Мой двуликий принц

       Тонкая полоса света протиснулась между занавесками и, подобно невоспитанной толстой кошке, принялась бродить по лицу Рома. Он бы прогнал её, отвернулся и продолжил сладко спать, накрыв голову одеялом, если бы случайно не глянул на часы. Вот-вот прозвенит будильник, так что валяться в кровати не удастся долго, а лишнюю четверть часа можно потратить на что-нибудь полезное. Блаженно потянувшись, Ром разомкнул веки, изучил потолок, затем заставленные полки, шкаф с одеждой, комод и кровать. Как же прелестно Шузо спал: мягко положил ладонь на грудь Рома, прижимался к его боку и улыбался, иногда глубже вдыхая. Маленький ангелочек. В отличие от второго Шузо: судя по мордашке и растрёпанным чёрным волосам, его всю ночь заставляли ворочаться плохие сны. Восхитительный демонёнок. Зато не понадобилось выпутываться из объятий с обеих сторон, лишь переложить руку Шузо, что не переставал улыбаться, и бережно пробраться к краю. Поднявшись с кровати, Ром уложил обоих Шузо к центру, аккуратно укрыл и оградил друг от друга подушкой. Недолго наблюдал за дивными контрастными созданиями, едва сдерживаясь, чтобы не остаться, но вспомнил о работе и направился в ванную, помахивая хвостом.        В белой рубашке и выглаженных брюках Ром возился у плиты, иногда оборачивался на часы и дверную арку. Скоро проснётся Шузо, а может оба, они вчера рано легли спать. Было бы здорово попрощаться с ними перед уходом, особенно в последний рабочий день, когда нервы на пределе и капелька любви от обоих Шузо подарит сил, чтобы продержаться до вечера. Замечтавшись о планах на приближающиеся выходные, которые проведёт с любимыми, Ром приободрился. Перевернул омлет, выключил пароварку, убедился, что рыба не подгорела и не пересолена. Всё должно быть безупречно.        Второпях Ром сложил бэнто и накрыл на стол прежде, чем Шузо в бежевой рубашке, идеально подходящей к цвету кожи и волос, встал у проёма, помахивая роскошным пышным хвостом. Шузо сфокусировался на увлёкшемся Роме, что ставил тарелки со свежеприготовленным завтраком, кружки с соком и кофе, разносящим по квартире будоражащие аппетит запахи, и не отвлекал. Как же ему шла строгая одежда. — Выглядит аппетитно, — вполголоса оценил накрытый стол Шузо, когда тот был полностью готов. Ром поставил ушки, лицо его озарила радость. Подойдя, он заключил Шузо в объятия, убрал золотистые волосы со лба и одарил нежнейшим поцелуем. — Доброе утро. — С тобой оно не может быть другим, — мурлыкнул Шузо, погладив Рома по щеке. Они встретились взглядами, непринуждёнными, влюблёнными. Делили тонкий миг единения, пока Ром не сменил романтичность неловкостью и не обратился за спину Шузо: — Ох, и ты проснулся.        Шузо обернулся на свою тёмную копию и нехотя уступил ей Рома, что наклонился, подчиняясь движению протянутых рук. — Не мог же я тебя отпустить.        Ром легко ответил взаимностью на недолгий поцелуй, после чего вся троица села за стол. Ром переключался на Шузо, на одного, затем на другого, что наслаждались вкуснейшим завтраком, поэтому ел довольно медленно. Сосредоточившись по большей части на телефоне, Шузо, изредка поправляя светлые волосы, ловил на себе внимание Рома и очаровательно улыбался, пленяя его, а мрачная версия Шузо, наоборот, не отрывалась от Рома ни на секунду. За столом царило молчание, лишь приборы иногда легко звенели и стучали о посуду. — Очень вкусно, спасибо, — изящно вытерев губы, поблагодарил Шузо; второй горделиво вскинул голову. — Тебе всё вкусно, готовить же ты не умеешь. — Но могу заказать еду, если понадобится, — с проскользнувшей ноткой ехидства ухмыльнулся Шузо, сохраняя вынужденное дружелюбие, но темноволосый двойник ощутил замаскированную попытку унизить его.        Отвечать на комплимент было поздно. Вместо этого Ром в который раз попросил парочку не ссориться, спокойно поесть. Сам же он постарался разобраться с завтраком, чтобы не опоздать на автобус, заболтавшись и залюбовавшись невероятными созданиями, подскочил с посудой к раковине, а Шузо вильнул пышным хвостом и тоже встал. Подошёл, плавно забрал из крепких рук Рома тарелку и кружку. — Я помою, иди, — произнёс Шузо, пока второй недовольно следил из-под тёмной чёлки. — Спасибо, я твой должник, — прошептал Ром и соприкоснулся с Шузо лбами. Они глядели друг на друга, пока Ром не чмокнул его в щёку и не схватил со стула сумку. — Я ушёл. Не скучайте.        На прощание Ром поцеловал и сидящего за столом Шузо, что вцепился в воротник рубашки, притянул к себе и пылко захватил губы, под молчаливое негодование и отведённый взгляд второго. Правдивая байка гуляла, что брюнеты наглые и совести у них нет. Шузо сдерживался, лишний раз не флиртовал и не ласкал Рома при близнеце, чтобы не вызывать его ревность, а на того негласные правила словно не распространялись. Пришлось стереть признаки негодования с лица, а когда Ром всё-таки освободился, поставить ушки и помахать ему на прощание, пожелав хорошего дня.        