Призраки и злые тени

С утра мерцающая бахрома висела в небе, и ее зеленоватые отблески ложились на снег. Звезды просвечивали сквозь холодную прозелень; тусклые звериные глаза поблескивали между деревьев. Муми-дол спал. К вечеру небо заволоклось тучами, и в их войлочном сумраке неуютная красота полярного сияния совсем скрылась. Пошел снег. Туу-Тикки помешивала рыбный суп, изредка поглядывая в окно. Ее окно было единственным островком теплого живого света во всем Муми-доле. В саду она сложила несколько снежных фонарей и собиралась зажечь в них свечки – попозже, ближе к ночи, хотя когда вокруг стоит сплошная полярная ночь, время не имеет значения. Однако даже самая младшая из невидимых мышек знала, что долго эти снежные фонари не продержатся. На стуле лежали шапчонка, варежки и шарф. Новые. Туу-Тикки вязала их все лето, а сегодня впервые достала из сундучка, чтобы надеть. Сегодня был день как раз для того, чтобы надеть новую шапку и варежки. Суп был готов. Туу-Тикки надела шапку, навертела шарф на шею, взяла свечки. Даже если Морра поджидает за углом, свечи должны быть зажжены. Сегодня был день, в который нельзя обойтись без свечей в снежном фонаре. Одна за другой в саду замерцали свечи. На краю их зыбкого света собрались тени. Туу-Тикки без страха подняла голову, не пытаясь их разглядеть; она знала, что этого еще никому не удавалось. Тени представляли собой опасность для тех, кто выйдет в одиночку на полночные равнины, – как и ледяные призраки, носившиеся в вихрях усиливающейся метели. Стоило им почуять живую кровь, как они обрушивались на жертву, жадно поглощая крохи тепла. Но Туу-Тикки их не боялась, а мышки-невидимки сидели дома. Над фонарями кто-то пролетел, хлопая крыльями, а между ними промелькнула какая-то очень быстрая круглая то ли малявка, то ли зверюшка: на просторах зимы жило много и безобидных, хотя и странных созданий. Туу-Тикки обернулась: существо с крыльями влетело в снежную темноту, и тотчас же ледяные призраки устремились за ним, но они были недостаточно быстры, чтобы его догнать. «Я сложила снежный фонарь, Пусть горят огни сквозь метель, Пусть звонит на небе звонарь И шумит столетняя ель, Связаны и шапка, и шарф, Ждет гостей мой праздничный стол…» Так пела Туу-Тикки, но допеть песню до конца ей не дали. Вот на краю света вырос еще один силуэт, и безобидные существа, шелестя крыльями и одеждами, брызнули в стороны, а злые тени, наоборот, сомкнулись теснее. Не узнать пришедшую было невозможно, хотя она стал громадной – больше купальни, в которой жила Туу-Тикки, больше дома Муми-семейства. Крупинки снега набились в теплые юбки, круглые глаза ничего не выражали. Летом под ней замерзала земля, но сейчас замерзать было нечему, и Морра заскользила по слежавшемуся снегу к первому же снежному фонарю. Под ее весом фонарь рассыпался и погас, а злые тени замахали лапами и крыльями и чуть слышно зашипели. Круг света уменьшился. Морра немного посидела на фонаре, перевела дух и побрела к следующему фонарю. У меня их пять, подумала Туу-Тикки. Что же она будет делать, когда усядется на последний фонарь? Пятясь – потому что к злым теням нельзя поворачиваться спиной – Туу-Тикки отступила к купальне. Ходили слухи, что в старины находились герои, которые сражались с ледяными призраками, разбивая их огненными мечами – так говорилось в детских сказках. Ходили слухи, что какой-то не в меру отважный Хемуль вздумал кататься на лыжах посреди полярной ночи, именно в такой день, как сегодня, и взял с собой ружье; когда злые тени