В жизни каждого человека бывают переломные моменты. Этого нельзя избежать, порой это просто невозможно. Иногда в жизни действительно происходят такие вещи, которые настроены на то, чтобы сломать нас, и чаще всего это ломает. В моей жизни такие моменты происходят очень часто, часто происходили, но благодаря моему брату, я могу сейчас жить нормальной счастливой жизнью, не переживая о том, что меня снова могут очень сильно задеть, что меня могут сломать, раздавить. В последние несколько лет после перевода в другую школу, моя жизнь по-настоящему прекрасна. Многие могут позавидовать такой жизни, многие о такой мечтают, но никто не знает, что происходило со мной до этого. Никто не знает, через что мне пришлось пройти, через что пришлось пройти Тэхену с такой непутевой сестрой. Сколько раз он счесывал костяшки, избивая моих обидчиков, сколько синяков получал в ответ...
В моей жизни всегда происходили вещи, направленные на то, чтобы сломать меня, и каждая из них не пролетала мимо, каждая из них задевала мою душу, мою психику, а тело не так и важно. Я умела терпеть, я умела принимать удары с благодарностью, что они именно такие, а не куда сильнее, и что я могу их стерпеть, вместо того, чтобы умереть от их силы. Когда с тобой часто происходит нечто подобное, ты привыкаешь, адаптируешься и порог твоей чувствительности к таким вещам поднимается. Теперь, чтобы задеть тебя требуется куда большая сила раздражителя. Это — простая истина, принцип работы любой клетки в нашем организме. Процесс адаптации — может, самое важное, что есть в нас.
В последнее время в старой школе, меня ничуть не задевали издевательства одноклассников, их насмешки и порча моих вещей. Мне было все равно, я смотрела на них, как на придурков, в черепных коробках которых нет совсем ничего, если единственным развлечением, которое они смогли для себя придумать, стало издевательство над неприметной одноклассницей без родителей. Мне было их жаль, я считала их мусором, отбросами общества, но терпела все, что эти отбросы делали со мной. Я продолжала их бояться и не думала о том, чтобы постоять за себя. Единственные эмоции, которые я испытывала в той ситуации — страх, печаль, обида и многое другое, но я убивалась из-за старшего брата, которого происходящее со мной ранило куда больше, чем меня. Мне было больно, что он чувствовал себя виноватым за то, что не мог защитить меня, потому что Тэ делал куда больше, чем мог, чем было нужно.
Он создал для меня мир, в котором я была принцессой, сказочный мир, полный чудес. Он творил для меня волшебство, оберегал от всего на свете. Я перестала бояться, стрессовые ситуации пропали из моей жизни, и мой порог возбудимости опустился еще ниже, чем был в норме. Он исчез. Конечно, после попадания первичного аллергена в мой организм, произошла сенсибилизация, у меня появился иммунитет, но все это не могло в полной мере вернуть мою стрессоустойчивость как в годы моей средней школы.
В моей жизни снова произошла ситуация, направленная на то, чтобы сломать меня, а я не готова безразлично принять ее, не могу безэмоционально ответить, не могу развернуться и уйти, или же придумать как дать отпор. Я снова ничего не могу. Мне снова страшно. Я в тупике.
Чонгук выжидающе смотрел на то, как я медленно пересекаю круг, подходя все ближе, чтобы остановиться рядом с ним, с трудом сглатывая ком в горле. Главное не расплакаться.
— Правда хочешь этого? — заговорила я, надеясь, что голос не дрогнет, а слезы так и останутся в глазах. Я надеялась, что мне не придется возвращаться туда, откуда я начала. Тэхен так старался восстановить мое чувство собственного достоинства, так много вложил в то, чтобы я снова почувствовала себя живой и достойной жить после того, как меня столько раз ранили. Я не могу снова оказаться в его руках сломанной игрушкой, не могу ради него, он не сможет справиться с этим снова.
— Не могу дождаться. — расплылся в улыбке Чонгук, и мое сердце остановилось.
Так вот, как все будет?
— Тогда, я не заставлю тебя ждать.
Тяжелый вдох, легкие горят, а глаза сами собой закрываются, не в силах смотреть на него. Я не должна плакать, не должна. Веки опускаются, по телу пробегает дрожь — такое знакомое чувство, преследующее меня столько времени. Такие неприятные воспоминания…
Раскрывая глаза, я позволила слезам покинуть ресницы. Я не смогла сдержаться, не смогла.
Чонгук внимательно смотрел на меня, а я продолжала стоять рядом, собираясь с силами, чтобы опуститься перед ним на колени. Разве могу я поступить по-другому? Я?
Тэхен всегда учил меня тому, что я не должна делать то, чего не хочу. А в этот самый момент больше всего на свете я не хочу снова оказаться слабой, не хочу быть снова униженной.
Я обещала, что не заставлю Чонгука ждать, и я не заставила, распахивая вновь закрытые глаза и выдыхая горячий воздух. Я собралась с силами и приняла решение.
Нога так привычно согнулась в колене, огибая ноги противника, чтобы пятка подбила чужие колени, заставляя ноги сложиться, как карточный домик. Все, кто в шоке смотрел на то, как Чон Чонгук заставляет первокурсницу, привевшую свою группу к победе в глупом конкурсе года, стать на колени, продолжили с таким же интересом наблюдать, как ноги парня подкосились и он рухнул на колени передо мной.
Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что произошло, ровно столько же времени мне понадобилось, чтобы успокоиться, принимая безэмоциональное выражение лица. Всего секунда, и в глазах уже совсем нет слез, секунда, и я не задыхаюсь от чувства беспомощности. Я не беспомощна, я могу за себя постоять. Даже если такой человек, как Чонгук, захочет сломать меня, я смогу дать ему отпор, как бы сильно я не была ранена.
Благодаря Тэхену я научилась жить заново, ради него я была лучшей на курсах по самообороне, ради него мне хотелось быть сильной и самостоятельной, даже если для него я всегда буду маленькой букашкой, нуждающейся в старшем брате. Я могу быть слабой только рядом с ним. Он сам говорил мне это, а я была согласна. Тэхен прав, когда говорит, что людям нельзя доверять, когда говорит, что им нельзя открываться.
«Чем шире ты раскрываешь руки для объятий, тем проще тебя будет распять». — Он продолжал говорить это, а я продолжала цокать и закатывать глаза, не веря, что все люди хотят мне зла. Но Тэхен прав, и мне не стоит доверять никому, даже его лучшему другу. Тем более ему.
В моей жизни есть только один человек, которому я могу верить, и, кажется, так будет всегда.
Я смотрела на Чонгука, испепеляющего меня взглядом, и мне было все равно. Я не чувствовала сладкого вкуса победы, не получила удовольствия. Я просто смотрела на него, думая о том, что на его месте должна была быть я, а он, занимая мое место, не смог бы так безразлично смотреть на меня. Он бы испытывал настоящий восторг, радость триумфа. Победа звучала бы сладкими нотами на его языке, отдаваясь приторностью в моем горле. Как хорошо, что все сложилось по-другому.
— Ты должна была стать на колени, идиотка. — рычит Чонгук, пытаясь встать на ноги, но моя стопа сильнее давит на его голень, заставляя остаться на месте. Не так быстро.
— Ты сказал: «На колени», и вот, ты на коленях, что тебя не устраивает? — бровь летит вверх, а мой голос чудом не дрожит от слез, которые всего секундами ранее наполняли мои глаза. — Определись с желаниями, а потом произноси их вслух.
