В доме зверь, вороника на крыльце

Наташа сказала, она готова и давно решилась. Ей такие решения принимать не впервой. Вот только страшно всё равно. Совсем немного, где-то на пятую часть. Удар о скалу она чувствует всем телом, а потом растворяется, мысли теряет и выключает свет. В глаза бьёт что-то упругое и жёлтое, лимонное, кислое. Наташа морщится, раскрывает глаза, а под раскинутыми руками нащупывает жёсткие стебли травы. Небо над головой совсем не голубое. Какое-то медовое, с рыжим оттенком, в красную крапинку. Наташа садится. Воздух пахнет сладко, а цветы перед глазами буйно цветут. Она, чуть помедлив, поднимается на ноги, стряхивает прилипшую пыльцу и землю, оглядывается. Небу, как полю, конца и края не видно. Они сливаются тонкой линией где-то вдалеке. Наташа принимает решение идти, повинуясь инстинктам. Она широко шагает, грызёт только что сорванную травинку и почему-то ничего не чувствует. Только пусто бесконечно и звеняще, а ещё руки дрожат волнительно, как перед чем-то важным. На кону судьбы человеческие. Наташа сделала всё, что смогла. В поле дороги нет. Единственный ориентир — чутьё и гулко бьющееся сердце. Наташа лукавить не станет: на то и был расчёт. Он всё ещё здесь. Ей должно хватить этой пары минут, крупиц времени, чтобы поговорить с ним в последний раз. Каждый раз, как они встречаются, где-то гремит война. Им всё никак не удаётся сказать друг другу больше, чем одним красноречивым взглядом. На мосту Барнс Наташу вспомнил мышечно. В Германии у него перемкнуло сердечный клапан от её хриплого и укоризненного «ты должен меня хотя бы вспомнить». В Ваканде его прошило током, когда в большом зале, как в балетном, она стояла у окна и молчаливо, задумчиво смотрела вдаль с невыразимой тоской в глазах, а пальцы в панике искали несуществующий станок. Поле заканчивается внезапно. Обрывается ровной полосой, а дальше лежит голая земля под тенью огромного раскидистого дерева. У толстого скрученного ствола яблоку негде упасть. Вакандское войско лежит аккуратными рядами вокруг травящего байки Т’Чаллы. Ванда и Стрэндж обмениваются блёклыми искрами. Шури в одиночестве и отдалении пытается плести венок. Сэм и Баки сидят, привалившись к стволу. Уставшие, вывалившиеся из гнезда птенцы. Наташа ступает на землю, стягивает резинку с косы и треплет волосы под ленивым полноруким ветром. Ванда замечает её первой. Ловко вскакивает на ноги, путаясь в полах своего костюма, бежит к ней, падает на грудь, обдавая искристым запахом своей магии. — Нельзя тебе сюда было, — шепчет она обречённо, вплетая пальцы в отросшие волосы. — Разберусь, девочка, — успокаивает Наташа, погладив ведьму по плечу. — Прости, у меня времени мало. Сэм обвиняет Барнса в мерзком складе характера и раскрывает глаза. Наташины волосы вспыхивают в этом желтоватом отсвете глубокой медью. Он толкает Барнса в плечо и поднимается. — Неужели тебя тоже? — спрашивает Сэм, приближаясь с раскинутыми руками. Наташа принимает и его. — Доброволец, — усмехается остро, пытаясь сохранить присутствие духа. — Стив потом всё объяснит. Мне некогда, Сэм, извини. Им друг до друга остаётся пара шагов. Они замирают вот так, вплотную, а между застревает клочок ветра. Барнс смотрит на неё сверху вниз. Отросшие волосы, мёртвые глаза, мятые губы. — Сколько прошло? — хрипло спрашивает он, убирая от точёного лица витую прядь. Её черты врезаны в него намертво. — Пять лет, — Наташин взгляд прямой и болезненный. — Я должна была, иначе никак. — Нахваталась от Стива, — заключает Джеймс и тянет её к себе. Наташа опадает ему на грудь, ладони устраивает на лопатках и замечает на щеке одинокую слезу. — Так суждено, — жмёт плечами она, пока Джеймс путается в её волосах. У него кровь такая же, медная, блестящая на солнце. — Или нет, — отзывается он хмуро и утыкается носом ей в макушку. Ванда видела его в Наташиной голове тогда. Угрюмого, грубо слепленного, на куски разорванного, прячущегося в паучьей тени. Ванда вытащила его в Наташин свет. У Наташи внутри метроном нудно отсчитывает мгновения до. Снова терять не страшно. Она проходит через это постоянно. Снова терять просто невыносимо больно. Каждый раз, как в первый. — Не могла подождать меня там? — упрекает Барнс после долгого молчания. — У Клинта семья, а ты найдёшь кого получше, — отвечает Наташа гундосо. Слёз на щеках теперь больше. — Это невозможно, Ната, — качает головой Джеймс, а руки его врастают в её тело. Стрэндж, тонко чувствующий каждый момент, подаёт