***
Дейнерис удивлённо оглядывалась, видя вокруг себя огонь — хорошо знакомый ей огонь, пожирающий всё вокруг. А потом поняла: это сон, повторяющийся сон, который она когда-то видела наяву. Это было давно, целую жизнь назад. Дени была безутешной вдовой кхала Дрого, в её руках было три окаменевших драконьих яйца, и с ними она зашла в поминальный костёр своего мужа. Так появились её дети, три последних дракона этого мира. И там, в огне, ей пришло видение. Там, в огне, к ней подошёл мужчина, которого Дени никогда не знала. Он был одет в одежды мейстера, и его шею опоясывала цепь из колец. Но его локоны отливали серебром, а глаза были знакомого фиалкового оттенка… Точно такие же, как у Визериса и у неё самой — только у этого Таргариена во взгляде плескалась забота, смешанная с тревогой. — Дитя, — обращался он к ней, — бедное, несчастное дитя. Мне так жаль, что ты осталась одна. Мне так жаль, что я не могу быть рядом с тобой. Их всё ещё окружал огонь, ласкающий ноги и лица; платье, давно сожжённое платье Дейнерис опять трепетало от горячего воздуха. Но это сон: здесь их одежды оставались целыми. — Почему ты зовёшь меня дитём? Кто ты и где ты? — спрашивала Дени, пока мужчина ласково гладил её щёки. Наверное, так добрые отцы ласкают любимых детей, думала Дейнерис, но откуда ей-то знать? Её отца убили мечом в спину ещё до её рождения, да и по рассказам он добрым не был. — Меня зовут Эймон, но ты забудешь это имя, когда проснёшься. Так будет лучше, дитя, я всё равно ничего не могу для тебя сделать. — Кто эти люди? — держа Эймона за руки, Дени оборачивалась вокруг. За стеной пламени, так близко и так далеко, были заметны чужие фигуры. Но только облики: увидеть лица было невозможно. — Подозреваю, что тоже Таргариены. Только забывшие об этом, — отвечал Эймон. Казалось, что от его слов те люди вздрогнули: женщина с длинными локонами и сгорбленный старик. — Но почему они здесь? Почему ты здесь? — Потому что ты — последний дракон, и это всё, что мы можем для тебя сделать. Прийти во сне, — Эймон грустно улыбнулся и наклонился, чтобы оставить на лбу девушки поцелуй, — будь сильной, Дейнерис Таргариен. — Королева? Моя королева? Огонь вокруг Дени потух. Осталась лишь тьма, сквозь которую пробивался свет и тихий, вежливый голос Миссандеи. — Пора просыпаться, моя королева. Дейнерис Таргариен лежала в своей кровати, в пирамиде Миерина. За балконом уже давно светило солнце, многообразный шум с улиц доносился даже до окон её спальни, а погребальный костёр с его призраками оставался забытым сном потерянной девочки. Дени действительно не помнила имени того мужчины, да и фигуры за огнём оставались смазанными в памяти. Но напутствие, то напутствие, что дал ей человек, оставалось эхом звучать в сознании: «будь сильной, Дейнерис Таргариен». Дени раскрыла глаза, окончательно просыпаясь. Впереди был долгий день, наполненный тревогами: непокорные миеринцы, трусливые Сыны Гарпии, предстоящее открытие Бойцовской ямы… Ей только и остаётся, что быть сильной.Часть 1
30 апреля 2019 г. в 10:22
— Кто здесь? — старческий голос шелестом старых книжных страниц раздался в библиотеке, наполняя стоящую тишину дребезжанием. — А, это вы, леди Мелисандра.
Красная жрица в притворном удивлении приподняла брови, поворачиваясь к хозяину этого места, и только потом вспомнила, что мейстер Эймон уже добрый десяток лет ничего не видит. Белесые глаза старика смотрели в никуда, но на морщинистом лице застыла привычная ему ехидная ухмылка.
— И как вы узнали, что это я? — спросила жрица вместо приветствия. Здесь не были нужны лишние расшаркивания: её единственный разговор с Эймоном будет краток и по делу — если уж ему суждено статься.
— Не припомню, чтобы кто-то из мужей Ночного дозора пользовался духами, — хмыкнул старик, — или носил шелка.
Легко ориентируясь в знакомой ему до каждого камушка библиотеке, Эймон, не придерживаясь руками за стены, дошёл до ближайшего стула, на который и сел, поворачиваясь боком к ярко горящему камину. И хотя его взгляд был навсегда утерян, Мелисандра отчётливо чувствовала внимание мейстера, от которого невольно хотелось передёрнуть плечами. Но она не была бы Красной жрицей, если бы ежилась от интереса беспомощного старика.
— Итак, — хмыкнул мейстер Ночного дозора, — чем я обязан такому позднему визиту? Решили пополнить сокровищницу своих знаний? — Его рука обвела многочисленные книжные полки, уставленные трудами других мейстеров — предшественников Эймона.
