Маррота - "бесплодная мать", шестая богиня темного пантеона Первой и Второй империи. В период между империями поклонение ей осуждалось, а в некоторых землях было вовсе запрещено. По канону Второй Империи Маррота является матерью всех тварей, покровительницей войны и разрушения, источником вечной ненависти. Ее последователям она дарует дар нечеловеческой силы, взамен лишая их самой способности любить. Не справшившиеся с испытанием Марроты умирают от разрыва сердца. Является шестым адом в трактовке Ордена Истинного Солнца. Традиционно изображается шестирукой, с высунутым языком и безумно распахнутыми глазами, а ее обнаженный живот рассечен и истекает кровью.
I
Окруженный неприступным черным лесом город казался мертвым. Красное как рана солнце уже коснулось разрушенных башен храма, когда с той стороны непроглядной чащи прибыл чужой. Закутанный в рваную шерсть, вымазанный грязью, ростом почти два метра, он казался прохожим диким барсом, который только что вылез из берлоги. Из-под воротника его накидки выглядывал амулет черненого серебра с изображением шестирукой богини — и эта безделушка пугала местных жителей больше, чем изрезанное шрамами небритое лицо или мусор в волосах незнакомца. Уродливые, перекошенные домишки с подгнившими стенами, утонувшие в грязи немощеные дороги, редкие засохшие деревья, зацветший городской фонтан и открытый канализационный сток — таким был город охотников. Он был построен на развалинах древнего форта, в мрачной долине, где еще несколько веков назад возвышались имперские дворцы, храмы и лаборатории. Отпрыски лабораторий, освобожденные во время войны из подземелий, разбежались по окрестным лесам и прогнали всех зверей, кроме волков и ворон. Те, кому принадлежали эти земли, уже который год тщетно пытались руками местных охотников очистить лес от волков и нечисти. С годами их становилось все больше. Первым делом чужой отправился на площадь, где среди мусора и перекошенных торговых палаток стоял наполовину обрушенный домик регистратора. Домик оказался пуст, зато к стене была прислонена чугунная доска, на которой мелом вывели список всех животных, обитавших в лесу, и количество убитых за неделю. Чужой посмотрел на цифры и презрительно улыбнулся. Оглядевшись вокруг, он окрикнул случайного прохожего, чтобы спросить, где собираются охотники, но тот сделал вид, что не услышал, и быстро пошел прочь. Горожане сторонились чужого. Лишь спустя четверть часа один из них указал на трактир у самой окраины города — низкий каменный дом с плоской крышей и облупившейся краской. Огонек свечи задрожал на сквозняке — дверь городского трактира приоткрылась, и в наполненный смрадом разлитого пива и гниющего мяса зал проник чужой. Местные завсегдатаи замерли в напряженных позах, то и дело оглядываясь через плечо на незнакомца. Хозяин трактира, жирный и бугристый, как мешок с овощами, высунул перемазанное в саже лицо из-за кухонной двери и злобно прорычал: — Здесь наливают только охотникам. Убирайся в гостиницу. — Я охотник, — ответил чужой и направился к единственному свободному столу в дальнем углу зала. Стянув с огромных медвежьих плеч шерстяную накидку, он расстегнул пояс и поставил под лавку колчан и налуч с луком изысканной работы. Усевшись на лавку у стены, он запрокинул голову и прикрыл глаза. В слабом сумеречном свете стало видно уродливые шрамы, испещрявшие его руки и лицо словно татуировки дикаря. Заметив дорогое оружие у ног чужого, трактирщик раздул ноздри, потрогал черными руками подбородок, оставив пятно сажи на щеке, вытерся о передник и решил вытащить из нового гостя побольше денег — скажем, продать суп из волчьего мяса по тройной цене. — В ваши леса пришла Тварь. Верно? — сказал чужой, не открывая глаз, как только трактирщик подошел к его столу. — Да. Только