Alive

You’re my ride or die Let’s burn out tonight

      У Джисона есть тётя в Чикаго; он о ней не знал ровно до прошлой недели, пока ей вдруг не стало плохо, и родители не сообщили, что они уезжают устраивать её в какую-то клинику и оставляют его одного дома на все каникулы. И Джисон просто не мог себе позволить упустить такую возможность. — Ты ещё никогда не пробовал, да? — Минхо щёлкает колёсиком зажигалки и прикуривает криво свёрнутую самокрутку.       Джисон ёрзает на кровати и теребит край домашней растянутой футболки, поджимает губы и мотает головой из стороны в сторону. — Ну, ты чего, не бойся, — Минхо делает первую затяжку, выпускает густой дым в потолок.       Джисон вдыхает; запах специфичный, не такой, как у сигарет. — Не боюсь, — Джисон затягивается неумело, сразу же выдыхая и закашливаясь до слёз. — Не торопись, — Минхо улыбается и садится ближе, сокращая и так незначительное расстояние между ними.       В комнате жарко, открытое окно не спасает; душный воздух смешивается с дымом, поднимающимся к потолку. У Минхо волосы убраны назад, но прядки взмокшей чёлки всё равно липнут ко лбу.       Джисон пробует ещё раз, получается лучше, но горло всё равно дерёт от горького дыма. — Крис сказал вы часто... ну... — Джисон снова закашливается и стыдливо прячет взгляд. Минхо не будет смеяться, но Джисону просто отчаянно хочется казаться взрослее, круче, наравне. — Травку курим? Бывает, — Минхо вытирает ладонью взмокший лоб, у него шея тоже блестит от испарины, а свободная майка с вырезом ниже ключиц прилипает к спине. — Меня просто обычные сигареты как-то не вставляют, да и вообще... это вреднее, чем трава. От дури почти никакой зависимости, а ощущения в тысячу раз прикольнее. Ну, если не злоупотреблять, — смеётся и делает ещё одну затяжку.       Джисон невольно засматривается на влажные, блестящие от слюны пухлые губы.       Чанбин говорил, что накуриться — это как напиться, только быстрее. Но Джисону кажется, что чувство совсем не похожее на то, когда они пьют разбавленное белое, купленное за два бакса в полуподвальном магазинчике. Его ведёт, в теле приятная слабость и лёгкое головокружение, хочется смеяться и нести какую-то чушь без остановки, но в то же время он как будто намного лучше контролирует свои движения, чем после бутылки крепкого пива.       Джисон глубоко затягивается, уже приноровившись, отдаёт самокрутку Минхо и неуклюже забирается с ногами на кровать. — Давай просто полежим рядышком, мне так хорошо, Минни, — тянет Минхо на себя, переплетая их пальцы.       Минхо делает последнюю затяжку и стряхивает пепел на блюдце, служащее им импровизированной пепельницей. — Я же говорил, тебе понравится, — Минхо ложится рядом, поворачивается на бок, так, что они почти соприкасаются лбами. Он улыбается, кажется, тоже еле сдерживая смех. — Ты такой красивый, знаешь? — глубоко вдыхает и прикрывает глаза, его ресницы легко подрагивают, а красные искусанные губы приоткрыты.       Джисон смотрит перед собой, у него такое чувство, что всё вокруг плывёт и вращается, а он сам как будто в невесомости, и это так приятно. Он вытягивает руку и касается сначала щеки Минхо, а потом кончиками пальцев проводит по переносице и губам. — Нет, ты красивый. Волшебный, как из сказки, — Джисон шепчет, улыбаясь так, что щёки начинает сводить.       Минхо накрывает своей ладонью чужую. — Можно я тебя поцелую?       Джисон кивает и закрывает глаза. Минхо носом тычется ему в щёку и они оба глупо хихикают; приятное головокружение ощущается сильнее в темноте. Джисон пальцами хватается за чужие плечи и сам подаётся вперёд. Он целуется напористо и жадно, бесстыдно исследуя языком чужой рот; «У Феликса научился, поганец» — Минхо думает и улыбается в поцелуй. В другое время он бы сказал, что ему не нравится, что слишком... слишком, он вообще-то брезгливый и привереда, каких поискать, но сейчас ему просто хорошо; хорошо чувствовать горьковатый вкус чужих губ, крепкую хватку на плечах, горячую голую кожу своей собственной, немного липкой и блестящей от пота. — Хочу к тебе ближе, — Джисон жмётся так, словно от этого сейчас зависит его жизнь, не меньше, ногами обвивает чужие бёдра, целует щёки, губы, шею и открытые плечи. — Джиджи, детка, я здесь, я рядом, — Минхо позволяет целовать себя ещё; ещё жарче, глубже.       