Секундная борьба взглядами. Его глаза кричат о том, что он хочет меня прикончить, а мои просто пусты. Я не знаю, как могла сделать это, не знаю, откуда во мне взялось столько сил и смелости, чтобы прилюдно поставить кого-то на колени. Я не знаю, как этот выход из положения возник в моей голове, я даже не могла думать. Я просто… просто сделала. Я просто защищалась, как учил меня Тэхен, как учил меня мой преподаватель по самообороне.
«Если тебя бьют палкой, а ты безоружна, ты просто должна выхватить палку из рук противника. Сломать ее или ударить в ответ — уже твое решение, но палку ты должна отобрать.»
Я никогда еще не избивала людей палками, которые отбирала, а сейчас… а сейчас я чувствую себя так, словно Чонгук стал моей первой жертвой.
Придя в себя под многозначительный шепот множества студентов, я опомнилась, убирая ногу и даже делая шажок назад. Мне снова страшно, когда я смотрю на него, мне становится до одури не по себе.
— Тебе точно конец… — шипит парень, поднимаясь на ноги и зло стискивая челюсти.
Он зол, зол очень сильно, и я не в праве его осуждать за испытываемые эмоции, но только он виноват в том, что все это случилось.
— Ты уже говорил это, и в итоге куда тебя это привело? — может, мне стоило сдержать язык за зубами, но я не могла. Я больше не могла молчать, потому что была неописуемо зла и разочарована. Да, мы поругались, у нас есть конфликт, переросший в войну, но я думала, мы будем вести честное сражение. Я думала, что это будет красивая битва двух уважающих себя людей. Что мы не будем переходить границ, что сохраним нормы приличия и не выйдем за грани разумного и дозволенного. Я все еще надеялась, что мы сможем решить все как-то цивилизованно, я даже думала снова об извинениях.
Да, серьезно. Общаясь с Тэхеном про Чонгука, наблюдая за тем, как им хорошо вместе и над тем, как прекрасно они работают в команде… я ведь действительно наблюдала за Чоном весь вечер. Я отметила про себя, что он неплохой парень. Он помогал всем носить всякие тяжелые вещи, бегал кругом, переживая, чтобы всем хватало питья и еды, всерьез переживал, когда приключились неполадки с аппаратурой и взялся разбираться с этим. Он много улыбался, шутил, смеялся, искренне помог девушке, которая упала и повредила лодыжку. Я наблюдала за ним, понимая, что он не урод, каким я считала его, и, возможно, нам не стоит враждовать. Я всерьез решила извиниться перед уходом и предложить закапать топор войны. Но, как я могу сделать это, когда он поступил так нечестно? Было бы просто унизительно проиграть таким вот образом.
— Ты слишком много на себя берешь, не боишься сломаться? — рычит Чонгук, оказываясь к моему лицу слишком близко. Я совсем не переживаю больше, мне просто все равно. Я считала, что перегнула, что была неправа, развесив все эти глупые объявления, выставив его посмешищем. Я думала, что была несправедлива к лучшему другу своего брата, а теперь я поняла, что ошибалась. Я ошибалась, когда думала, что он хороший, что он может быть искренним с людьми и может вести себя достойно. Я больше не верила в того человека, который переживал о празднике весь вечер, потому что человек, пожелавший поставить меня на колени перед всем моим курсом, перед третьекурсниками, не заслуживает моего понимания, не заслуживает извинений.
Он хочет войны? Будет ему война. Он хочет сломать меня? Пусть только попробует. Я не буду молча выполнять его глупые просьбы. Я умею отбирать палки, которыми меня бьют, и теперь я могу ударить в ответ. Ударить очень больно.
— Только не из-за тебя.
— Дура. — схватив меня за руку, парень снова куда-то меня потащил, пока я слабо старалась вырвать руку из его хватки, плетясь за ним. Чонгуку было все равно, что позади остались ничего непонимающие люди, свидетели нашего милого разговора. Ему было все равно, что я не хотела идти с ним. И мне было все равно на людей, мне тоже было плевать на то, что они могут подумать. Но я так отчаянно не хотела идти с ним... Я не знаю на что еще Чон готов пойти, чтобы поставить меня на место. Совсем не знаю.
— Эй, куда ты меня ведешь? — возмутилась я, когда мы отошли на довольно большое расстояние от вечеринки, чтобы нас не могли услышать, но Чонгук продолжал тащить меня в темноту, заставляя нервничать.
— Узнаешь.
Его тон мне совсем не понравился. Он еще никогда не был таким злым, никогда. Мне не стало страшно, но я замолчала, решив перестать вырываться. Не убьет же он меня в самом деле.
Справа от нас начались скалы, слева шумел океан, разбиваясь волнами об огромные валуны и брызгаясь прохладной водой на мою кожу. Пока я с интересом рассматривала волны, Чонгук неожиданно развернул меня кругом и припечатал спиной к камням, зло вглядываясь в мои глаза. Напугал до чертиков.
Хотя бы руку отпустил и то хорошо.
— Зачем ты все это делаешь? — внимательно вглядываясь в мое лицо, говорит он, все продолжая сильно сжимать челюсти. — Разве не проще было извиниться передо мной? Я бы даже забыл о коленях из-за твоего брата. Но, нет, ты продолжаешь пакостить мне, выводя из себя.
Это я продолжаю ему пакостить? Я?
— Это ты виноват во всем, что происходит, и извиняться должен ты. — это же он все начал, почему это вина лежит на мне? — Ты даже сам сказал Тэ, что знаешь, что вся вина лежит на тебе, так почему бы не извиниться и не начать все сначала?
— Извиниться? — Чонгук давится возмущением, с недоверием глядя на меня, и показывает рукой в сторону вечеринки, начиная кричать. — Ты выставила меня идиотом перед людьми, которые меня боятся и уважают, которые стремятся быть такими как я, мечтают оказаться рядом со мной в одной комнате! Твои объявления и колени… ты прилюдно поставила меня на колени!
Как будто я хотела этого. Я не хотела этой войны, я просто хотела получить «прости» за испорченную блузку и ушибленный локоть, ничего больше. Я бы просто улыбнулась ему в ответ и забыла о случившемся через две минуты. Но, нет, он затеял все это, так что пусть не обвиняет меня в том, где мы оказались.
— Потому что ты хотел сделать это со мной! — кричу я, чувствуя себя отвратительно. — Я просто защищаюсь, ты не понимаешь?! Ты украл мою одежду из раздевалки! Заставил поцеловать пол в столовой и прилепил ужасную записку на мой рюкзак! Это ты начал все это, ты!!!
— А ты заставила меня ночами переписывать три конспекта, три! — заорал в ответ Чонгук, нависая надо мной грозным вороном, продолжая размахивать руками, словно внушительных размеров крыльями. — Я поверил, что ты хочешь нормальных отношений, а ты снова пошутила, при чем очень не смешно! Передавала приветики Тэхеном, после того, как вывела меня из себя, это нормально?! Ты вообще нормальная?
— Я? Я нормальная! Это ты постоянно стараешься унизить меня, как сегодня. Ты пожелал мне стать на колени перед тобой в окружении кучи народа! Почему не сказал это при Тэхене? Слабо? Кишка тонка, да?
Я злилась, злилась очень сильно и никак не могла успокоиться. Его слова задевали меня, потому что парень выставлял меня главной злодейкой всего происходящего, но это очень далеко от истины. Слишком далеко. Не я была зачинщиком драки, и не я довела до такого, так почему виновата во всем я? Да, я передавала приветы братом, чтобы позлить этого придурка, да, я написала все эти объявления, над которыми все так смеялись, и, да, я испортила его тетради, но я сделала это не от скуки, а в ответ на его выпады. Почему он не думает о том, что если бы он перестал придумывать, как мне напакостить, я бы не стала отвечать на эти пакости своими?