вот, за охоту тут налог. Я собираю. — Я не буду охотиться ни на кого. Только на Тварь. Чужой говорил медленно, словно с трудом вспоминал каждое слово. Губы двигались неестественно, немного искажая каждый звук. — Это без разницы. Если не заплатишь, вот эти ребята тебя сами в лесу застрелят, — трактирщик ткнул пухлым пальцем в сторону сидевших за столами охотников, уставших и раздраженных появлением чужого. — Есть-то будешь? Сегодня особые харчи. — Я заметил. Смердит как в свинарнике. Налей лучше пива. Охотники беспокойно зашевелились, то и дело поглядывая на стол чужого. В зале становилось все темнее. Скупой трактирщик зажег всего несколько ламп, и по полу и столам забегали бесформенные тени, то замирая, то вновь приходя в движение. Силуэт чужого растворился в темном углу трактира, и в неровном свете он еще больше стал похож на выбравшегося из берлоги зверя. — Держи, — трактирщик поставил огромную деревянную кружку на стол с такой силой, что немного пива пролилось на пол. — Расскажи, как выглядела Тварь? Она заходила в город? Трактирщик уже потер руки, предвкушая, как все-таки вытащить из чужого пару-тройку золотых, и начал рассказывать, но тут в противоположном углу зала раздался грохот опрокинутой лавки. — Жилец, ты куда? — заорал хриплый голос. — Познакомиться! Из-за дальних столов, слегка пошатываясь и хватаясь за чужие столешницы, вышел долговязый мужчина с опущенным плечом и грязными выцветшими волосами. На рубахе у него красовалось огромное пятно от пива. Подойдя к столу чужака, он еще сильнее ссутулился и показал желтые подгнившие зубы. — Тебя как звать, чужой? — спросил он, нависнув над развалившимся на лавке охотником. — Не помню. Жилец заржал и обернулся, призывая товарищей посмеяться вместе с ним. Но никто не смотрел в их сторону. — Слышь, безымянный, я охочусь за Тварью. Я — сын здешнего барона, которому тут все платят налог, и Тварь — моя. За нее король обещал столько, что я выберусь из этой дыры. А тут ты мне мешаешь. Нехорошо. Чужак равнодушно потянулся за кружкой пива и отхлебнул, даже не взглянув на Жильца. У того лицо пошло пятнами. Он оттолкнул стол и попытался схватить чужого за одежду, но не успел даже дотронуться, как отшатнулся и согнулся пополам, схватившись руками за живот. Чужак встал вместе с кружкой пива, глядя на Жильца сверху вниз, и сделал еще один глоток. Трактирщик, притаившийся за соседним столом, подбежал к Жильцу и аккуратно оттащил его за плечи от чужого. — Ты… так не оставлю тебе, погань грязная, — прохрипел Жилец, все еще держась за живот. — Да брось ты. Сам, свинья пьяная, нарвался, — ответил ему трактирщик. — Ну, безымянный, а ты на ночь-то останешься? Есть наверху лежанка. — Нет. Я не сплю в домах, — сказал чужой, присаживаясь на лавку. — Расскажи теперь про Тварь. Трактирщик уселся напротив чужого, стараясь оказаться как можно дальше от его грязных волос, в которых торчали кусочки листвы и пылинки, и уродливых шрамов, ужасающим узором украшавших похожее на маску мертвеца лицо. Он рассказал все, что помнил: как Тварь появилась в их краях, как зашла в город, как выставили от нее сторожей — и она сбежала в леса, и что она — чтоб ее преисподняя — сожрала четверых лучших охотников за месяц. Барон после этого написал королю с просьбой прислать отряд солдат, а тот вместо отряда объявил огромную награду и приглашение в столицу тому, кто добудет сердце Твари. Было, говорят, что-то в нем волшебное. Пока трактирщик говорил, чужой не смотрел на него, словно вовсе не слушал. В его взгляде застыло что-то странное: если бы трактирщик разбирался в чувствах, он назвал бы это болью и презрением. Безымянный охотник сидел за столом в напряженной, неестественной позе. Казалось, стены трактира давят на него, мешают дышать. Он дослушал до