Дверь закрылась и Шузо, с умилением вздохнув, взялся за мытьё посуды. Водя хвостом по воздуху резкими движениями, Шузо допивал кофе, наблюдая за конкурентом с налётом презрения. Мытьё посуды — такой себе подвиг, и всё же, Ром за него был искренне благодарен. Беспроигрышная тактика: постоянно вести себя, как избалованная принцесса, тогда моменты редкого труда воспринимаются, как дар с небес. Негативный настрой убил насыщенный аромат кофе, что Ром с такой заботой готовил, из-за чего утро окончательно испортилось.        Допив, Шузо вышел из-за стола, опустил посуду в раковину и, не глянув на сожителя, прошёл в гостиную, чтобы посвятить себя более важным, чем этот выскочка, делам. Темноволосую макушку Шузо провожал разочарованно, тоскливо и с какой-то безысходностью. Ссоры между Шузо огорчали Рома, но они никак не могли отыскать общий язык или хотя бы компромисс. Не имели весомого повода недолюбливать друг друга, но всё равно делали это, оба, и от всего сердца. Они бы игнорировали существование друг друга, даже если бы жили вместе, однако не могли сделать этого из-за Рома. Он оставался единственной причиной для того, чтобы оба Шузо жили под одной крышей, разделяли ненависть, но удерживали её в себе, чтобы Ром не переживал.        За каждый его комплимент, вдох, за каждое прикосновение Шузо боролись своими способами, по негласному соглашению терпели, пока не уединялись с Ромом, но порой один или второй переходил границу и нахально требовал его внимания. Чаще срывался молодой тёмный Шузо, навязчиво флиртовал с Ромом, целовал его, и чужих бирюзовых глаз не стеснялся. С недавних пор светловолосый Шузо неосознанно менял отношение к коварному близнецу со нисхождения, как к несмышлёному ребёнку, на негативное. Как и он, Шузо не горел желанием делить великолепного, смелого, сильного, заботливого Рома с кем бы то ни было, тем более с обладателем похожей внешности, но не характера, не отношения к Рому и к жизни, но держал всё в себе и старался сохранять дружелюбие.        Тщательно вытерев руки и намазав их кремом, Шузо поглядел на часы. Ему тоже пришла пора взяться за работу, всё-таки, песня себя не напишет, деньги сами не залезут в кошелёк. Ещё на кухне до пухлых ушек донеслись звуки гитары, сливающиеся в громкую энергичную музыку, что заинтересовали Шузо. Он выдохнул, шагнул в гостиную, где Шузо, так и не одевшись толком, играл на гитаре, покачивая головой в такт. Пышный хвост, не такой ухоженный и лоснящийся, как у конкурента, лежал полукругом на диване, намекая, что место занято. Шузо не дёрнул ухом, так и бренчал на гитаре, пропуская мимо ушей тихие шаги и комментарий: «Красивая песня», давшийся с огромным трудом. Никакой реакции. Тогда Шузо последовал примеру мрачного отражения и прошёл в свою комнату, не желая вновь вступать в контакт.        Дел скопилась куча, начиная от разбирательства со счетами и семейным бюджетом, заканчивая написанием текста для неизвестной группы. Немного печально, ведь Шузо находил время для создания песен другим, но не организации собственной группы, да и потенциальные участники ему никак не попадались. Да и пока что мечта могла подождать, а Ром нуждался в финансовой поддержке сейчас. С усердием Шузо искал вдохновение, нужный мотив и душевный порыв, чтобы написать текст для очередного заказа. Куда легче, с удовольствием Шузо давались яркие, добрые, светлые песни, в какие он вкладывал крупицу души, к каким не испытывал равнодушия. Здесь же его душа не находила отклик. Слишком высокомерно, слишком громко, слишком пошло.        По завершению наброска для будущего творения предстояло поправить присланные тексты и отредактировать мелодии, проверить, вникнуть, отбросив предвзятость. Шузо привык заниматься подобным, да и часы за работой протекали быстро. Так быстро, что без напоминания, всплывшего на экране телефона, Шузо провозился бы до ночи. Он поспешил закончить, поднялся со стула, преисполненный намерением притворить маленький замысел в жизнь и немедленно был огорошен картиной за окном: по вечерним улицам бродил проливной дождь и, судя по россыпи луж, бродил уже давно. Как некстати. Шузо вильнул пышным хвостом. Как же не хотелось идти в такую ужасную погоду… но ведь дело того стоило… но потом так долго сушить волосы и хвост. Вдруг Шузо осенило — он знал человека, который любил всё такое же мрачное и хмурое, как это небо и он сам.        Нарисовав на губах улыбку, Шузо покинул комнату. Второй обитатель дома, смотря что-то на ноутбуке, раскинулся на диване; вероятно, так и не поднимался с него целый день. Подойдя, Шузо не успел коснуться плеча, собеседник снял наушники и поднял взгляд из серии «Что тебе нужно, не хочу тебя видеть». Снял наушники Шузо не из приличия, а чтобы не позволить дотронуться до себя. Второго это вполне устроило — главное, есть контакт. — Ром скоро придёт. — Знаю, — пробурчал брюнет и вернулся к экрану, но видео не включил. — Может приготовим ему что-нибудь? — Удачи, — скептически усмехнулся Шузо, но второй не отступал, разве что решил избежать намёков. — Не сходишь в магазин? — Нет.        Шузо удивился. Просил не для себя и чётко дал это понять, но этот тип даже для Рома поленился потратить силы и время. Хотя, какие силы? Какое время? Магазин в семи минутах ходьбы. Шузо и сам бы сбегал, но не в такую отвратительную погоду. Бросив взгляд на серую улицу, Шузо посмотрел на часы. Ром придёт, истощённый и голодный после шестого рабочего дня. Он заслужил как минимум горячий ужин и раз нельзя его приготовить, придётся действовать иначе.        