А если для него так важно победить даже такими грязными способами, почему не осмелится сказать обо всем Тэ? Мой брат быстро поставил бы меня на место, но это коснулось бы не только меня. Чонгук такой смелый, говорит встать при всех на колени, но только тогда, когда рядом нет его лучшего друга, который за такое сломает ему пару косточек, если настроение будет очень хорошим. Если он такой смелый, такой дерзкий, почему боится Тэхена?
— Просто хотел, чтобы это уже закончилось! Меня достала ты и твои хиленькие удары в ответ на мои выпады.
Я бы тоже хотела, чтобы все это закончилось.
Целую минуту мы смотрели друг другу в глаза, оба слишком злые и возмущенные. Он бесил меня, я бесила его, у нас сложились прекрасные отношения, основанные на взаимной неприязни.
— Так давай закончим! — предлагаю я, будучи согласной уступить. Я готова забыть все обиды прямо сейчас, готова переступить через свою гордость и через принципы, я готова простить ему все, без просьб о прощении. И я сделаю все это, если он тоже сделает. — Давай закончим прямо сейчас, хочешь?
Я правда хочу все закончить. Не хочу больше переживать о том, что может произойти между нами, не хочу испытывать к нему столько негатива. Я бы просто относилась к нему, как к лучшему другу моего брата, возможно, мы могли бы стать приятелями. Я могла бы быть милой с ним, я могла бы быть настоящей, и тогда нам было бы проще начать сначала.
Я не хочу больше сражаться, я устала от этого и хочу просто жить обычной жизнью, не думая о том, как мне ему напакостить. Я просто хочу вычеркнуть этот период из своей жизни, хочу забыть и начать все заново.
Глаза Чонгука говорят о том, что он тоже хочет этого, хочет очень сильно, но не может.
— После того, как ты получила такую сладкую победу? — горько хмыкает парень, придвигаясь еще ближе. Его взгляд совсем недобрый, мне так не по себе от этого, мне так не по себе из-за него. — Ну уж нет, Ким Виен, так просто тебе эта выходка с рук не сойдет.
— Видишь, а ты говорил, что хочешь нормальных отношений. — тяжело вздохнула я, складывая руки на груди. Я разочарована, что решить все не удалось, но с другой стороны, я попыталась. За все, что произойдет в будущем, ответственность несет только Чон Чонгук. — Мне называть тебя «оппа»?
Чонгук прыскает, качает головой, отстраняясь, и зло смотрит на меня. Ему не нравится моя поза, ему не нравится мой взгляд, кажется, ему не нравится во мне абсолютно все, абсолютно все его раздражает.
Ему некомфортно рядом со мной, как и мне некомфортно рядом с ним.
— Ты — чокнутая. Если бы ты не была сестрой моего лучшего друга, я бы уже давно отымел тебя так, что ты бы выкинула из своей глупой башки всю эту дерзость и никому не нужную гордость. — серьезно говорит Чон, с раздражением глядя на меня. Серьезность тона его голоса, этот твердый уверенный взгляд, все говорит о том, что он не врет. По телу бежит неприятная дрожь, нет, мне не страшно, — противно. Я никогда бы не подумала, что до этого дойдет, что он может сказать мне нечто подобное. Даже если он думает так, говорить об этом так низко. — Знаешь, что этот мир делает с такими, как ты? Вытирает ноги и выбрасывает, потому что ты, как кость в горле.
Челюсти сжимаются до боли в жевательных мышцах, ладони собраны в кулаки, чтобы успокоиться, но это не помогает. Я не хочу плакать, как это бывает обычно в таких ситуациях. Как я уже говорила, в моей жизни случалось всякое, и некоторые мальчики из первой моей школы очень внятно излагались о том, что бы они были не прочь со мной сделать, чтобы «развлечься». И хоть это все еще звучит противно и аморально, я больше не хочу рыдать от унижения, мне хочется ударить парня напротив со всей силы, расквасить ему нос или выбить зуб. Мне так хочется снова пожаловаться Тэхену, что его принцессу обижают, но я не могу, потому что я уже надела доспехи, я уже пообещала ему, что справлюсь сама. Я пообещала себе.
— Ноги вытирают об тех, кто не может стать костью в горле, — говорю я, еле сдерживая свою злость. — а ты сам сказал, я могу. И все в порядке, если я кость именно в твоем горле, потому что я не дам тебе жить спокойно, пока ты продолжаешь думать о том, что ты лучше меня, и что ты царь и бог над всеми людьми. Отымел бы меня? — я громко фыркнула, хотя это совсем не смешно. Я даже осмелилась придвинуться ближе, не отрывая взгляда от его удивленных глаз. — Ты еще более омерзителен, чем я думала, Чонгук. Ты совсем не такой, каким тебя описывал мой брат, ты гнилой и черствый, в тебе совсем нет ничего человечного, ни капли хорошего и справедливого.
Тэхен рассказывал о нем, как о добром и веселом, заботливом и интересном, но я не верю в это больше. Не после того, что Чон только что сказал. Даже после его просьбы в игре я продолжала думать, что он просто… запутался? В конце концов, все мы ошибаемся. Но сейчас я больше не верю в то, что у этого парня есть светлая сторона. Может и есть, но не для меня.
— Ты тоже не такая, как тебя описывал Тэхен. — как-то спокойно говорит Чонгук, прежде чем скривиться, брезгливо осматривая меня. — Ты лицемерная стерва, любящая выпендриваться и быть в центре внимания.
Такого обо мне еще никто не говорил. Но я не обижаюсь, потому что это не так, и я знаю это. Я не люблю внимание, это моя травма с детства, когда я была в центре всеобщего внимания из-за проблем дома и своей ничтожности.
— Все сказал?
— Я еще даже не начал.
— Урод. — вспылила я, надеясь, что это скоро закончится. Я так устала от этого. Я так хочу домой.
— Ты тоже не красавица, знаешь ли. — скривился Чонгук, ехидно ухмыляясь.
— Может, и не красавица, но зато у меня есть сердце, и я — человек. — пихнув его в грудь, я заставила парня сделать два шага в сторону, освобождая для меня выход. Не могу больше рядом с ним находиться, не хочу.
— Ты? — слышится сзади насмешливый голос Чонгука, повернувшегося, чтобы бросить мне вслед. — В кого ты вообще такая выдалась? — ноги приросли к земле, я замерла на месте, не в силах сдвинуться с места. Что он только что сказал? — А что, если твои родители узнают, какая ты на самом деле? Они не будут разочарованы?
Парень продолжает свою речь, когда я медленно поворачиваюсь к нему лицом, чувствуя, что еще минута, и я разрыдаюсь.
— Родители? — голос дрожит, когда я говорю о них. Он всегда дрожит, когда речь идет о моих родителях. Я всегда плачу, думая о них, всегда. — Н-не надо говорить о них….
Я так отчаянно прошу его этого не делать, а он так усердно игнорирует мою просьбу, хмыкая и делая шаг навстречу.
— Почему? Тебе становится стыдно, что ведешь себя, как последняя мразь? Разве они тебя так воспитывали?
Нет, нет, нет…
— Замолчи. — пожалуйста, замолчи, прошу тебя.