конца, выпил еще пива, съел горшок каши, расплатился и потянулся к своим вещам. Трактирщик схватил его за руку. — Э, а налог! И тогда чужой впервые посмотрел ему в глаза. На его каменном лице не отражалось ни единого чувства. Зато глаза были живыми: в них загоралась то человеческая злость, то настоящая волчья ярость. — Отдам твоему барону лично, — ответил чужой, вырывая руку из хватки. Другие молча наблюдали, как он одевается, опоясывается и пристегивает налуч. Охотник бесшумно вышел из трактира — только огонек свечи задрожал снова и погас. Торговцы в больших городах знали его как Охотника. Свое настоящее имя он забыл. Вот уже много лет он путешествовал из одного леса в другой, лишь изредка выбираясь к людям, чтобы продать шкуры и мясо или починить оружие, спал под открытым небом и питался тем, что смог застрелить. Зимой, укрываясь от пурги за сотни километров от ближайшего селения, Охотник часто прятался в пещерах и кутался в выпотрошенные шкуры медведей или барсов. В человеческих домах он не спал – от людей его тошнило. Практически всегда он охотился на хищников, и больше всего ему нравилось убивать волков. На одной из таких охот, очищая лес от огромной древней стаи, он впервые встретил Тварь. Это был гигантский зверь, похожий не то на волка, не то на медведя, огромный и черный, с глазами, сверкавшими светом девяти преисподних. С его шеи свисал обрывок металлической цепи. Она всегда гремела, когда Тварь приближалась к жертве, но бестии не было нужды скрываться – он могла догнать кого угодно. Тварью ее назвали местные жители. Как и Охотник, она путешествовала из леса в лес, вытравливая оттуда почти всех зверей, и ее тщетно пытались поймать. Она часто выходила к людям. Если кто-то оставался на улице после заката, то утром обнаруживали выпотрошенное тело и перекусанное горло. Имя Твари путешествовало вместе с ней. Говорили, что она сбежала из разрушенной имперской лаборатории, где выводили животных с магическими мутациями, но казалось, что Тварь сбежала из нижних преисподних. Когда они встретились впервые, Охотник не решился напасть. Тварь почувствовала его колебания – и одним стремительным прыжком обрушилась ему на грудь, повалила наземь и почти что дотянулась до горла – но получила ножом в живот. Охотник с медвежьей силой отпихнул ее прочь, и Тварь сбежала, оставляя тонкий кровавый след на земле. Первое время Охотник шел по этому следу. Он привел к деревне, которую Тварь полностью уничтожила, пожирая местных одного за другим. Затем были другие следы. Охотник гадал на внутренностях животных, искал выпотрошенные Тварью трупы, медитировал, мысленно обращаясь в зверя и отслеживая ее путь – осязаемую дорогу гнева и жажды убивать, которую Тварь оставляла за собой. Охотник чувствовал тоже самое, поэтому ему было легко обнаружить связь с любым хищником, даже магическим мутантом. Спустя два года он вернулся туда, откуда начал. Здешний лес был ему знаком, но не охотничий город – вероятно, его построили совсем недавно. Долина, окружавшая грязное гниющее поселение, раньше принадлежала имперской лаборатории. Для Твари она была домом. Обнаружив последнюю ниточку следа несколько дней назад, Охотник бросил свой лагерь и помчался по ней. Вышел на дорогу и два дня шел пешком, без отдыха, опасаясь, что след истончится и исчезнет совсем. По лесной тропе дошел до города, упал на землю – и потерял Тварь. Его трясло от злости. Он пролежал несколько часов на земле, переводя дух, и решил начать сначала – с охотничьего города. Первую ночь он провел неподалеку. Нашел удобное возвышение, где развел костер, и стал наблюдать за городом практически до рассвета. Когда луна уже садилась, он наконец услышал женский вопль, дикий и полный нечеловеческой боли. Дождавшись зари, он прошелся по улицам