Когда соперник в поражении отошёл, темноволосый Шузо задрал голову, но ликовал недолго. Блондинистый Шузо звонил. Звонил не куда-нибудь, а в службу доставки. Слыша отдельные фразы, Шузо выключил запись концерта, резко закрыл ноутбук и затряс ногой в лёгкой суете. Отказав в помощи Шузо не то, что не сдвинул белобрысого соперника с пьедестала обожания Рома, но помог усесться на нём удобнее. Паршивая ситуация. Ром клялся, что любит обоих, но наверняка с кем-то больше любил находиться, проводить время, кому-то был больше благодарен, и в их случае это выскочка, зарабатывающий себе на хлеб. Снять наушники, сделав вид, что не слышал разговор, и заявить, что передумал и не против прогуляться, Шузо запретила самооценка. В этой битве он не проиграл, а лично дисквалифицировал себя, но ведь ещё не всё потеряно.        Шузо старался взять эмоции под контроль и успокоиться мыслью, что от одного раза ничего не будет, это ведь просто ужин. Однако сердце сжалось от лица Рома, когда тот вернулся. Он был так счастлив. С мокрыми волосами сел за накрытый стол, даже не переоделся. Еда была заказана из ресторана, не остыл, не утратила чудесный вкус, который даже обиженный темноволосый Шузо не сумел ругать. И все лавры законно достались одному лишь Шузо. С таким восторгом Ром глядел на него, будто он лично вырастил ингредиенты для ужина, привёз, помыл и порезал. Раз пять Ром поцеловал Шузо то в щёку, то в лоб, и раз семь повторил, какой он умница. А всё из-за обычного ужина. Ужина!        Единственное, что успокаивало тёмного Шузо, оппонент не поразил Рома настолько, чтобы тот забыл об одном из любимых. Не сразу, но Ром заметил, как уныло Шузо тыкал вилкой салат. Без слов Ром воззвал к совету второго Шузо, но тот неловко замотал головой, искренне не понимая, в чём причина плохого настроения. — Не нравится? — уточнил Ром, от чего Шузо встрепенулся и выпрямил спину. — Нет, просто… Думаю, может завтра в кино сходить, а то скучно дома сидеть. — Отличная идея, — приободрился Ром. — Давайте сходим на какой-нибудь фильм? — С радостью.        Шузо завилял хвостом, а брюнет подпёр голову рукой. Да, пойти всем троим, лучше не придумаешь. Пытаться украсть Рома было бесполезно — из-за ужина он отдавал весь приоритет Шузо, — а вариант отправить их вдвоём и вовсе не рассматривался. Смирившись с проигрышем в этой битве, Шузо кивнул, однако вознамерился реваншировать завтра. Всё-таки, тьма привлекательнее света, от него быстро устаёшь, да и душа Рома, где-то в глубинах тянулась к темноте, тягучей, таинственной и манящей. В её покрове можно сбросить маску правильного парня и выпустить на свободу дикого зверя, что Рому так хотелось сделать, судя по его поведению и будто случайным прикосновением. Это дало надежду.        От этой мысли, почти навязчивой, прочно засевшей в мозге, на Шузо снизошло непривычное вдохновение, энергия, активность. Ладно, сегодня он проиграл по собственной глупой ошибке, но завтра не проявит криминальной невнимательности и недальновидности, завтра покажет себя в загадочном великолепии. В небывалом приливе энтузиазма в постели Шузо прижимался к груди Рома, тёрся об него головой, ловил на себе взгляд и хитро улыбался, намекая, что в судьбоносное завтра откроет маленький секрет, какой скрывает сейчас.        Утро пропитало напряжение и сумбур от предвкушения долгожданного времяпрепровождения с Ромом. Он много работал, слишком много. За два крохотных дня было необходимо наверстать всё, особенно в романтическом плане. Весенняя погода настояла на том, чтобы надеть лучшие наряды: сияющий, пёстрый, изумительный одному Шузо, и тёмный, стильный, украшенный цепями второму. Ром же запер тесную офисную форму в шкафу, надел дикую одежду, и стал в ней преступно красивым. Шузо не отдалялись от него ни на сантиметр, пусть и по разным причинам: один страшился уступить его светловолосой копии, которая держала Рома за руку и помахивала хвостом, просто ощущая теплоту и близость.        Никто из компании не удивился, когда у кинотеатра начался оживлённый диалог, на какой фильм пойти: Шузо тянуло, ему под стать, на ужастик, а светлая его версия импонировала драме о расставшейся паре. И на тот, и на другой фильм Ром бы запросто сходил, но если один Шузо разделял эту мысль, второй не хотел тратить выходной на эту «сопливую ерунду», только на хороший сюжет и динамичные схватки. Ром был готов к такому повороту событий, поэтому выдвинул вариант, устраивающий обоих — сходить на фильм, посвящённый романтике на фоне зомбиапокалипсиса. Сюжет понравился всей троице, хотя вызывал подозрения насчёт качественного сочетания противоречивых жанров, ещё и при не самом высоком бюджете, но три свободных кресла на среднем ряду отогнали сомнения.        Держа светловолосого Шузо за руку, Ром сидел посредине, с другой стороны к нему прижимался Шузо, положив голову на плечо. Вполголоса он комментировал происходящее на экране, характеры героев, хихикал над клише и брезгливо отворачивался на романтических сценах. Выступал противовесом спокойно сидящему Шузо, крепче берущего Рома за руку на чьей-либо гибели, а на грубых эпизодах он и вовсе отворачивался, чтобы не видеть реалистичные спецэффекты и кровь.        