No regrets

Как поступать с теми, кто до сих пор ни разу не оступался и оказывался достаточно сообразительным для того, чтобы заставлять меня верить в отсутствие косяков? Измена. Нож в спину. Какие бы мотивы не объясняли этот низкий поступок, я не способен прощать чужие грехи. В конце концов, я не бог, и безвозмездное великодушие вне моей компетенции. Но я человек. И мне свойственна жалость. К самому себе, прежде всего. Возможно, именно по этой причине я не стал заливать жидкий свинец ЕМУ в горло: не смог смириться с фактом предательства Йо. Но чувствовать себя идиотом, за спиной которого раздаются презрительные смешки, крайне неприятно. Нельзя оставлять в живых. И убить рука не поднималась. Мне хотелось найти какое-нибудь оправдание. Что-нибудь, способное превратить организацию утечки информации в некое благородное занятие. Хотя это ничего бы не изменило ни для кого из нас. На протяжении нескольких лет Йо оставался рядом. Огонь, вода, медные трубы... Через все эти инстанции обстоятельства проводили нас неоднократно. Он находился со мной настолько долго, что я перестал планировать какие-либо начинания, не заручившись его одобрением. Умный. И хитрый... Ни разу не давший повода в себе усомниться... Настолько близко, что я начал относиться к нему как к кровному родственнику. Это было ошибкой. В безвыходных ситуациях оставаться человеком невероятно сложно. Мы решили эту дилемму два с половиной месяца назад. - Приятно, если нет необходимости разъяснять суть и последствия твоих поступков, - сохраняя внешнюю невозмутимость, я наблюдаю за тем, как тебя заставляют преклонить колени. Ты такой послушный. Ты понимаешь... Ты все понимаешь. Мне хочется плеваться ядом в твое невозмутимое лицо. Изрыгать проклятия в поломанную душу. Причинять боль напряженному телу. Хочется ненавидеть то достоинство, с которым ты принимаешь мой гнев. Хочется растоптать, словно жалкое насекомое. Но ты не выглядишь жалким. Нет... Откуда столько благородства?! Я не чувствую страха в твоем сердце. Не вижу отчаяния в глазах. Ты удивительно спокоен. Эмоции. Не имею права полагаться на них, потому что существуют определенные правила, которыми я связан. - Я осознаю в полной мере то, за что вы меня презираете, - в голосе проскальзывают нежные нотки. Звучат словно издевательство - и во мне опять просыпается непреодолимое желание пнуть тебя, как уличную шавку. Но я этого не делаю. Нет никакого резона измываться над тем, кто давно смирился с собственной участью. К тому же, урок хороших манер не должен оставаться простой формальностью. Ты не ожидаешь снисхождения. Настроен взять на себя ответственность. И умереть. Красивая сказка. Но слишком простая и грубая. В моих планах - заставить тебя ценить собственную жизнь. Затем, чтобы впредь оказалось страшно ее потерять. - Как бы ты хотел умереть, Йо? - С острой усмешкой разглядываю лицо, лишенное понятного мне выражения. Ты знаешь, что не заслуживаешь права выбора. И поэтому не отвечаешь, молча выдерживая мой взгляд. Ты готов принять любой приговор. За тебя некому заступиться. Теперь у тебя не осталось никого кроме меня. - Позволь выразить признательность за долгие годы службы без нареканий. Что бы ты ни думал, я умею быть благодарным, - телохранитель. Секретарь. Советник. Вновь удивляюсь, что двойная игра, которую ты вел на протяжении этих семи лет, раскрылась только сейчас. - И поэтому хочу дать тебе второй шанс... Ты безуспешно пытаешься скрыть недоумение. Впервые за последние двадцать минут выражение лица меняется. Робкая тень надежды. Опасаешься поверить в собственную удачу, потому что знаешь, нет ничего страшнее разочарования. "Единственный выход для того, чье сердце вы украли" - о, я помню эти слова. Но какова их реальная цена? - Воспользоваться им или