города, пока все спали, изучил труп девушки и снова ушел в лес. Но след Охотник так и не обнаружил. Солнце скрылось за черной стеной леса. Охотник добрел до городского фонтана, умылся и присел на ступень разрушенного храма. Он прикрыл глаза и низко опустил голову, чувствуя легкое головокружение. На мгновение ему вспомнилась жена, которая всегда говорила, что он истощает себя работой, но он быстро прогнал ее образ. Это было несложно: он давно забыл, как выглядело ее лицо. - Мертвый от рождения город. И люди тоже. Поскорее бы выбраться, - пробормотал Охотник. Его черные от грязи ногти судорожно сжимали каменную ступень. Он думал о Твари, и чувствовал, как пульс стучит в висках. - А вот и ты, безымянный! – раздался крик. Охотник поднял голову и увидел протрезвевшего Жильца все в той же запятнанной пивом рубахе. Теперь он был не один. Двое его товарищей, возрастом куда младше его, плелись следом. Все трое были вооружены: Жилец держал короткий меч, у другого был топор, третий нес какой-то железный прут, похожий на сломанную кочергу. – Я пришел забрать налог! А заодно рассказать о наших порядках! Редкие прохожие разбежались, даже не обернувшись вслед. Они не хотели вмешиваться, к тому же, Жилец был своим и мог разобраться с чужаком сам. - Твари ты только на корм сгодишься, выкидыш, - подначил его Охотник, поднимаясь и вытаскивая меч из ножен. Лицо Жильца снова побагровело от злости. Он уверенно попер вперед, дав знак товарищам окружить противника. Парни встали справа и слева, сомкнули подобие круга и поудобнее перехватили свое «оружие». - А тебе язык не отрезать? – спросил Жилец и скривил рот, обнажив желтые зубы. Охотник ударил. С полуоборота рубанул по рукам одного из парней, выбивая кочергу, пригнулся, ушел из-под удара и вырвался из окружения. Топор прошелся по воздуху. Жилец замахнулся снова, Охотник отразил удар, отвел его руку в сторону и ударил коленом в пах. Жилец застонал, свалился на четвереньки и тут же получил сапогом в челюсть. Вывернувшись из-под очередного удара топором, Охотник ушел противнику за спину и вонзил меч под ребра. Парень заорал так, что зазвенело в ушах. Он свалился на четвереньки, рукой пытаясь закрыть кровоточащую рану. Охотник наступил ему на спину и вонзил меч в шею. Парень свалился лицом в грязь, от его головы потекла тонкая струйка крови. - Ты сдурел? – заорал Жилец, приходя в себя. – Мы не собирались тебя убивать! Парень, выронивший кочергу, попытался сбежать, но Охотник схватил его за капюшон куртки и одним движением перерезал горло. Жилец поднял меч и бросился на Охотника, целясь прямо в живот. Охотник увернулся, зашел противнику за спину, схватил его за плечи и повалил наземь. Жилец выронил меч. Охотник навис над ним сверху, придавив коленом живот, и со всей силы врезал кулаком в челюсть. Жилец потерял сознание. Охотник поднялся с земли, шумно дыша и отряхивая грязь с одежды, и спрятал меч в ножны. Задиры были охотниками, но по-настоящему драться не умели. Улица давно опустела, в темных переулках не слышно было и шороха. Охотник расстегнул котомку, достал моток веревки, склонился над Жильцом и связал колени и локти. Затянув узел, он поднял бесчувственное тело и перекинул его через плечо. Жилец был невероятно тяжелым, а бессонные ночи сильно сказались на Охотнике. Колени у него немного дрожали. Выбрав безлюдный узкий переулок, Охотник побрел в сторону леса, внимательно прислушиваясь к каждому звуку впереди.II