В целом фильм нарисовал положительное впечатление и стал точкой соприкосновения Шузо, они с радостью и увлечением обсуждали его, идя по улице, хвалили картинку, игру актёров, динамику и музыку, хотя в плане счастливого финала остались каждый со своим мнением. Ром придерживался зоны видимости обоих, чтобы парни оставались расслабленными, но не вмешивался в редчайшие секунды их объединения. Они, как друзья, постепенно отвлеклись на нейтральные темы, но лишь до тех пор, пока не начал накрапывать дождь. Он предоставил прохожим, в том числе Рому и Шузо, время растеряться, поймать несколько капель ладонями, а затем торопливо спрятаться, и обрушился ливнем, стремительно затапливая улицы и всех, кто замешкал, не укрылся под крышей или навесом. Ром с обоими Шузо забежали в кафе, куда стекались потоки людей. Ром глядел на захваченное тучами небо и разрастающиеся по асфальту лужи. — Похоже, это надолго, — проинформировал Ром и вытащил из кармана телефон. — Закажу такси. — А может пройдёмся? — с распахнутыми глазами предложил Шузо, обхватив Рома за запястье и потащив к дверям. — Что? Нет, — запротестовал Шузо и поправил светлую чёлку. — Мы же намокнем. — Да, для этого гуляют под дождём, — с едким сарказмом усмехнулся Шузо и сложил руки на груди.        Глянув на улицу, постепенно захватываемую лужами и спешащими под зонтиками людьми, Ром почесал затылок. Лицо выдавало нежелание мочить хвост и ноги, чтобы потом мёрзнуть и сушиться, но расстраивать кого-либо из Шузо он тем более не хотел. Прячась за тёмной чёлкой, Шузо скорчил возмущённое лицо. И вот опять не он в любимчиках. — Прости, я бы поскорее добрался до дома, — признался Ром, приподнимая подбородок опечаленного Шузо. — Давай… — Вы езжайте, — перебил он, — а я прогуляюсь. — Уверен? — Ага. Я быстро, не переживай. — Хорошо, — Ром зачесал волосы Шузо и поцеловал в лоб, — но будь осторожен. — Конечно.        Второй Шузо вежливо кивнул, но не удостоился какой-либо реакции, Шузо лишь накинул на голову капюшон и протиснулся к дверям. Проводив его чуть встревоженным взглядом, Ром всё-таки заказал такси, а пока оно добиралось до места встречи, многозначительно обратился к Шузо: — Раз уж мы останемся одни, может, — сказал Ром и, положив ладонь на его талию, приобнял, — займёмся чем-нибудь особенным? Лишь ты и я.        Шузо прикрыл веки. Уголки его губ нарисовали предвкушающую улыбку, за ней последовал скромный поцелуй в щёку. Никто в кафе не замечал воркующей пары. Замёрзшие и промокшие, все мечтали о кофе и сытном обеде. Ром тоже изнемогал, жаждал согреться, но не ароматным напитком и не вкусной едой, а Шузо. Как это часто бывало, в машине он в основном молчал, но не отрывался от Рома, смотрел с томным ожиданием, поправлял волосы и взмахивал хвостом, напоминая о пылком настрое. Уже долго они встречались, а Шузо всё волновался перед сексом, как и Ром. Он видел в Шузо светловолосого ангела, потрясающего, чистого, чьё доверие необходимо завоёвывать снова и снова, кого нельзя опорочить телесным контактом. И всё же они оба жаждали интима.        От такси Шузо и Ром пробежали под его жилетом и юркнули в подъезд. Смеялись, снимая одежду, пока вдруг не замолчали. Поставили обувь и прошли в спальню. Оба замёрзли от холодного ветра, но наливать ванну или варить кофе никому в голову не пришло. Шузо потянулся к верхним пуговицам на одежде, но Ром поймал его запястья и отвёл руки. Бездонные синие и воодушевляющие бирюзовые глаза встретились. Ром погладил кожу на щеке, шее, коснулся ухоженных пальцев Шузо и поцеловал его в губы.        Пышный хвост завился, ушки Шузо прижались от наплыва эмоций. Он обнял Рома за шею. Трогал его спину, запустил кисть в волосы. В поцелуе пара легла на кровать. Прикасаясь к ушкам, волосам и плечам, Ром целовал, нависнув над Шузо. Иногда они отстранялись, чтобы восстановить дыхание и вновь отдавались поцелую. Давно не проводили время наедине, не воплощали маленькие сокровенные мечты, почти забыли, как это правильно делать.        Шузо тихонько выдыхал, водил хвостом по простыне, дотрагивался до Рома и в чересчур смущающие моменты зажмуривался. Они редко посвящали себя друг другу, а потому не могли упустить долгожданный шанс. Проскользив от бедра Шузо к колену, Ром взял под него, приподнял ногу, а сам прижался ближе, навалился на Шузо, вжимая в матрас. Он тоже проявил активность, дразнил Рома, потираясь ногой о его бок. Провоцировал, демонстрировал похоть. Это было необходимо. Если Ром хоть немного сомневался в готовности Шузо, не переходил к чему-то более откровенному, чем прикосновения. Шузо слишком хрупкий, нежный, невинный для взрослых вещей. Но получив одобрение, Ром позволил себе снять с его шеи жабо, расстегнуть пёструю одежду, оголить стройный живот. Не устояв перед искушением, Ром поцеловал его, услышал сладкий стон, как всегда сдержанный, опьяняющий.        То и дело Ром убеждался, что улыбка не покинула тонкие дивные губы. Она приобретала чуть взволнованные оттенки, но не исчезала. Случилось это в единственный доступный миг проникновения, стыдливого, аккуратного. Шузо закрыл глаза. На выдохе с его губ слетел стон, прозвучавший громко, словно отдавшийся эхом. Всем телом Шузо прильнул, скрестил ноги на пояснице Рома, уговаривая войти глубже, слегка царапая его спину.        