Мои родители были лучшими в этом мире, они учили меня только всему самому хорошему, не смей говорить о них плохо. Я выросла не идеальной, но я не заслуживаю таких слов, не заслуживаю.
— Почему? Это неприятно?
— Закрой рот! — кричу я, когда первая слеза покидает глаза, падая на кожу щеки.
— Значит, тебе стыдно… — продолжает раздумывать над собственными словами парень, выглядя довольно. — Может, стоит поговорить с ними…? Как думаешь, им было бы приятно думать о том, что их дочь…
Я не стала его слушать, мне было совсем не интересно узнать, что он хочет сказать. Совсем не интересно.
— Пошел ты, Чонгук. — выплюнула я, разворачиваясь на пятках и удаляясь как можно дальше. Подальше от него. Плевать куда, просто далеко.
Я разрыдалась. На самом деле разрыдалась, начиная задыхаться от боли в груди, но шаги все ускорялись, я не могла остановиться и уже через пару секунд бежала, что есть силы. Подальше. Как можно дальше от Чонгука и его ужасных слов, подальше от вечеринки и от собственной боли. Но от боли не убежать, не скрыться.
Упав на песок, когда дышать стало невыносимо трудно, я продолжала плакать, обнимая собственные колени, и думать о словах парня, который так сильно меня ненавидел, что в который раз перешел черту. А что, если он прав? Что, если родители действительно разочаровались бы, узнав, какой я выросла? Что, если бы они пришли в ужас от осознания того, что я их дочь? Мои родители стыдились бы меня, будь они живы?
Эти мысли душили меня, убивали. Я не хотела бы расстраивать своих родителей, не хотела бы быть для них обузой, позором, не хотела, чтобы им было стыдно из-за меня, чтобы они были разочарованы. Тэхен всегда говорил, что мама и папа грустят, когда я плачу, и я верила ему, стараясь всегда улыбаться. А теперь Чонгук говорит, что я — плохая дочь, что я плохо воспитана и что позорю семью. Может, он прав, и мама с папой смотрят на меня с небес с досадой, что им в дочери досталась такая, как я?
Даже если Чонгук прав, и я ужасна и отвратительна, он не имеет права упрекать в этом моих родителей. В том, кто я есть, не виноват никто, кроме меня. Мама, папа, Тэхен, все они вложили в меня все только самое лучшее, и они не виноваты в том, что у меня есть недостатки. Они прекрасно меня воспитали, всегда обо мне заботились и не заслужили таких ужасных слов.
Прошло много времени, прежде чем я смогла успокоиться и решить вернуться. Тэхен, наверное, переживает… Телефон не ловит сеть, так что я могу только надеяться, что он еще не перевернул лагерь вверх дном, подняв на уши всех и каждого.
Когда половина пути назад была пройдена, я услышала мужской смех и женские пьяные речи, пока, подойдя ближе, не узнала гостей вечеринки. Парень, за которого давали восемь баллов, зажимал старосту другой группы, откровенно лапая ее, пока та старалась убрать его руки от себя, уворачиваясь от пьяных поцелуев.
Когда она закричала, я поняла, что они не просто влюбленная парочка, пожелавшая уединиться, и что я не могу пройти мимо.
— Эй, что ты делаешь? — крикнула я, подбираясь ближе. Парень не обратил на меня никакого внимания, пробираясь руками под короткую юбку моей однокурсницы, которая с ужасом и надеждой посмотрела на меня, продолжая предпринимать попытки вырваться из его рук. — Ээй, отпусти ее!
Парень выпустил девушку из объятий, чтобы повернуться ко мне, и она умудрилась убежать, а вот я оказалась в капкане чужих рук. Я даже не сразу запаниковала, потому что надеялась на помощь освободившейся первокурсницы, но ее уже и след простыл. Она просто убежала, оставляя меня один на один с человеком, который чуть ее не изнасиловал. Вот и делай добро после этого людям.
— Какая красотка и скучает… я помогу тебе развеять скуку. — пьяный, еле разборчивый шепот коснулся моих ушей, и вот теперь я начала паниковать. Теперь мне стало страшно.
Я колотила парня, оттоптала ему все ноги, но ему было хоть бы хны, то ли он такой толстокожий, то ли слишком пьян. Руки нагло трогали мое тело, пока я извивалась и кричала, стараясь отстранить от себя пьяного третьекурсника. Слезы снова подступили к глазам, когда его губы присосались к моей шее, а руки больно сжали мои ягодицы, заставляя заскулить от боли и отвращения. Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации. Никогда. В моей жизни и так происходит слишком много, разве сваливать на меня еще и это — не слишком жестоко?
Я умудрилась ударить парня между ног, но, кажется, только сильнее разозлила человека, чьи пальцы сильнее сжали мое тело, а губы покинул недовольный рык. Я снова рыдала, не прекращая вырываться. Я брыкалась, извивалась и продолжала стараться врезать ему посильнее, но не могла, потому что он поймал мои руки, заключая их в сильные оковы собственных пальцев.
Я не понимала, что происходит, когда меня выдернули из чужих рук, отталкивая за чью-то спину, не поняла, что кто-то начал избивать парня, громко матерясь. Я ничего не видела и не слышала, просто осела на песок, обнимая себя руками, и рыдала, пока рядом не опустился еще один человек, касаясь меня своими руками. Я отшатнулась, поднимая боязливый взгляд на Чонгука, с беспокойством осматривающего меня, и снова расплакалась, вспоминая прикосновения его приятеля, вспоминая слова Чона про меня и моих родителей.
— Виен, все хорошо, успокойся… — шептал он, стараясь погладить меня и обнять, но я не позволяла дотронуться до себя, отшатываясь назад и сильнее сжимаясь в комочек, обнимая колени. — Виен, пожалуйста, все хорошо, он больше не тронет тебя…
Не могу, я не могу успокоиться, не могу. Чонгук продолжает что-то говорить, а я не слушаю, скручиваясь еще сильнее. Я стараюсь спрятаться от него и всего мира, стараюсь исчезнуть, но не могу, продолжая рыдать взахлеб. Я даже не слышу такие родные шаги, быстро приближающиеся ко мне, не слышу ничего кроме противного визга внутри головы, от которого лопаются барабанные перепонки.
— Ви? Что случилось?! — голос брата, как спасение, его руки, тут же ложащиеся на мои плечи, и глаза, с беспокойством осматривающие мое распухшее от слез лицо.
— Тэ… — дрожащим голосом произношу я, протягивая к нему руки и цепляясь за шею парня, как за спасательный круг. Он здесь. Он пришел. — Тээээээээээ.
Парень не понимает, что произошло, а я разворачиваюсь к нему, набрасываясь с удушающими объятиями. Мне нужно спрятаться в домик, я должна почувствовать себя в безопасности.
Тэхен старается меня успокоить, гладя по спине и нашептывая, что все хорошо, и он рядом, а я потихоньку успокаиваюсь, паника отступает. Чонгук коротко пересказывает картину, которую застал, и брат напрягается в моих руках, отстраняя от себя, но я крепче цепляюсь за него, прося не уходить. Тэхен даже не смотрит в мою сторону, зло сжимая кулаки, испепеляет взглядом моего обидчика, а я прошу его не уходить, снова и снова умоляю. Но он уходит, передавая меня в руки своего лучшего друга, и направляется к своему однокурснику, сидящему у камня неподалеку.