Должно быть, здорово иметь шерсть и острые клыки. Впиваться зубами в горло жертвы, разрывать когтями брюхо, наслаждаясь последними ударами ее сердца. Охотника немного трясло. Глаза слипались, но остановиться значило снова потерять Тварь. Покинув город, он выбрался на едва заметную тропку, змейкой уходившую в чащу леса. Гнилостный запах весенней сырости ударил в ноздри, стоило только отойти подальше от домов с их грязью и дымом. Охотник вдохнул полной грудью. Лес сомкнулся за его спиной. Долгие сумерки подходили к концу, и время было на исходе. Ветвистые кроны древних кленов растворялись на фоне стремительно темнеющего неба. В низких колючих кустах под ногами шуршали и шептались ночные твари. Руки Охотника ныли тупой болью. Он стиснул зубы и обхватил тело Жильца покрепче. Где-то очень далеко взвыл одинокий волк. Охотник прислушался. Ему захотелось что-то ответить этому волку – может быть, что он согласен поохотиться вместе. Но они были из разных стай. Густой поток деревьев расступился перед небольшим оврагом. Из его стен кольцами прорастали толстые корни, сквозь рыхлую землю тянулись вперед, к стволу гигантского дуба, раскинувшего ветви над остальными деревьями. Охотник подошел к краю оврага, сбросил тело Жильца к корням, присел, схватившись за край, и прыгнул следом. Жилец очнулся, со стоном приподнял голову и закричал. Охотник достал из сумки еще один моток веревки и привязал Жильца к торчавшим за его спиной корням. Пленник замолчал и, скорчив лицо, отвернулся от Охотника. - От тебя воняет мокрой псиной, - сказал он и попытался плюнуть ему в лицо. Слюна брызнула на небритый подбородок. - А от тебя воняет человеком, - ответил Охотник и вытащил нож. - Слабо было в городе меня убить? Склонившись над Жильцом, Охотник разрезал ворот его рубахи и сделал глубокий надрез на груди. Жилец стиснул зубы. Собрав крови на лезвие, Охотник вылез из оврага и разбрызгал кровь вокруг. Затем он подпрыгнул, хватаясь за огромную ветвь дуба, подтянулся, забрался еще выше и сел, прижавшись спиной к стволу. Задрав голову, Жилец наблюдал, как Охотник достает лук и наматывает тетиву. В глубине леса вновь завыл волк. В его голосе было что-то радостное. «Да, дружок, у меня тоже будет сегодня удачная охота», - подумал Охотник. Он был рад, что волк слишком далеко от них - иначе пришлось бы его убить. - Думаешь, Тварь к тебе выйдет? – крикнул Жилец. - Она запах крови за километр чует. - Да ты сам такая же Тварь. Охотник улыбнулся. - Я убил всех волков в нескольких лесах к западу отсюда. Теперь там могут жить люди. В его голосе не было торжества. Только горечь. Завязывая тетиву, он думал об одном из волков, которого встретил по дороге сюда. Зверь никак не хотел умирать, даже с тремя стрелами в брюхе. Пришлось зарезать руками. Рана от укуса болела до сих пор. Живучий зверь. Был бы Охотник волком, они бы подружились. Он прикрыл глаза, прислоняясь головой к стволу, и начал бормотать что-то себе под нос. - Голодный. Идет сюда. Я чувствую его гнев. Охотник расстегнул колчан. В такие моменты ему казалось, что кровь в его теле нагревается, а мышцы превращаются в камень. Пульс участился. Охотник взял стрелу и приложил ее к древку лука. Он дышал глубоко и медленно, наслаждаясь каждым мгновением. Усталость отступила. Где-то рядом послышался мягкий хруст веточек и сразу за ним – легкое позвякивание цепи. Медленные тяжелые шаги. Колючие голые ветви кустарника зашевелились, и к оврагу вышел зверь. Он был ростом с медведя, но по виду напоминал помесь волка с барсом. Угольно-черная шерсть дыбилась, налитые кровью глаза светились в темноте. Желтые клыки не помещались в пасти. Он шумно дышал, рычал и то задирал голову, то припадал к земле, вынюхивая кровь. Железный ошейник с оборванной цепью звенел при каждом движении. Охотник затаил дыхание. Подойдя к краю оврага, Тварь довольно зарычала, напряглась всем телом, оттолкнулась от земли и приземлилась у корней дуба. Жилец заорал. Где-то неподалеку вспорхнула стайка ворон. Снова раздался одинокий волчий вой. Охотник приложил стрелу к древку и слегка натянул тетиву. Тварь медленно подошла к