Больше, чем ощущение Рома внутри, его осторожности, его любви, Шузо блаженствовал от безмятежного покоя после секса. Подперев голову, Ром лежал на кровати, гладил волосы и ушки Шузо, а тот не переставал взмахивать длинными ресницами. Тонкое покрывало очерчивало стройную фигуру, прикрывало грудь, Шузо переводил взгляд на рельефную фигуру Рома, затем поднимал глаза к его лицу. Приличия ради Шузо смотрел на него, но неизменно проигрывал соблазну и возвращался к мощной шее, изрисованным мышцами рукам, прокаченной груди и верхними кубикам пресса, выглядывающим из-под одеяла. Ром же любовался личиком Шузо. — Я люблю тебя.        Тот завилял хвостом. Приблизился к Рому, провёл по его скулам до подбородка, по губам, что он рефлекторно разомкнул. — Я тоже люблю тебя, — прошептал Шузо.        Они валялись бы в кровати, прикасались, возможно, согласились бы на второй обмен любовью, но их, беспощадно вырывая из романтики, прервал Шузо. Под дождём он нагулялся и теперь, хлопнув входной дверью, требовал горячую ванну и Рома, чтобы тот потёр спину. — Как не вовремя, — проронил он. Шузо ласково прикоснулся к его щеке, подзывая. — Всё в порядке, иди, — Шузо мягко поцеловал в губы. — Ты же знаешь, он не любит ждать. — А ты? — Мне было очень хорошо, — Шузо протянул руки. Почти неосязаемо он обнял Рома вокруг шеи и прижал к груди. Сердце его билось легко и чуть учащённо. — Пусть теперь то же самое ощутит он.        Ром бы насладился мерным биением сердца, но промокший Шузо вновь напомнил о себе, разрушая тонкую атмосферу. Каприз и ребяческое настроение удручали Рома, но увидев Шузо, он неизменно поддался умилению. Промокший с головы до ног, в прилипшей к телу футболке, он снимал одежду, пока ванна наполнялась водой. Пусть временами вёл себя эгоистично, он оставался славным мальчишкой. Шерсть на ушках и хвосте топорщилась, он склонился к полу и ронял капли. Едва хмурый, угрюмый, удручённый Шузо заметил Рома, забыл обо всём плохом, подскочил к нему с объятиями. Потёрся мокрой головой о грудь Рома, ощущая его широкие ладони на спине. Какой тёплый. Ром провёл по слипшимся прядям, взъерошил их и ухмыльнулся. — Как прогулялся? — Отлично, — поставил ушки Шузо, хвост его задвигался над полом. — Но дома лучше.        Мокрую одежду Ром бросил в стиральную машину, а когда вернулся в ванную, Шузо уже забрался в воду, следя за тем, как пышная пена разрастается под мощной струёй. Сидел он спиной, тонко напоминая об озвученной ранее просьбе, поэтому Ром пододвинул табурет, сел вплотную к Шузо и потрогал пушистые ушки. Но он не среагировал. Предприняв ещё одну попытку, Ром зажал кончик пушистого уха, медленно опустил его, поднял, но снова не удостоился хотя бы взгляда. Тогда Ром положил руку на край ванны, взглянул на Шузо, взвинченного и одновременно задумчивого, ища с ним встречи. — Что случилось?        Шузо фокусировался на ему лишь видимой точке, пока не сел полубоком к Рому. От завистливого взгляда бирюзовых глаз ему стало как-то не по себе. — Что вы делали, пока меня не было? — Эм, ну, — замялся Ром. Как прямолинейно. Мозг формулировал нейтральный ответ, но необходимость в нём скоро отпала. — Вы ведь сексом занимались?        Будь это чужак, Ром бы врезал за наглый вопрос, но так, как и с этим Шузо состоял в близких отношениях, совесть запретила солгать. — И этим тоже.        Разочарованный, Шузо отстранился. Заниматься сексом с любимым естественно, но когда их двое и они испытывают взаимную ненависть, стыдишься каждого поцелуя. Шузо не разозлился, как предполагал Ром, но встал и повернулся к нему лицом, вынудив рефлекторно отвернуться. — Ты хочешь меня? — Это немного, — заикнулся Ром, но прервался, когда Шузо притянул его к себе за подбородок. Не отпуская, непреклонный Шузо вылез из ванны, встал прямо перед Ромом, демонстрируя излюбленное желанное тело. — Хочешь или нет? — Да, — признался тот в забвении.        Плавно наклонившись, зажав лицо Рома, Шузо захватил его губы сочным, жадным, властным поцелуем, лишая воли. Ром хотел его. Грубо, резко, как хочет и сам Шузо, этот Шузо, и как нельзя поступить со вторым.        Из-за прогулки под холодным дождём замёрзшее тело откликалось не так податливо и честно, как обычно, и это сильнее разжигало возбуждение. Ром разогрел его, лаская член Шузо губами и языком. Шузо вцепился в края ванны, запрокинул голову и промычал. Шумно рвано выдыхал от поцелуев на изящном животе, бёдрах, тонких пальцах. Перед тем, как проникнуть в Шузо, Ром лизал его под хвостом, распаляя, подготавливая, околдовывая, лишая себя воли. Схватил Шузо за бёдра и грубо вставил член, почти сразу начал двигаться, увеличивая темп, совершенно утратив контроль. Шузо едва не кричал от удовольствия. Сбивчиво дышал, срывался на стоны, произносил имя Рома, удерживая его в бессознательности.        