичный, слегка хриплый от слез женский голос. - Дмитрий… - Не спишь, - не вопрос, утверждение, знает, что его женщина не спит, они поссорились в новогоднюю ночь из-за полнейшей ерунды, и он уехал, а она осталась дома плакать и ждать, когда вернется ее любимый человек. - Прости меня… Это было так глупо… - тихий шепот в телефон, подрагивающие руки, невольный всхлип и очередные дорожки слез из серо-голубых глаз. - Уже простил, - низкий бархатный голос мужчины с легким русским акцентом, как и у его женщины, звучит мягко и ласково, он действительно простил, когда смотрел на молоденькую девушку, погибшую в результате суицида, просто простил и все. - Приедешь?.. – в тоне шатенки звучит робкая надежда и неприкрытая любовь, она любит его сильнее собственной жизни, он – свет в ее жизни, без него ее жизнь и само существование потеряют какой-либо смысл. - Приеду, - всего одно короткое слово, и на красивом бледном лице женщины невольно расцветает улыбка, она прикрывает свои серо-голубые глаза и расслабленно выдыхает в трубку, даже не видя, мужчина чувствует, что она в эту секунду улыбается, и уголки его тонких губ тоже невольно приподнимаются в легкой полуулыбке. *** Мужчина открыл глаза, повернул голову налево и увидел лишь смятую постель, все еще хранящую едва уловимый аромат парфюма его женщины, въевшийся в простыни после ночи, наполненной близостью и страстью, Мила уже встала, на кухне негромко играет музыка, а сама шатенка с еще не расчесанными волосами до пояса в длинном шелковом халате на голое тело варит ароматный кофе в турке, вкусный запах бодрящего напитка быстро распространяется по квартире, прогоняя ночные тени и ознаменовывая рассвет. Он встанет с кровати, без одежды подойдет к ней сзади, бережно обнимет со спины, притягивая к себе ближе, максимально близко, и ласково поцелует в шею, а она счастливо рассмеется, говоря о наступлении настоящей русской зимы и кивая в сторону окна, за каким белым пеплом сгоревшего времени продолжает тихо падать снег, укрывая землю белоснежным саваном. Спит земля, она попала в плен ко сну, младшему брату смерти… Мужчина ничего не ответит, промолчит, лишь прижмет шатенку к себе сильнее, его любимую женщину, дороже которой для него нет никого во всем мире. Глядя на этот чистый белый снег, он вспомнит ее, ту, что умерла прошлой ночью, спрыгнув с крыши печально известной высотки рядом с кладбищем на окраине Сиэтла, ее широко распахнутые кофейные глаза, чье фото на асфальте с раскинутыми в стороны руками, купленное за гроши сотрудником «желтой» газетенки у одного из местных алкашей, и обнаруживших погибшую, уже сегодня будет красоваться на первой странице бульварного издания рядом с крупной надписью «Новая жертва «дома самоубийц»». Нам остались только облака, Электронные только строчки. Может глупо вечно ждать звонка, Может проще поставить точку? Оставит след В бумажном небе Твой самолет. Приятный слуху голос исполнителя на русском льется из динамика колонки, в его песне небо бумажное, а облака какие, неизвестно, но мужчина навсегда запомнит другое небо, ночное, черное, бархатное, сплошь усыпанное сверкающими диковинными алмазами звездами. Это звездное небо отразилось в ее глазах…