привязанному Жильцу. Пленник дергался всем телом, вопил, звал на помощь. - Убей ее! Убей! – орал он, захлебываясь слюной. Тварь прижалась животом к земле, зарычала, прыгнула на Жильца и клыками вцепилась в горло. Крик оборвался. Охотник прицелился Твари в живот. Перекусив жертве горло, зверь когтями разрывал кожу. Охотник отпустил тетиву – и тут у него закружилась голова. Он промахнулся. Стрела попала Твари в лапу. Зверь зарычал, выгнув спину, запрокинул голову и увидел Охотника. Пространство между ними дрожало от ярости. Охотник схватил новую стрелу, но Тварь тут же бросилась бежать. Обрывая рукава о ветви дерева, Охотник спустился на землю, но Тварь уже скрылась в чаще. Он бросился за ней, но голова снова закружилась, и он упал на землю неподалеку от оврага. У него закончились силы. Охотник перевернулся на спину и зарычал. Он смог пройти еще около тысячи шагов вглубь леса. Запахи. Звуки. Обжигающий гнев. Охотник взял след. Иногда он падал на четвереньки и нюхал землю под ногами. Когда он ничего не чувствовал, то подскакивал и бил руками или ногами стволы деревьев. Наконец он вышел к обрыву, на дне которого был слышен плеск воды. Плотная темнота уже наполнила лес, холодный воздух раздражал дыхание. Остановившись у самого склона, охотник бросил котомку под ноги, отыскал огниво и развел костер. Расстелив перед кострищем шкуру, в которой спал зимой, он лег сверху, укрылся шерстяной накидкой и впервые за три дня уснул. Где-то по ту сторону воды гремела цепью раненая Тварь. «Сука», - это было последнее, что он сказал жене перед тем, как навсегда ушел из дома. Он уже не помнил черт ее лица, зато хорошо запомнил ее именно в тот момент: она уже порядком разжирела, на некогда нежное лицо легла маска мещанской наглости, а во взгляде застыло какое-то тупое выражение безразличия и самодовольного невежества. «Сука», - сказал он, забрал только свой лук и стрелы и ушел из дома. Из-за нее он уже несколько лет не ходил на охоту. Забыл, что такое лес. Когда они только познакомились, он был лучшим охотником в деревне. Бароны из разных земель приглашали его в охотничьи отряды, очищавшие леса от волков, медведей и тварей из преисподней. Он уже почти не помнил то время. На смену ему пришло другое: семейная жизнь. Переезд в город. Работа в цеху кожевенника, потом – своя мясницкая лавка. Бароны. Городские чиновники – их тупые жирные морды, их пустые стеклянные глаза и одни и те же слова и мысли, которые он мог угадывать заранее. Соседи-сплетники с такими же пустыми глазами и жадными уродливыми лицами. Все они проходили мимо его лавки каждый день, похожие на толпы мертвецов,обсуждали его жизнь, расточали его силы, рождались и умирали рядом с ним, ни капли не меняясь. Потом – беременная жена и ребенок, которого он почему-то должен был любить. Деньги, которые он не знал, на что тратить. Он уже не мог вспомнить, когда ощущал настоящую радость – ту единственную радость, когда он целился из лука в сердце жертвы. Только усталость, презрение, ненависть и ужас. «Сука», - сказал он своей жене, когда больше не смог выносить эту жизнь, забрал свой лук и ушел. Первый месяц он жил в лесу. Не выходил к людям. Ему казалось, что его тело сжигает какой-то дьявольский огонь. Утром он убивал, а ночью разделывал и пожирал то, что убил утром. Потом он вышел из леса. Какая-то одержимость привела его на руины одного из имперских городов, где стояло капище запрещенной ныне шестирукой богини. Он помнил, что огромный плоский камень, изображавший ее алтарь, треснул посередине, деревянный идол с рисунком покосился, знаки выцвели. Он присел перед алтарем и впервые поговорил с Ней. С тех пор обжигающий огонь ушел из его тела. Осталось только бесконечное ледяное презрение. Его трясло. Он почти рыдал. Он хотел здесь, в этот же