Джисону кажется, что всё вокруг словно рассыпается цветными фейерверками, и всё, что сейчас имеет значение — это Минхо; будто Минхо — центр его вселенной, взрывающейся разноцветными искрами под веками и ощущением невесомости, лёгкости и воздушности. И ему так хочется чувствовать ещё больше, прижиматься ещё теснее, только чтобы быть ближе к центру вселенной. — Ещё, — Джисон просит, умоляет, так, будто сейчас заплачет, но сам не уверен о чём именно. — Малышка, Джиджи, скажи мне, чего ты хочешь? Хочешь, я сделаю так, чтобы нам вместе было хорошо? Хочешь? Будет приятно тебе и мне, — Минхо ладонями гладит по спине и губами стирает стекающие по вискам капельки пота.       На прикроватном столике диетический маунтин дью в грязной кружке, уже без газа, тёплый и приторно сладкий, но Минхо всё равно допивает, морщась от неприятного послевкусия, а потом вновь припадает к чужим губам, как будто поцелуи помогут унять жажду. — Хочу, Минни, любименький, так хочу, — Джисон прогибается в спине, стараясь кожей почувствовать жар чужого тела.       Минхо возится на кровати, накрывает их вдвоём простынёй и стягивает свои спортивные шорты, откидывая куда-то на пол. — Помоги мне, детка, — Минхо указательным и средним пальцем обводит чужие губы, легко надавливает, подсказывая открыть рот. — Оближи.       Джисон с готовностью обхватывает губами пальцы Минхо, языком обводя фаланги, неосторожно задевая зубами, но жадно вылизывая и блаженно постанывая только от ощущения чужих пальцев во рту. — Вот так, детка Джиджи, моя хорошая детка, — Минхо вынимает пальцы и заменяет их собственным языком.       Минхо не трудно растягивать себя, двумя пальцами даже без смазки, он знает, что потом наверняка пожалеет, но сейчас он об этом думает в последнюю очередь. Он наугад выдавливает на ладонь какой-то лосьон для тела с прикроватной тумбочки, тянет младшего на себя и рукой залезает под резинку его трусов. — Минни, хочу, — Джисон подается бёдрами навстречу прикосновениям и стягивает до колен спортивные штаны вместе с бельём. — Сейчас, мой хороший, ещё чуть-чуть, — Минхо перекидывает ногу через чужие бёдра, убирает со лба взмокшую чёлку и упирается свободной рукой в матрас.       У Джисона в мгновение расширяются глаза. Зрачки и так почти заполняют радужку, взгляд расфокусирован, будто смотрит в пустоту. — Минни, ты... о, господи... — Джисон зажимает рот рукой, чтобы заглушить громкий стон, когда Минхо без предупреждения опускается на всю его длину.       У Минхо сильные ноги, крепкие накачанные бёдра, поэтому он без труда поднимается и опускается снова, выбивая из лёгких младшего воздух. Джисону кажется, что он правда сейчас вырубится, потому что ему слишком хорошо.       Жарко.       Ему жарко, будто бы изнутри и снаружи, Минхо такой горячий и так хорошо принимает его, что Джисон только отчаянно пытается сжать в кулаках простыни, запрокидывая голову, сходя с ума от того, что он чувствует.       Они сейчас в таком возрасте, когда хранить презервативы дома ещё стыдно, потому что мама стирает одежду и без спроса заглядывает в ящики стола; когда купить пиво можно только по поддельному айди, и в привычку входит раз в неделю врать родителям о том, что задерживаешься допоздна у одноклассника, чтобы подготовить проект, а на самом деле целоваться под одеялом и прятать сигареты в упаковки из-под фруктовой жевательной резинки. Они молодые, и эту молодость хочется чувствовать; ощущать как можно больше, задыхаться от переполняющих грудную клетку чувств.       Джисон задыхается. Минхо целует его мокрые от слёз и пота щёки и опухшие покрасневшие губы. — Я не могу больше, Минни, мне так хорошо, — Джисон шепчет ещё что-то несвязное, Минхо чувствует, как сильно напрягается его пресс. — Ещё немножко, Джисони, пожалуйста, потерпи совсем немножко, я почти, — Минхо двигается в рваном ритме, у него дрожат ноги и тягучее напряжение внизу живота заставляет жмуриться до белых вспышек под веками.       Джисон кончает глубоко внутрь с надрывным всхлипом, Минхо помогает себе рукой и пачкает спермой живот и футболку Джисона. — Охуенно, — первое, что говорит Джисон спустя пару минут молчания, всё ещё тяжело дыша. — Я и не так могу, когда не обдолбанный, — Минхо плюхается на кровать и стягивает майку через голову. Он всё ещё не отошёл от недавнего оргазма, поэтому его потряхивает как в лихорадке.       Запах душной летней ночи заполняет комнату сквозь открытое настежь окно, а мокрые простыни сбиваются где-то на краю кровати. — Это обещание? — Джисон поворачивается на бок, прижимаясь к чужому плечу, и смеётся.       Минхо протягивает руку, соединяет их мизинцы и смеётся в ответ.