Мне непривычно находиться в чужих руках, непривычно чужое тепло, непривычно осознание того, что человек, который до этого только оскорблял меня и делал больно, ведя себя отвратительно, может крепко обнимать меня и успокаивать, поглаживая по волосам. Я не могу расслабиться в его руках, не могу успокоиться, снова чувствуя панику. Рядом незнакомый мне человек, чужой человек, который хочет уничтожить меня, и я снова оказалась в ловушке. Он не моя семья, не мой якорь, не мое спасение, он — моя погибель, так правдоподобно притворяющаяся утешением.
— Отпусти, отпусти меня! — истерика становится все сильнее с каждой секундой, я чувствую, что задыхаюсь.
Когда-то я знала девочку, болеющую бронхиальной астмой. Ее диагноз ни о чем мне не говорил, а потом я стала свидетельницей приступа удушья. Я была совсем маленькой и, не подумав, спросила, каково это. Она сказала, что чувствует, как легкие горят пламенем от нехватки кислорода, что их распирает от невозможности выдохнуть, что она чувствует спазм каждого бронха и приходит в настоящий ужас от того, что ничего не может с этим поделать. Сейчас я чувствую то же самое. Я задыхаюсь в чужих руках, чувствуя спазм каждой мышцы. Я чувствую ужас, настоящий ужас, слишком далекий от простого страха. Именно сейчас мне кажется, что она не смогла полностью описать свои ощущения, потому что их просто невозможно передать словами.
Мне было плохо в его руках, я старалась отстраниться, просила отпустить, но Чонгук лишь сильнее прижимал меня к себе, игнорируя мои просьбы.
— Когда успокоишься.
— Я не успокоюсь, если ты будешь так близко! — продолжаю плакать, стараясь оттолкнуть его. — Уйди, — ему плевать на мои слезы, — уйди, — плевать на мой страх, — я не хочу тебя видеть! Не трогай меня, отпусти!
— Виен… — его голос совсем не такой, как обычно. В нем нет ни злости, ни раздражения, только искреннее переживание. Переживает обо мне?
— Отпусти! — моя истерика только усиливается, и в этом не виноват ни он, ни я. В этом виноваты люди, которые испортили мою психику. — Я не хочу, не хочу…
Рыдания снова рвутся изнутри, и я не могу ничего поделать. Я не хочу, чтобы он меня касался, не хочу.
— Успокойся, просто перестань плакать, все хорошо… — продолжал шептать Чонгук, стараясь заглянуть в мои глаза. Его ладони так бережно касались моих волос, так тепло задевали кожу щек и шеи, но меня это только пугало. Слезы все сильнее текли по щекам, я все сильнее задыхалась. Такой истерики у меня еще не было никогда.
— Не хорошо! — кричу я, хотя на крики совсем нет сил, совсем. Мне нечем дышать, в его руках так душно… так неописуемо тесно. Я снова в ловушке, снова. — Это ты! Ты! — руки так стараются оттолкнуться от его груди, чтобы между нами образовалось хоть какое-то пространство, но не получается. Чонгук гораздо сильнее меня, я не могу заставить его отстраниться, хотя так стараюсь. Почему он не понимает, что делает только хуже? — Отпусти меня, не трогай… не касайся меня… не трогай, придурок! — в руках совсем нет сил, чтобы ударить, но я барабаню в грудь парня, продолжая истерить. Я, как человек с клаустрофобией, застрявший в лифте. Мне безумно плохо, и хотя я понимаю, что моя проблема только в голове, я ничего не могу с этим поделать. Ничего. — Тэхен, мне нужен Тэхен, отпусти!
Паника поглощает меня. Истерика поглощает меня. Меня совсем не согревают чужие руки, не успокаивает чужой шепот и искренность, наполняющая глаза. Ничего не помогает, кажется, наоборот ухудшая ситуацию. Мне нужны другие руки, более низкий шепот, совсем другие глаза. Совсем другой человек.
— Я не могу, успокойся… — просит Чонгук, не отпуская. Его руки заключают меня в еще более крепкие объятия, становясь настоящим капканом для маленького бессильного крольчонка. — Ты должна успокоиться!
Я хочу, очень хочу…
— Не трогай меня, отпусти!
Чонгук правда старается, очень старается взглянуть в мои глаза и убедить меня в том, что все хорошо, что я в безопасности. Но я не в безопасности. Все не хорошо. Не с ним. Я не могу поверить, что все в порядке. Не могу поверить ему.
— Иди сюда. — руки, такие родные руки ложатся на мои плечи, разворачивая к Тэхену, и я наконец могу выдохнуть, схватившись за его футболку и уткнувшись в его грудь носом. — Все хорошо… — шепчет брат, крепче обнимая меня и ласково гладя по голове. — Я здесь, все хорошо… все хорошо…
— Не отпускай меня! — продолжаю рыдать, крепче цепляясь за него. — Тэхен, не отпускай меня! Не уходи, пожалуйста!
— Я не уйду, слышишь? — берет мое лицо в ладони, вглядываясь в заплаканные глаза, и заставляет кивнуть, снова утыкаясь носом в уже мокрую от моих слез футболку. — Не уйду, все хорошо… — парень оставил на моей макушке поцелуй, сильнее сжимая в объятиях. — Я здесь, я с тобой.
Когда слезы закончились, я все равно не могла заставить себя отпустить шею Тэ, так что ему пришлось нести меня на руках, поддерживая под бедра, пока я, уложив голову на его плечо, обнимала парня руками и ногами, как маленькая обезьянка. Брат часто носил меня на спине, но сейчас я была не в силах перебраться на его спину, так что ему пришлось подхватить меня так, как мы стояли, обнимаясь. Чонгук плелся рядом, того парня он довел до края скал к цивилизации и оставил на песке в наказание за то, что тот сделал со мной, но я не была благодарна, мне было плевать, плевать на все, пока я в руках Тэхена, отчитывающего меня за то, что я напугала его до чертиков, исчезнув.
— Куда ты поперлась в такой час, совсем одна? — возмущался Тэхен, стараясь не сильно злиться, потому что знал, что сейчас я в таком состоянии, что в любой момент могу снова сорваться.
Я знала, что он переживал, знала, что напугала его, но все равно уходила все дальше, стараясь спрятаться от собственных проблем. Мне так жаль…
— Я захотела побыть одна. — охрипшим от рыданий голосом протянула я, сильнее обнимая шею брата. Взгляд случайно пересекся с обеспокоенным взглядом Чонгука, идущего немного позади Тэ. — Люди, они… давили на меня. — говорю я, все еще глядя на парня, который и сам понимает, кто именно давил на меня. — Слишком много людей, слишком много всего, мне нужно было подумать.
Я не хочу смотреть на него, не могу смотреть. Именно поэтому я отворачиваю лицо, утыкаясь носом в шею Тэ, чтобы вдохнуть родной аромат и успокоиться. Мой брат всегда шикарно пах.
— Обо мне тебе надо было подумать! — продолжает бурчать парень, медленно переставляя ноги, чтобы мы шли подольше. Он не кричит только из-за моего состояния, но завтра мне точно придет конец. — Я чуть Богу душу не отдал, когда не смог найти тебя и дозвониться. А если бы что-то случилось? Хотела, чтобы я остался в этом мире совсем один? — его слова режут сердце без анестезии, и я снова чувствую себя ужасно. — Никому не нужный сирота? — продолжает Тэхен, прежде чем тяжело вздохнуть. — Ты такая эгоистка.
Я не хочу, чтобы он даже думал о таком. Тэхен никогда не должен остаться один, никогда не должен быть одинок. Я никогда не смогу оставить его.