нет, пожалуйста, реши самостоятельно. Мое сердце почти не бьется. Я говорю. На одном дыхании. И когда оно иссякает, окончания слов погружаются в свистящую тишину. Говорю, что ты можешь доказать свою преданность, компенсировав подорванное доверие. - Каким образом?.. - кажется, сейчас ты готов на все. Но что будет после того, когда узнаешь условия этой сделки? Мне жаль тебя. По-человечески. В помещение вносят пять ничем не примечательных коробок и аккуратно раскладывают перед тобой в ряд. В твоих глазах, наконец-то, проскальзывает беспокойство, и я счастлив узнать, что тебе по-настоящему страшно. Двое моих людей берут тебя под прицел. Это необходимая мера обеспечения безопасности. - Открывай, сука! - им незачем помнить об элементарной вежливости. Теперь ты для них - никто. Кажется, я улыбаюсь, наблюдая за тобой, но веселья не испытываю. Только хладнокровный интерес игрока, сделавшего ставку. Теперь остается надеяться, что она окажется выигрышной. Молча ты начинаешь отдирать скотч. Медленно. Будто содержимое коробки может сдетонировать. Что ж, осторожность не помешает пока тебе не известно, что внутри. Спешить некуда. Пальцы осторожно поднимают крышку - и в ту же секунду роняют. Твой рот открывается, но из него не доносится ни единого звука. Знаю, сейчас тебе очень хочется кричать. Отчаяние. И чувство вины. Ты уже ненавидишь себя? Теперь ты понимаешь, что твоя собственная смерть окажется совершенно бесполезной? Неужели ты думал, что я так легко отпущу тебя? Коробка за коробкой. Пока все не оказываются вскрытыми. Ты заглядываешь в безжизненные лица людей, которые совсем недавно являлись твоими самыми близкими родственниками. Их широко распахнутые глаза смотрят с молчаливым укором и застывшей мукой. - У тебя очень дружная семья, Йо, - я будто бы раскаиваюсь в том, что отдал приказ убить и обезглавить твоих родителей, брата, сестру и племянника. Но это не так. За демонстративной ласковой улыбкой - едкое злорадство. Я ненавижу тех, кого ты любишь. Ты не способен причинить им зла, но теперь обязан предать их. Также, как ты предал меня. - И очень большая... Мне многое известно. Гуанчжоу, Пекин, Иокогама и даже Сеул... И я могу сделать так, чтобы твой род исчез с лица земли навсегда. Но это было бы слишком бесчеловечно, не так ли? Мне хочется прикоснуться к твоему лицу и вытереть слезы. Чистые слезы боли. И настоящего раскаяния. Но я не должен издеваться над тобой сверх заслуженного: теперь ты обязан понимать, что чувствовал я семь лет назад, доверившись человеку из-за которого лишился своей собственной семьи. Обязан понимать, насколько оскорбительной для меня стала ВАША кооперация. Кровные узы. Семейные узы. - Да. - Твой голос дрожит. Руки гладят спутанные волосы сестры. Как ее звали? К сожалению, я не могу вспомнить, чтобы назвать по имени. Это не имеет значения. Йо не говорит, что я слишком жесток. Благоразумно молчит о том, как ему хочется вырывать мое сердце из груди и раздавить между пальцев, словно подтаявший обмылок. Он пытается не терять самообладания до самого конца. Чтобы позже - если выживет - уединиться в каком-нибудь баре Ваньчая и забыться на дне бутылки. Йо слишком безволен, чтобы мстить МНЕ. Слишком слаб, чтобы рискнуть жизнями остальных членов своей семьи. И мне это нравится. - Я готов простить тебя, Йо. Но это не значит, что ты сохранишь привилегии. А простишь ли ТЫ меня? Настолько ли сильна твоя неозвученная привязанность? - Согласен ли ты использовать свой второй шанс? - у тебя нет выбора. И ты покорно принимаешь судьбу. Тем вечером я впервые трахал Йо, вдалбливая глубоко в его тело свою собственную признательность. Он ненавидел меня сквозь дурман восхищения, которое теплилось внутри все эти годы. Полагаю, теперь у нашей откровенности отсутствуют прежние границы.