От пара и жара, заполнившего комнату, лёгкие спирало, сердце ощутимо билось на уровне горла, страсть не остывала, жажда нежного, податливого тела, отдающего себя без остатка, позволяющего выпить силы, саму его сущность, разогревалась, ей не удавалось сопротивляться. Грубо держа за бёдра, оставляя следы на бархатистой коже, Ром вбивался в Шузо, заставляя дрожать, стонать, не в силах властвовать над собой. С этим темноволосым ангелом Ром выпускал на волю необузданную дикость, сдавливаемую тугим ошейником — мягкостью, боязнью причинить Шузо боль. Но с этим всё иначе, он рассчитывал на жестокость, власть над собой, чтобы подчиняться, быть ведомым кем-то.        Думая о том же, когда Ром перестал стискивать бока, Шузо восстанавливал дыхание и неторопливо сел на пол, не выдерживая собственного веса. Он посмотрел на Рома, что-то подозревая. Глубоко вдыхая ртом, Шузо не с первого раза проронил совершенно неуместную после произошедшего фразу: — Ром… если бы тебе пришлось выбирать… с кем бы из нас ты остался? — Что? — Ром выдохнул не от сбившегося дыхания, а от шока. Ещё раз поглядел на Шузо, не уверенный, правильно ли понял то, что услышал. — Шу, что за вопрос? — Я серьёзно, — в доказательство Шузо сделал действительно непоколебимое лицо, а после секса ему такого никогда не удавалось. — Ты не думал, что однажды… тебе придётся выбирать? — Нет, не думал. И мне не придётся, — возмутился Ром. Взял Шузо за подбородок, обратил его личико к себе и поцеловал, перед этим глотнув порцию воздуха. Ответ нёс в себе максимальную твёрдость, но не произвёл на Шузо эффекта. Он отстранился. — И всё-таки? — настаивал Шузо, пугая непривычным хладнокровием.        Ром пораженчески склонил голову. Что за вопрос? И почему именно сейчас? Едва Ром расслабился, причём Шузо самым прямым методом поспособствовал этому, как был выбит из колеи чертовски сложным вопросом. Если это вообще можно было назвать вопросом. — Ты так сильно хочешь знать? — Шузо активно закивал. Какой же он всё-таки хорошенький, даже когда на почве ревности задаёт глупые вопросы. Сняв с крючка полотенце, Ром обернул им Шузо, убрал со лба слипшиеся тёмные пряди и чмокнул. — Я подумаю, ладно? Но ты сам понимаешь, о чём просишь?        Шузо вновь нервно закивал, стремился и волновался услышать ответ. От этого ещё страннее становился сам факт, что он вообще, ни с того, ни с сего заворошил эту тему. В неловком и напряжённом молчании Ром и Шузо приняли ванну. Прежде Ром не ощущал себя истощённо и растерянно, не прикасался к худой спинке с таким забвением, будто дотрагивался не до Шузо, а какого-то неживого объекта, холодного, безжизненного. Из-за заданной темы весь вечер протёк в суете. Светловолосый Шузо отвлекал Рома беспокойством о его самочувствии, предлагал принести чай или кофе, помассировать плечи, но успокаивался замечательной улыбкой, выдавленной всеми оставшимися силами. Внутри Рома всё искажалось, но он не мог позволить Шузо беспокоиться о себе.        Ночью, когда мысли улеглись спать, тяжёлый вопрос воскрес с новой силой и вгрызся в мозг, высасывал из него все соки. Выбрать одного… Такого не произойдёт. Заглушая навязчивую тему, Ром перевернулся на бок, в голове поставил на повтор любимую песню. Он задремал, но ненадолго. Минут через десять Ром разлепил веки и нехотя сел на кровати. Сон не снисходил на Рома, внутри которого что-то копошилось. Он поглядел на Шузо, в этот раз оба спали по разным сторонам, позволяя беспрепятственно вылезти из постели и на цыпочках пройти на кухню. От раздражения в горле пересохло, или мозг просто отыскал банальный повод переключиться, например, попить. Замечательный план. У двери спальни Ром задержался, чтобы ещё раз поглядеть на безмятежно спящих Шузо. Они так мило спали: один скромно лежал на боку, зажав роскошный хвост между ногами, а второй валялся на спине, уронив руку на одеяло, закрывающее только ноги, и совершенно не походил на человека, поставившего под вопрос весь привычный мир. Как из них выбрать? А главное, зачем?        Один отличался нежностью, добротой и очарованием, с ним Ром говорил обо всём, но было бессмысленно допрашивать Шузо о душевных тяготах. Он не любил посвящать в переживания и проблемы, действовал самостоятельно, доводя себя до изнеможения, но передавал положительные эмоции без остатка. С ним Ром вёл себя открыто и легко, не следил за поведением. А вот антипод Шузо… В ласках с ним Ром не ограничивал себя, он желал любви в физическом и довольно грубом её проявлении. Когда его одолевало уныние, он приходил за утешением, когда злился, выпускал эмоции, не требовал чего-то особенного, ему хватало того, что Ром возвращался вечером и по возможности ублажал в постели.        Ром загрустил. Налил в стакан воды, отпил и отвлёкся на ночные улицы, по которым странствовали разноцветные огни. По какому-то неизменному закону тоскливые мысли нападали ночью, когда мозг не защищали повседневные факторы. Раньше Ром как-то не задумывался, что Шузо с тёмными волосами и характером не нужно ничего, кроме удовлетворения его прихотей, но Рому это было в радость, баловать его. Разве это плохо? Наградой служила забота и теплота, дарованная вторым Шузо, что не просил поощрения, не давал шанса помочь, поддержать.        