— Не преувеличивай… — бурчу в его кожу, крепче сжимая в объятиях, чтобы он понял, что я никуда не денусь, и ему придется заботиться обо мне всю жизнь. Мысли о родителях снова посетили мою голову, и я прикусила губу, глядя в сторону океана. Где-то там в его синеве отражаются тысячи звезд, одной из них может оказаться моя мама, другой окажется мой папа. Я так завидую океану, он гораздо ближе к ним, чем я. Он может коснуться хотя бы их отражения. А я даже не знаю, куда мне смотреть, чтобы увидеть их. Небо такое необъятно большое, и я не знаю, какая именно звезда была помещена на небо с душой моей мамы. Если бы я знала… — Знаешь, я бы хотела увидеть маму и папу.
Тэхен тяжело вздохнул, и я знаю, что он нахмурился, снова злясь на меня за такие мысли.
— Прекрати. — осуждающе заговорил брат. — Они не хотели бы встречи с тобой. Может, лет через восемьдесят… Да, уверен, через восемьдесят лет они будут очень рады повидаться с тобой, а сейчас, нет, еще не время.
Он говорит это, чтобы я хотела жить больше, чем увидеть родителей. Я бы уже давно умчалась к ним, если бы он не держал меня здесь, так бережно скрывая от всех невзгод под своим одеялом. Он гораздо важнее, чем мое желание быть с мамой, снова почувствовать ее объятия, снова увидеть ее улыбку, почувствовать ее поцелуй в лоб и услышать сказку, которую она так часто читала мне на ночь. Как бы я не скучала за ней, как бы я не скучала за папой, я буду куда больше скучать по Тэхену, если мы окажемся в разных мирах.
— Тэхен, я скучаю по ним… — и снова я плачу. Слезы просто стекают по щекам, я не могу это контролировать. Воспоминания о родителях такие яркие и одновременно с этим слишком тусклые. Я помню все, но, кажется, совсем все позабыла. Деталей кажется недостаточно, чтобы выстроить в голове счастливый детский мир, я не помню тон их голосов, но так отчетливо помню запах. Папа всегда пах дорогим парфюмом, который мы вместе с мамой выбирали ему на день рождения, когда мне было пять. Мама всегда пахла мылом и лавандой, она так любила лаванду, что даже высадила клумбу возле нашего дома. Я тоже посадила лаванду, когда мы с Тэ переехали в дом. Она напоминает мне о маме. Может, поэтому у нас дома всегда пахнет лавандой? Чтобы нам казалось, что мы не одиноки, и мама всегда рядом. Я очень скучала по родителям, мне так сильно их не хватало… очень не хватало. — Они скучают по мне, как думаешь?
— Конечно, скучают… — печально тянет Тэ и тяжело вздыхает. — Каждый день смотрят на своего поросенка и радуются от того, какой прекрасной букашкой ты выросла.
— Эй! — прыскаю я, несильно ударяя его по спине и дуясь. — Я не букашка.
— Мартышка ты, вот кто. — подбросив меня немного вверх, улыбнулся Тэ, заставляя меня возмутиться.
— Не правда!
— Да? — останавливается, вопросительно глядя на меня. — Тогда иди дальше сама.
— Ну, Тэ… — тяну я, но парень непоколебим, так что мне приходится согласиться с ним, крепче обхватывая его талию ногами. — Ладно, я мартышка.
— Вот видишь. — Тэхен широко улыбается, возобновляя движение, и я больше не грущу. Без понятия, как у него так легко получается вытаскивать меня из такого рода приступов отчаяния. Он просто Тэхен — единственное лекарство от моих проблем.
POV Чонгук
Я просто шел за Тэхеном, несущим на руках Виен, которой было очень плохо. Я никогда не видел ее такой. Никогда не видел подобного. Она выглядела раздавленной, рассыпанной, потерянной, когда плакала там, сидя на песке, когда в истерике отстранялась как можно дальше… она так вырывалась из моих рук, а я не мог отпустить, боясь, что ей станет только хуже, но, кажется, хуже ей становилось именно от моих объятий. Я понимал, что мы с ней не особо ладим, но не может же она ненавидеть меня настолько, чтобы так остро реагировать на мое присутствие... Мне было страшно за нее, она продолжала рыдать, метаться в панике и задыхаться. Она задыхалась, по-настоящему задыхалась, пока не оказалась в руках Тэхена.
Я был раздавлен, глядя на такую Виен, которая обычно ходит с гордо поднятой головой, грубит, не задумываясь, и творит всякие безрассудные вещи. Она не была той девушкой, которая поставила меня на колени, не была той, кто ударил меня утром, не была той, кто обещал уничтожить меня. Она была слабой, хрупкой, нет, она была сломанной. Я все продолжал думать о том, что должен найти ее слабое место и больно надавить, что я должен сломать эту зазнавшуюся девицу, но теперь я понял, что она уже сломана. Она сломана и очень сильно.
Такая истерика — ненормальна. Она задыхалась. Я видел много девичьих слез, слышал много криков, часто сталкивался с истериками, но ничьи слезы не пугали меня так сильно, ничьи крики не были полны такого отчаяния, никто не задыхался от моих рук. Никто еще не старался так сильно, чтобы поскорее покинуть мои объятия.
— Не могу успокоиться, это ты! Ты! Отпусти! — ее вопли все еще стояли в моих ушах, хотя девушка спокойно смотрела на океан, уложив голову на плечо своего брата.
Мы пришли в лагерь, где все еще было очень много людей. Вечеринка продолжалась, но ни у кого из нас не было настроения веселиться дальше.
Разогнав малолеток, с интересом разглядывающих Тэхена и девушку, так необычно обнимающую его, я отобрал у друга ключи от машины, заявляя, что поведу я. Должен признать, они выглядят как парочка, поэтому заставить студентов не болтать об этом моменте будет сложно, а учитывая факт их поцелуя, - практически невозможно. Не понимаю, почему Тэхен скрывал, что они родственники.
Мы ехали молча. Я старался следить за дорогой, но мой взгляд все время стремился проверить Виен, все еще не отпускающую Тэхена, устроившего ее на своих коленях и продолжающего гладить девушку по голове и оставлять редкие поцелуи в ее волосах. Я чувствовал себя ужасно, просто отвратительно, ведь это я виноват в том, что с ней произошло. Если бы я не повел Виен туда, если бы не загадал это тупое желание, если бы нормально отреагировал на все это… я такой идиот.
Я остался в гостиной дома Ким, а Тэ понес спящую сестру на второй этаж. Когда парень вернулся, он молча отправился на кухню, достал из шкафчика два стакана, бутылку коньяка, и, разлив его в стекло, убрал бутылку на место.
— Она в порядке? — сглотнув неприятный ком в горле, я рискнул посмотреть на друга. Мне было ужасно жаль, мне было невероятно стыдно, что это я виноват в том, что его сестра сейчас находится в таком состоянии.
— Будет. — кивнул парень, выпивая все содержимое стакана за один раз и опираясь руками о столешницу, опустив голову вниз. — Благодаря тебе, она будет в порядке.
Благодаря мне, она оказалась в таком состоянии, Тэхен.
— Спасибо, что нашел ее, я… — молчание, я вижу, что он все еще там, все еще с ней и не может думать ни о чем другом. — Спасибо, Чонгук. Я обязан тебе.
Я никогда не видел его таким серьезным, Тэхен никогда не смотрел на меня так.
— Что ты мелешь, ничем ты мне не обязан. — может, он и посчитал это благородством с моей стороны, но оно таковым не являлось. Я не сделал ничего хорошего, только довел девушку до нервного срыва. Пусть, не я был последней каплей, но я наполнил чашу до краев, а этот ублюдок… — Что будешь делать с Соном?