— О, безусловно, Ночной дозор знает о Белых ходоках… — начала было Мелисандра (ей действительно хотелось увести разговор к Северу от Стены), но у Эймона были свои размышления на этот счёт.
— Или сны докучают? — выразительно приподняв седые брови, старик позволил себе ещё более широкую ухмылку, как у озорника-шкодника, поставившего неудобный вопрос.
Мелисандра недовольно скривила губы и невольно переплела пальцы рук в привычной позе. Женщина надеялась, что избежит встречи с одним из последних Таргариенов, если зайдёт в библиотеку ночью… Что же, неприятный просчёт. Она всё ещё могла уйти, оставив Эймона в одиночестве, но что-то не дало ей это сделать. Что-то заставляло Мелисандру стоять на месте и вглядываться в слепые глаза, представляя, какими они были добрых полвека назад.
— Сны мне никогда не докучают, мейстер, — наконец, ответила женщина, — в них я нахожу послания своего Бога — как и в огне.
— Бога ли? — спросил Эймон. Его улыбка медленно угасла, на смену ей пришёл налёт серьёзности и какого-то отчаяния, — или послания крови древней Валирии?
Мелисандра не отвечала. Она молча ждала, продолжит ли старик свой рассказ или умолкнет и благоразумно отпустит её, не спрашивая лишнего.
— Вы знаете, леди Мелисандра, мне сны уже давно докучают. В них я слишком часто встречаю тех, кого уже нет среди живых — от этого только больнее, знаете ли. Но несколько лет назад во сне ко мне пришли не просто незнакомые мне люди. Живые незнакомые мне люди. И огонь, который вы так любите… — Эймон замолк, делая паузу. Его грудь тяжело поднималась и опускалась, а скрюченные пальцы крепко сжимали древесину круглой столешницы. Возможно, он ожидал ответа собеседницы; а возможно — был слишком занят собственными переживаниями, заполнившими его душу.
— Говорят, в крови Таргариенов кроется магия. Не знаю, действительно ли это так — в моей молодости уже не было драконов, которых можно было бы оседлать. Да и огнём я никогда не повелевал, кроме как кочергой. Но, как оказалось, другого Таргариена я могу почувствовать — даже если он умело скрывает это. Мне описывали вас… Говорят, ваши локоны, как и одежды, цвета огня, алые. Хорошо, что мои глаза уже при всём желании не обмануть, — фыркнул в конце мейстер, несколько отвлекаясь от своих треволнений.
Мелисандра усмехнулась, зная, что никто не увидит её улыбки. Невольно рука её взметнулась, касаясь тяжёлого ожерелья, в котором глубоко сверкал огромный рубин. Не так уж умело она скрывалась: просто нашла достаточно удобную маскировку, которая не требовала значительных изменений.
— Я перестала быть Таргариеном ещё до того, как вы появились на свет, мейстер Эймон. Не думаю, что нам есть, что обсудить по этому поводу, — наконец, ответила женщина. Впервые за много десятилетий она приподняла завесу своей тайны — и не была уверена в этом решении. Но в очаге за спиной мейстера она видела не очередное видение будущего, а давно забытое лицо матери, которая до конца оставалась Морской Звездой.
— О, уверен, что нет. Я и не пытался бы! Но вы знаете, намного легче быть умирающим стариком на замёрзшем конце света, когда знаешь, что та бедная девочка, Дейнерис, не единственный дракон.
— Слишком громкое название для скромной жрицы Владыки Света, — дёрнула бровью Мелисандра. Она практически вернула себе былое самообладание, привыкая к своей же неожиданной откровенности.
— Вполне подходящее для женщины, чей облик я видел в огне, из которого возродились драконы. А по слухам, они возродились, не так ли? — Эймон не отступал в своём старческом упрямстве. Он чувствовал ответственность за правнучатую племянницу, которая даже не догадывалась о его существовании — мейстер знал, сколь тяжёлым может быть звание последнего дракона. И знал, сколь близко дыхание Смерти за его плечом.
— Да, это так. Драконы вернулись в этот мир. Но служу я не их матери, — сделав акцент на последней фразе, Мелисандра дала своей окончательный ответ на невысказанную просьбу старика. Не дожидаясь его ответной фразы, женщина, взметнув длинными полами платья, направилась в сторону лестницы, намереваясь покинуть библиотеку. Выбранная ею книга так и осталась лежать на подставке, открытая на нужной главе, но Мелисандре было легче вернуться сюда ещё раз — или просто оставить эту страницу в своих знаниях пустой.
— Пожалуйста, — прилетело ей в спину, — позаботьтесь о девочке. Вы или тот старик… Она не должна остаться одна.
Ответом Эймону послужил только стук каблучков и шорох удаляющегося платья. Мелисандра крепко сжала ладони, выходя на морозный ночной воздух. Как она уже сказала, они слишком давно перестала быть Таргариеном — да и была ли когда-то? В любом случае, начинать ей слишком поздно, как и запутавшемуся в корнях Чардрева усохшему Брандону Риверсу.