Обессиленно выдохнув, Ром почесал затылок. Почему их обоих нельзя было преобразовать в одного человека? Ещё и Шузо допытывал, кто из них лучше, и не просто лучше, а кого Ром выберет. Придётся однажды выбирать — что за глупости? Тембр Шузо был серьёзен, словно он спрашивал не из ревности, а намеревался выставить условие… Ром замотал головой и для верности умылся, прогоняя безумную идею, вцепившуюся в мозг. Нет. Такого не будет. Они не расстанутся.        Поставив кружку на место, Ром обернулся, немедленно вздрогнул и оцепенел. Не ожидал увидеть любого из Шузо в столь поздний час, ещё и с таким злым, разгневанным, сожалеющим лицом. — Шу… что ты тут делаешь? — насилу уточнил Ром. Сейчас Шузо был способен на что угодно, а суровое выражение и тон подтверждали теорию, полностью соответствующую тёмным волосам. —  Ром… Я больше так не могу.        Тот склонил голову. Догадался, о чём речь, но, учитывая обстоятельства, ожидал этого разговора не так быстро, не сегодня, не спустя пару часов. В Роме что-то надрывалось, трещало, ломалось. Он не находил сил сосредоточиться на Шузо, совершенно неузнаваемом, поднять голову, встретиться взглядами. Его как подменили, будто появился третий Шузо, суровый и непреклонный. Огромного усердия стоило Рому каждое слово. — Шу… — Ответь, — перебил тот. Вот и славно, поведать обо всём, что собирался, выдать чувства в полной и не слишком простой мере у Рома бы не получилось. Хмуро Шузо глядел на него, не отворачивался, пока Ром избегал тяжёлых столкновений глазами. — Ты ведь уже решил. Так скажи мне.        Слова сопроводила агрессия. Яркая неприкрытая агрессия, какой Ром никогда не слышал, тем более по отношению к себе. Сердце его замерзало, по кусочку отламывалось. По мышцам пробежал разряд электричества, ударил в мозг и отключил его. Что тут сказать? Объяснений и отговорок не осталось, не имелось. Они померкли во мраке, что овладел головой и душой. Ром приподнял голову. На глазах Шузо, больших, таких печальных блестели наворачивающиеся слёзы. Он стиснул зубы и внезапно сорвался: — Скажи, Ром! — Шузо подскочил к нему и схватил за воротник, резко дёрнул. По щекам Шузо текли слёзы, его голос окрасила ярость, тоска и жалость. Усилием воли Ром сохранял самообладание, чтобы не поддаться импульсу, и передать какую-то дольку контроля Шузо, но безуспешно. Наоборот, он всё меньше контролировал себя. — Скажи, чёрт возьми! — Я люблю вас обоих, но… — шептал Ром, не отворачиваясь от Шузо, понимающего, к чему всё идёт, — с ним… с ним я чувствую себя лучше, чувствую себя ответственным за него. Я хочу стать частью его счастья. — Так я и думал, — на удивление равнодушно проронил Шузо и отпустил Рома. Отшагнул и отвернулся. Его голос не окрасили никакие эмоции. Ему было всё равно. — Тебе не нужно… — Замолчи, — выдохнул Шузо. — Я не хочу делить тебя с кем-либо… уж лучше мне уйти. — Шу… — Я всё решил, — процедил Шузо непоколебимо и положил ладонь на грудь Рома. — Знай, ты отпускаешь не меня, ты отпускаешь своё прошлое.        Закончив полушёпотом, Шузо толкнул Рома и тот упал. Упал куда-то сквозь пол в бесконечную пропасть, откуда уставился на Шузо, чьи волосы светлели, а губы украсила улыбка. Тяжесть отпускала. От сердца отлегло, оно раскрылось. Душу перестала сковывать жгучая субстанция, напоминающая покрытые мхом ржавые цепи. Сияющий контур Шузо потух, уступил простору и неведению.        Постепенно абсолютный вакуум черноты пронзил краткий звук, отразившийся эхом отовсюду. Он повторился. Снова. И снова. Ром открыл глаза и тут же закрыл, ослеплённый белым светом. Лежал, привыкая к нему, видя цветную пелену, выуживая из памяти недавние события. Похоже, Шузо всё-таки избил его из-за обиды, причём до потери сознания. Потери сознания… Сознание он, кажется, терял, но почему? И как надолго? Где очнулся?        Со второго раза Ром сумел, пару раз поморгав, различить потолок и писк кардиомонитора. Он висел неподалёку, почти над головой, и на нём отображалось много цифр и полос, рисующих кривые линии. Не успел Ром прийти в себя, как в комнату впорхнула молодая девушка в форме медсестры, принялась изучать данные на многочисленных устройствах, скоро за ней подоспел врач. Аккуратно, убедившись, что Ром в состоянии воспринимать человеческую речь, он начал беседу, проверил рефлексы, задал вопросы, включая, какие события отпечатались в памяти пациента. Удостоверившись, что тело и разум Рома в целом восстановились, доктор поделился причиной его здесь появления: из-за нападения тёмного монстра мелодишн Рома был повреждён, для спасения себя и хозяина, организм впал в кому, уменьшая риск окончательного потемнения камня.        В голове Рома всё забегало, выстраивалось, составляя из разбросанных отрывков цельную картинку. Точно. Никаких двух Шузо не было. Ром не жил с ними, пусть и любил всем сердцем их обоих. Чудесные иллюзии были вызваны чуть не сломавшимся мелодишеном, никогда не были реальными. Первым делом Ром не спросил, как долго пролежал в коме, не уточнил своё состояние, риски, возможные последствия, а забеспокоился о членах группы, где они и не пострадали ли от лап того же монстра, на что доктор с уважением кивнул и поклялся, что остальные в полном порядке. Он велел Рому отдыхать и пообещал сообщить группе о выходе лидера из комы, но предупредил, что придётся подождать перед встречей, чтобы пациент восстановился и стал готов к визитам.        