Как вспомню ее крики, как вспомню его напор, становиться тошно. Мне хотелось убить его еще до того, как я узнал, что в его руках была именно Виен. Никто не должен так обращаться с девушкой, ни одна девушка такого не заслуживает, тем более Виен. Как бы она мне ни не нравилась, как бы ни раздражала, она была не той, кто мог нарваться на такое поведение. Как она вообще оказалась в его руках, как?
— То же, что и всегда. — безэмоционально бросает Тэхен, но глаза блестят сталью. — Изменю до неузнаваемости.
Я молча киваю, делая еще один глоток горького напитка. Я не осуждаю друга. Если бы с моей сестрой приключилось нечто подобное, я бы убил того идиота еще на пляже, а труп бросил на съедение чайкам и маленьким рачкам. Я даже не представляю, как Ким смог сдержаться и остановиться, всего лишь пару раз его ударив.
Может, все дело в состоянии Виен? Я часто видел Тэхена в гневе, мы часто влезали в драки, и оттащить его от жертвы было невозможно, пока парень не решит, что с противника хватит. У него были проблемы со сдерживанием эмоций, он не мог себя контролировать, но в такой ужасной ситуации смог оставить парня в живых. Он ведь ему даже ничего не сломал. Это было очень странно, но с другой стороны, Виен продолжала плакать и звать его. Бедная Виен…
Воспоминания о ее состоянии снова яркой картинкой проигрывались в моей голове.
— Не хочу… не трогай меня… не прикасайся ко мне… уходи! Отпусти меня! — ее голос такой отчаянный, такой напуганный…
— Она… — снова я сглатываю, поднимая взгляд на друга, вопросительно взглянувшего на меня. — Часто такое случается?
— Нет. — качает головой, хотя, кажется, ему совсем не хочется об этом говорить, но так нужно рассказать кому-то. — Последний раз такое было еще в средней школе, до нашего переезда, тогда… скажем так, ее одноклассники были не очень приятными личностями. — Тэхен на пределе, на грани между напиться и убить. — Этот уебок сделал это с моей Ви…. Сука, все кости ему пересчитаю и перемешаю так, что доктора не сложат его заново.
Кулак врезается в каменную столешницу, но, кажется, Тэхену плевать на боль, он просто очень зол, думая о том, как именно разделается с парнем, с которым еще утром мы мило болтали по пути в буфет.
— Тебе нужна помощь?
— Хочешь мне помочь? — вопросительный взгляд, я киваю, но Тэ вздыхает, отрицательно качая головой. — Ты и так сделал очень много, Гук. Я очень благодарен. Я знаю, вы не поладили, но… ты настоящий друг.
Если бы ты знал, какой на самом деле я ужасный друг, ты был бы очень разочарован. Я тоже заслуживаю того, чтобы ты перемешал мои кости, я вел себя с ней, как идиот. Думая о том, как прошел сегодняшний вечер, я вспомнил тихий разговор между братом и сестрой, невольным свидетелем которого я стал.
— Я… почему ты сказал, что ваши родители не хотят видеть ее? — интерес душил меня, не давая думать ни о чем другом. — Между вами что-то случилось?
— Лучше бы между нами что-то случилось. — вздыхает Тэ, заставляя меня нахмуриться от непонимания. — Они погибли, когда Ви исполнилось тринадцать. Чтобы они встретились с ней, она должна умереть, а я не дам ей умереть. Ее жизнь никогда не была прекрасной, но она больше других любит жизнь, хотя именно ее жизнь не за что любить.
Я молча таращусь на него, перестав дышать. Их родители погибли? Погибли, когда Виен была маленькой, а я… какой же я урод, господи.
— Я не знал… — тяну я, желая перемотать время назад. Теперь понятно, почему она так реагировала на мои слова, понятно, почему так побледнела, почему губы тряслись, почему глаза наполнялись слезами. Я снова перешел черту. — Ты не говорил, что у вас нет родителей.
— А я должен? — обреченно спрашивает парень, без капли интереса в голосе. — Это не та вещь, которой можно хвастаться или обсуждать вместо погоды, не находишь?
— Ты прав, извини.
— Ничего. Я пойду к Ви, а ты можешь остаться в одной из комнат.
— Спасибо, но я пойду к себе.
— Не глупи, поздно уже, ты без машины, так что…
— Я все равно пойду. Спасибо.
— Тебе спасибо. — Тэ хлопает меня по плечу, слабо улыбаясь уголками губ. — Возьми хоть мою машину.
Мой друг ушел к своей сестре, которой он так сейчас нужен, а я продолжал сидеть на кухне, перебирая в пальцах ключи от чужой машины. Одна мысль крутилась в моей голове, заставляя ее болеть, заставляя сердце ныть, а тело сковываться ужасом.
Черт побери, это я сотворил с ней все это, я.
POV Виен
Утром Тэхен на меня не кричал. Он даже не будил меня, и разрешил поспать до обеда. Даже больше, он сам не подорвался в пять утра и продолжал лежать со мной до тех пор, пока я не раскрыла глаза.
— Сегодня праздник? — хмыкнула я, протирая глаза, когда поняла, что брат, лежащий рядом, мне не мерещится. Не помню, когда в последний раз мы просыпались вместе.
— Я просто очень вчера устал. — пробурчал Тэхен, делая вид, что я мешаю ему спать.
— Прости. — шепчу я, чувствуя себя виноватой за то, что заставила его переживать.
— Сегодня мы идем за покупками.
— А что ты хочешь купить?
— Ошейник и… как думаешь, купить цепь, или поводка будет достаточно? — он серьезно задумался над этим вопросом, заставляя меня захныкать, пряча лицо в подушку.
— Ну, Тээээ, я же извинилась…
— Я тебя простил, но ошейник мы все равно купим.
— Ты ужасен. — буркнула я, толкая его в плечо.
— Я очень испугался. — серьезно говорит парень, обеспокоенно глядя на меня. — Никогда больше не делай так, поняла? Никуда не ходи одна, ни с кем не оставайся наедине.
— Хорошо. — не раздумывая, пообещала я. — Не думаю, что смогу пройти через это снова… я буду осторожна с людьми.
— Хорошо, а теперь вставай и одевайся.
— Серьезно идем покупать ошейник? — с сомнением посмотрев на брата, я прикусила губу, на самом деле будучи уверенной, что так и есть.
— Идем в кино. — закатив глаза, проговорил он. — Ты же хотела в кино, да? Возьмем с собой попкорн и ты будешь швырять его в раздражающих тебя людей и в экран, когда там будут показывать что-то грустное.
Перед походом в кино нам пришлось зайти домой к Чонгуку, чтобы забрать у него машину. Понятия не имею, почему машина Тэхена была припаркована у дома Чонгука, но мне особо и не хотелось знать. Мне не хотелось знать ничего, что касается этого парня.
Чон открыл дверь, удивившись, когда увидел меня, стоящую рядом с Тэхеном, но даже слегка улыбнулся мне, заставляя нахмуриться. С чего это он мне улыбается?
— Привет, заходите. — проговорил парень, пропуская нас внутрь.
— Мы только на минутку, нам нужна машина. — проговорила я, не желая заходить, но Тэхен цокнул языком, толкая меня в спину, чтобы я зашла в дом первой. Блин.
— Ничего, у нас есть время до сеанса, мы можем немного посидеть здесь.