сигнал. — Мы нужны им, — говорит он. У Питера начинается паника. Наташа жмурится. — Енот будет просить винтовку, — говорит она. — Не отдам. У Барнса внутри залпами рвётся отчаяние. Видимо, им с Наташей и правда суждено вот так, всю жизнь по разные стороны. То сознания, то реальности. — Пора, Баки, — говорит Сэм мрачно. Наташа, развернувшись, ему улыбается. Он обнимает её в последний раз. — Присмотрите за Роджерсом, — просит она, — и за Клинтом тоже. Ванда так по-матерински целует её в лоб, что Наташа теряется. Питер дарит горячее объятие, а Стрэндж сдержанный кивок. Вакандцы отдают ей честь синхронно, Т’Чалла благодарно жмёт руку. Из всего этого моря выглядывает Лора на руках с Натаниэлем. У Наташи внутри всё натужно звенит, когда выросший Купер, ставший ей вровень, смотрит на неё влажными глазами и в последний раз называет «тётей Нат». Лайла плачет у неё на груди с частыми всхлипами. Лора отдаёт ей Нэйта, прижимается лбом к её. — Ты не позволила ему, — шепчет она, пока Наташа дрожащими пальцами прочёсывает мягкие детские кудри крестника. — Я у него в долгу, — напоминает Наташа. Нэйт прижимается к ней бархатной щекой, искренне недоумевая, в чём причина печали его семьи. — Идите, времени нет. Наташа целует Купера и Лайлу в макушку. Лоре приходится приложить усилия, чтобы отнять младшего сына от неё. Наташа получает прощальный печальный взгляд, полный благодарности, прежде чем Стрэндж отправляет их в портал. Барнс в последний раз касается её. Живой, настоящей. Наташа горько целует его в губы, смазывет с небритых щёк слёзы, прислоняется к нему лбом. Грудь больно жжёт. Она не могла ждать его на той стороне. Она просто больше не могла ждать. Джеймс размыкает губы, но Наташа опускает на них пальцы. — Ничего не говори, — шепчет она в отчаянной мольбе. — Просто иди. Стив ждёт. Барнс поцелуем навылет вышибает ей висок и перебитыми ногами волочётся к порталу. Наташа смотрит в дыру в пространстве пусто. Под ложечкой сосёт. Она обнимает себя руками и ёжится. Разорванный поток воздуха смыкается вновь. Наташа готова рухнуть, но чьи-то руки ловят её на лету. — Вот уж не думал, что ты сахарная, — гудит Старк над ухом. Эти временные континуумы Наташу доконают. Она оборачивается. — Ох, Тони, — вздыхает Наташа эгоистично облегчённо. По крайней мере, не одна. Она прижимает его к себе, а тот силится сморгнуть слёзы. — Не думал, что это будешь ты, — честно признаётся он. — Могу тоже самое сказать про тебя. Ты щёлкнул? — Пришлось. Кто, кроме меня. Наташа проводит ладонью по изрезанному морщинами лицу Старка. Он криво и печально улыбается. — С нас всё началось, Наташа, — говорит Тони. — Нами и закончится, — кивает она. Они обнимаются и неспеша бредут вдоль поля, а Тони принимается эмоционально рассказывать Наташе всё, что она упустила. Ванда стоит под осыпающимся деревом и затравленно смотрит на воду. Клинт отстраненно стоит рядом, не зная, как дальше быть. В кулаке нагревается стрела, что Наташа носила на шее. Его подарок на долгую дружбу. За спиной неожиданно возникает Барнс и тянет Ванду за рукав. Она оборачивается, вглядываясь в его болезненное лицо. — Ты можешь сказать ей, что всё получилось? — просит он, а голос треснутый. — Пока камни ещё у нас. Ванда колеблется. Клинт чувствует, как где-то в груди, под толстым слоем снега, загорается надежда. — Сможешь, Ванда? Наташа разворачивает газету и закидывает ноги на стол. — У тебя отвратительные привычки, ты в курсе? — говорит Тони, грохая перед ней кружкой с кофе. — И прекрати, наконец, вываливать гущу в сток, не в притоне. Наташа только угукает, хрустит тостом и читает свежие новости. Странно, но здесь есть пресса с новостями из двух миров. Наташе больше нравится читать про тот, чем про этот. У них с Тони есть дом на берегу озера. Такой же, как был у него при жизни. Наташа любит там рыбачить, пока Старк занимает руки конструированием. Она откладывает газету, когда мысли в её голове мелодично звучат глубоким голосом Джеймса. — Тони, — зовёт она, то и дело сводя брови, прислушиваясь. — У них получилось. Мы победили. — Всё хорошо, — успокаивает Ванда, отнимая пальцы от обтекаемого камня, — теперь они знают. — Передать ничего не просили? — с надеждой спрашивает Клинт. — Тони просил больше не лажать, — отвечает ведьма и переводит взгляд на Барнса, — а Наташа просит закопать где-нибудь неподалёку розу. Раз могилы нет. Барнс тяжело оседает на деревянную скамью и прячет лицо в ладонях. Могила есть. Она у него в груди.