В растерянности сев на койке, Ром оглядел убранную палату и остановил взгляд на букете цветов, пышных, красивых, выбивающихся из белой гаммы. Ром потянулся к бутону и коснулся, затем бережно погладил мягкий лепесток. Он всё-таки настоящий. Но откуда? Друзья бы не купили цветы, ещё и такие дорогие, пафосные, яркие. Не оправившийся мозг подсовывал приятную теорию. В неё Ром и рад бы поверить, но не был уверен, что он подарил бы букет, что он вообще пришёл бы.        Выздоравливал Ром быстро, так что на следующее утро его разрешили проведать друзьям. Они пришли на удивление рано, едва больницу открыли для посещений. В коридоре раздались частые шаги, стук каблуков, какой Ром не спутал бы с другим, громкие голоса, заставившие проснуться чуть раньше, чем Ром бы хотел. Не сдержав улыбку, он повернулся к двери и неожиданно обратил внимание на букет, попавший в поле зрения. Букет не утратил краски и душистый аромат, но явно был новым, ещё более пышным, ярким, дорогим. Когда его принесли? Неужели ранним утром? Подумать об этом Ром не успел — Кроу влетел в палату, распахнув дверь; Яиба поймал её, охраняя умиротворённую атмосферу и здоровье лидера. Ни мгновения Кроу не выждал, не сказал и слова, а тут же бросился на Рома с объятиями и обнял так крепко, как мог.        Ром распахнул глаза. Замер, держа руки навесу, и не сразу поглядел на друзей, чуть растерянный. Отбросив прелюдии, Ром похлопал Кроу по спине и прижал к широкой груди. Прошло словно не четыре дня, три с половиной из каких Ром пролежал в коме, а вечность, ну, или как минимум несколько лет, за какие Кроу вырос, он уже не так легко умещался в объятиях, как раньше. Взъерошив волосы на его макушке, Ром ухмыльнулся и легко отодвинул его, едва не плачущего от счастья.        Группа громко обсуждала всю эту ситуацию с тёмным монстром, сломанным мелодишеном, события, какие Ром пропустил из-за недолгой и довольно безобидной формы комы. Ничего за пару дней не изменилось, без Рома группа не находила сил трудиться, застряла в крайне враждебном омерзительном дне, точнее в трёх, какие не отличались друг от друга. Ради Рома парни репетировали, писали песни, но выходило это вяло, угрюмо, без всякой души, так что толком не вышло. Несколько часов, пролетевших как миг, группа общалась, смеялась, шутила. Всё стало, как раньше, как недавно, и Ром благодаря присутствию друзей чувствовал себя отлично, словно последние дни отдыхал на курорте, а не лежал в койке под капельницей.        По настоятельной просьбе и результатам анализов, врач пришёл к выводу, что Ром может возвратиться домой, но обязан в установленные часы наведываться в больницу для наблюдения и стараться не перенапрягаться. Осталось переждать одну ночь, и жизнь обещала стать прежней, буйной, наполненной событиями и радостями. Ей снова украшали и придавали значение три необузданных таланта, соскучившихся по лидеру, наставнику, товарищу. Но и эта ночь, как последняя ночь комы, не далась легко, размышления забродили и с поляны добрых мечтаний о грядущем концерте ушли совершенно не в ту степь, потерялись где-то в густом тёмном лесу.        Впервые Ром так долго и тревожно засыпал. Мощные удары его сердца отдавались в позвоночнике и шее, мешали удобно лечь и наслаждаться тишиной. Воздух заканчивался. Дрёму прерывали страхи. Гранича между сном и бодрствованием, Ром немедленно будил себя опасением «Я ведь могу больше не проснуться». Перевёрнутый с ног на голову, но прекрасный мир, что захватил Рома в коме, угрожал вернуться и в этот раз не отпустить желанную жертву. Ром упорно прогонял надоевшую идею, твердил, что исцелился, его мелодишен в порядке, но ужас, выбравшийся из-под одеяла, из-под кровати, выползший из угла, обвивал, сдавливал горло.        Не выдержав духоты, Ром поднялся с кровати, откинув покрывало. Медленно подошёл к окну, боясь обнаружить за ним не Миди-Сити, а нечто иное, снова оказаться в коме, но нет. Огни, множество вывесок, возвышающийся силуэт «Unicorn Virtual Music», всё доказывало неподдельность происходящего, однако лучше всего помогли цветы, разносящие по палате едва уловимый аромат. Ром подошёл и вдохнул запах разноцветного букета, такой же восхитительного и завораживающего, как тот, кто его подарил. Теперь Ром не сомневался в отправителе. Достав из ящика телефон, сев на краю кровати, Ром пролистал фотографии, где он, Кроу, Айон и Яиба ели, веселились, репетировали, дурачились. Прошлое с Шузо, настоящее с группой, а будущее с ними со всеми. Ради них, ради этой перспективы стоило просыпаться в этом мире, они заслужили усилий, стараний, и чёрта с два что-то заставив отступить.        Набрав в лёгкие прохладный вечерний воздух, Ром оставил окно приоткрытым и лёг на койку. Наконец в душе воцарилась гармония, понимание, что для друзей можно победить кому, болезнь, конец света и любую другую преграду. Что Кроу, Айон и Яиба будут делать без преданного лидера? Кто их будет кормить? Заставлять репетировать? Без Рома они точно обленятся и ничего не будут делать. Кто-то же должен присматривать за этими оболтусами, вести их вперёд, в будущее, где они будут вместе. Никакая преграда не сумеет остановить, не разделит их. В тот момент это было единственное, в чём Ром был точно уверен.