Дом Гука ничем не отличался от моих представлений о его доме. Все слишком мажорно, чисто и аккуратно. Наверное, за домом следит не одна аджума.
Мы просидели у Чонгука неловкие десять минут, и мой брат предложил парню пойти с нами. Я зло зыркнула на него, потому что общество Чона мне совсем не нравилось, я хотела бы провести сегодняшний день комфортно и весело, без всяких противных личностей. Парню не хватило ума отказаться, и он, мило мне улыбнувшись, отправился переодеваться.
— И зачем ты его позвал? — недоумевала я, хмуря брови.
— Вам стоит стать ближе. Чонгук очень волновался о тебе вчера, вообще-то. — Тэхен посмотрел на меня с осуждением, а я недовольно прыснула, отворачиваясь.
— О себе он переживал, о себе.
Большую часть времени мы молчали, я избегала взглядов Чонгука и отвечала только тогда, когда Тэхен обращался ко мне напрямую. Тэ пошел покупать билеты, я пошла покупать попкорн и напитки. Все было хорошо, пока рядом со мной не остановился Чонгук, старающийся поймать мой взгляд.
— Виен, я… прости.
Я не знала за что он просит прощения и не хотела знать. Я просто не хочу с ним разговаривать, не хочу видеть его, не хочу быть рядом. Именно поэтому я сделала вид, что он ничего не сказал, а я ничего не услышала.
— Я поступил ужасно, мне жаль. — продолжил парень, а у меня все меньше получалось его игнорировать. — Я не знал, что…
Я знаю, что он говорит о моих родителях, просто вижу это в его глазах. Он узнал, что у меня их нет и теперь чувствует вину. Это нормально - чувствовать себя виноватым, но это не исправит моей боли.
— А если бы знал, не сказал бы? — перебила я, поворачиваясь к Чонгуку лицом. — Но ты сказал. Ты сказал, и этих слов не вернешь. Я благодарна тебе, что нашел меня и помог с… — я осеклась, вспоминая парня, зажимающего меня. — что помог мне, и я ничего не скажу Тэ. Расслабься и живи дальше, словно ничего не было.
— Но…
— С вас тридцать тысяч вонн. — говорит парень, протягивающий мне попкорн и три бутылки кока-колы.
— Спасибо большое. — улыбаюсь я, протягивая ему деньги и передавая одну бутылку колы Чонгуку. — Вот, я же должна тебе напиток, да?
Больше мы не разговаривали. В зале мне было не очень комфортно из-за того, что меня посадили между Тэхеном и Чонгуком, но ничего страшного не происходило. Парень продолжал вертеть в руках бутылку кока-колы, задумчиво глядя на нее и совсем игнорируя кино, а я старалась ничего не пропустить на большом экране.
***
Воскресенье я посвятила уборке и готовке, понедельник был обычным днем, кроме, разве что, того, что Тэхен заявил мне утром, что домой я должна добираться сама, потому что у него уже есть какие-то планы на вечер. По привычке чмокаю брата в щеку, прежде чем покинуть машину, но тут же встречаюсь с несколькими парами заинтересованных глаз. А что, собственно, происходит?
Люди косо смотрели на меня, пока я шла в нужную мне аудиторию. Кто-то, кого я вижу впервые, здоровался со мной, улыбаясь, а кто-то просто перешептывался, поглядывая на меня. Я что-то пропустила?
В аудитории все повторилось, но я по прежнему не понимала, что происходит, ставя сумку на парту, за которой уже сидел Чимин.
— Чим, а почему на меня все пялятся?
— Потому что какого черта ты не сказала мне, что встречаешься с Ким Тэхеном?! — завизжала, появившаяся из ниоткуда, Исюль. — Я думала, мы подруги!
Чего? С кем я встречаюсь? С Тэхеном? Откуда такие глупые мысли появились в голове этой странной девушки?
— Эм, я не сказала тебе, потому что это неправда. Мы не встречаемся.
— Тогда, ты просто так поцеловала его, а потом он еще и носился с тобой на руках? — складывая руки на груди, девушка выжидающе смотрела на меня, заставляя тяжело вздохнуть.
— На вечеринке много кто целовался, но это же не значит, что они встречаются, нет? — найдя в голове нормальный аргумент, заговорила я. — К тому же, я поцеловала его, чтобы исполнить твою мечту, ясно? Мы победили, потому что я сделала это, так что хватит выдумывать всякие нелепые истории. Кто вообще этот Ким Тэхен такой, что все сошли с ума?
Мне действительно интересно, почему все так воодушевлены, разговаривая о моем брате и его возможных отношениях со мной.
— Ты зубы мне не заговаривай. Я сама видела, как он бродил по пляжу с тобой на руках, а потом просто посадил в машину и вы уехали. Что ты на это скажешь, предательница?
Мы родственники, вот что я скажу! Он мой старший брат, который очень попросил меня молчать об этом. Не встречаемся мы, не встречаемся!
— Этому есть объяснение. — почему она не может мне просто поверить? Розоволосая девушка выглядит очень серьезно настроенной на то, чтобы добиться от меня признания. — Мне было очень плохо, а он оказался рядом и поддержал меня.
Этих объяснений оказалось недостаточно, и Исюль обиделась на меня, заявив, что не будет разговаривать со мной до тех пор, пока я не признаю, что мы с Тэ встречаемся. Я лишь тяжело вздохнула, с печалью глядя вслед уходящей одногруппнице, прежде чем упасть на стул возле Чимина.
— Почему бы просто не сказать, что он твой брат? — не понимал парень.
— Я говорила тебе, Тэхен попросил держать это в секрете. Как бы глупо это не звучало, я пообещала, что никому не скажу, так что не могу, ясно?
— Это очень странно. — качая головой, вздохнул Пак, заставляя меня пожать плечами. — Ладно, расскажи мне как ты. — потребовал друг, внимательно осматривая меня. — Я переживал, когда вы ушли после небольшого шоу.
Мы с Чимином расстались у костра в пятницу, когда Чонгук, схватив меня за руку, потащил куда подальше. В субботу мы немного поговорили по телефону, в воскресенье парень предлагал встретиться и погулять, но я не хотела никуда идти, мне нужно было собраться с мыслями и все переварить. Из этого ничего не вышло, но я немного успокоилась, и, как по мне, это прогресс.
Исюль не разговаривала со мной до конца дня, а Чимин наоборот старался разговорить меня, считая, что мое настроение слишком ужасно для такого прекрасного дня. У него ничего не получилось, но парень не сдавался до самых дверей библиотеки, которые закрылись за мной, спасая от его воодушевленной болтовни. Наконец-то, тишина.
Библиотекарь тепло мне улыбнулась, я набрала книг и направилась к единственному пустому месту во всех трех залах. Можно даже не проверять, других мест нет. Парень с длинной темной челкой, как и всегда, не поднимает на меня взгляд, а я совсем не удивлена. Ничего нового. Молча сев напротив него, я разложила книги и принялась за учебу.
Время, проведенное за учебниками пролетело незаметно. На улице начало темнеть, голова ужасно раскалывалась от боли, а живот бурчал, заявляя, что голоден. В такое время я уже дома, а сегодня, почему-то, задержалась. Сложив вещи, я поднялась из-за стола, расставила книги по полкам и направилась на выход из библиотеки.
— Все хорошо? — я оборачиваюсь, только взявшись за железную ручку, чтобы с удивлением посмотреть на своего молчаливого соседа, стоящего прямо за моей спиной и с беспокойством всматривающегося в мои глаза.