осмелились атаковать его, Хемуль открыл стрельбу и разогнал их, а одну даже ранил. Туу-Тикки не очень-то верила в подобные россказни, а главное – не понимала их. Зиму населяли те, кто имел право на собственную жизнь, они не приглашали к себе теплых и легкомысленных жителей летнего Муми-дола и не желали встречи с ними, а значит, следовало оставить их в покое и не дразнить лишний раз. Лишь бы она успела забежать в дом и захлопнуть дверь до того, как погаснет последний фонарь, и вся толпа голодных злых теней кинется на нее… Морра уселась на пятый фонарь, и он потух. Но еще оставались окна купальни, сквозь которые пробивалось мерцание керосиновой лампы на подоконнике. Злые тени заколебались – снег пролетал, а свет проходил сквозь них, но Туу-Тикки знала, какие у них острые когти и зубы. И вдруг неподалеку блеснули еще два огонька, двигавшиеся прямо к дому Муми-семейства. Морра взвыла, вытянув мощную лапу – облаченная в полночь, она сама была бесконечной полярной ночью, и сейчас ее сила казалась необоримой. Злые тени зашуршали и ринулись на огоньки, а Морра заскользила следом. Огоньки уверенно направлялись ей наперерез. Как будто кто-то нес сразу два фонаря, освещая себе путь желтоватым светом. Кто мог быть настолько храбрым или настолько безрассудным, чтобы в разгар полярной тьмы броситься в лапы Морре, злым теням и стаям ледяных призраков? Туу-Тикки ввалилась в купальню, бросила на стул шапчонку и плюхнулась прямо на нее, пытаясь отдышаться. Мороз, ветер, снег, забивший ее легкие, и Морра со своими подручными – все это казалось очень интересным и необыкновенным, но, пожалуй, этого было много даже для Туу-Тикки. К тому же она так и не допела песню сегодняшнего вечера и сейчас морщила лоб, вспоминая, на чем остановилась. Суп на столе остыл – пришлось заново ставить его на плиту. И вдруг сквозь замерзшее стекло Туу-Тикки разглядела огромный силуэт кота, в который соткались вихри метели. Серый, пушистый, с золотистыми глазами, он вдруг присел и хлопнул лапой прямо по Морре. Та откатилась, а кот прыгнул и поддал ей еще раз. Должно быть, он принял ее за какой-то клубок, выкатившийся из корзинки Ледяной Девы; Морра покатилась по снегу, а кот прыгал следом, резвясь, как котенок, и вдруг развернулся и замахал лапами, ловя ледяного призрака. И тогда Морра уменьшилась, съежилась и заскользила прочь, прочь из Муми-дола; вслед за ней, опасливо поджимаясь, ринулись все ледяные призраки и злые тени, которых собралось видимо-невидимо, а кот разочарованно оглянулся и побрел к купальне. Туу-Тикки снова натянула шапку, варежки, взяла кастрюльку с согретым супом и выставила ее на снег между разрушенных снежных фонарей. Вскоре кот уже показался в саду. Сейчас он выглядел обыкновенным котом, разве что, пожалуй, крупноватым. Светло-серый, желтоглазый, очень пушистый – и очень голодный, потому что сразу же набросился на суп, вылакав все до капли. Затем потерся об ноги Туу-Тикки, мяукнул, махнул хвостом и побрел дальше. Его лапы даже на свежем снегу не оставляли следов. Чем больше он удалялся, тем больше разрастался его силуэт и вскоре уже закрыл все небо – чтобы снова рассыпаться снежными завихрениями. Туу-Тикки еще немного постояла, глядя ему вслед, затем забрала кастрюльку и вернулась в купальню. Следовало приготовить что-нибудь для невидимых мышек, да и самой перекусить. Она варила новую порцию супа и думала о том, как неуютно быть Йольским котом в Муми-доле, где все спят до весны, и только в одном доме тебя готовы приветить согласно обычаю…