момент, обрасти шерстью, встать на четыре лапы и заполнить звериной яростью всю свою жизнь. Она решила иначе. Охотник остался человеком. Но в город к людям он уже не вернулся. Десять лет он охотился за зверями и чудовищами, продавал их шкуры, органы и мясо, приводил в порядок оружие и снова уходил в лес. Он ни разу не ночевал в человеческом доме. От близости людей его тошнило. Охотник спал крепко, даже не шевелился. Не слышал звона цепи и не видел, как к противоположному краю обрыва подошла Тварь. Зверь по-волчьи взвыл, закинув голову к безлунным небесам, лег на лапы и красными глазами уставился на догорающий костер. Охотник проснулся. Его разбудил сырой холод весеннего утра. Костер уже давно потух, но солнце еще не встало, только небо слегка посветлело. Дрожащими руками Охотник ударил огниво, поджег труху и ветки и развел новый костер. Глубоко вдохнул – пахло росой, дождем и горелыми листьями. Лес замер в ожидании рассвета. Когда стало немного теплее, Охотник достал из чехла нож, поднес лезвие к огню и зашептал слова обращения к богине. Огоньки пламени отражались в гладком лезвии, кружились и рисовали замысловатый узор. Левой рукой Охотник сжал амулет на шее. Звуки леса стихли. Танец огня заполнил все пространство от земли до неба. Он больше не чувствовал рук или ног – только покрытые шерстью лапы с острыми когтями. Пламя чернело и сжигало все. Потом сквозь огненную черноту проступили следы. Не запахи и не звуки – яркие пылающие следы на черном полотне, дорога от его сердца к сердцу Твари. Охотник шумно вздохнул, чувствуя, как ускоряется сердцебиение. Найти. Выследить. Растерзать. Пролить кровь, раскрыть ребра и вынуть сердце. Пламя утихло, вновь превращаясь в костер. Охотник медленно поднялся на ноги, все еще смутно ощущая «дорожку» из горящих следов. Запахи и звуки обрушились на него, так, что у него на мгновение закружилась голова. За спиной резкий хруст опавшей листвы. Охотник резко обернулся, успев заметить только, как покачнулись голые ветви кустарника – и прыгнул в сторону. В полуметре от него в землю вонзилась стрела. Вторая стрела просвистела у самого уха. Охотник бросился к кустам, на ходу вынимая меч из ножен. Притаившийся на возвышении среди густых кленов лучник уже готовил третью стрелу. Охотник отскочил за дерево. Когда стрела упала у его ног, выскочил и со всех ног бросился к лучнику. Тот не успел броситься бежать или зарядить лук снова – Охотник прыгнул на него и повалил на землю, придавив грудь коленом. Успел посмотреть в расширившиеся глаза с огромными зрачками и перерезал горло. Лицо лучника казалось знакомым. Затаив дыхание, Охотник прислушался к звукам. Щебетали первые птицы, слегка поскрипывали ветви деревьев – ритмично, в такт ветру. Роща была пуста, но вряд ли лучник пришел один. Будут другие. Бесшумным шагом, все время оглядываясь по сторонам, Охотник вернулся к обрыву и собрал вещи. Засыпал костер землей – нет, все равно заметно. Нужно было перебраться на другую сторону обрыва. Охотник подошел к краю. В высоту обрыв был метров девять, не меньше, и пять в ширину, а на дне между острых камней плескалась вода. Смутный след Твари вел вдоль обрыва, но потом прерывался – возможно, там был мост или спуск. Назад идти было нельзя. Охотник еще ничего не слышал, но уже чувствовал, что его ищут. Лопатки свело резкой судорогой. Охотник обернулся, но в роще за спиной не было ни посторонних звуков, ни шевелений. Прикрыв глаза, он снова взял след Твари – сердце пропустило удар – и пошел вперед, пытаясь подавить лишние ощущения. Охотник сделал сотню шагов вперед, и в глазах резко потемнело. Через мгновение он пришел в себя и снова обернулся. Далеко за спиной шумела оставленная роща, а среди деревьев что-то мелькало – серые и черные пятна. Охотник бросился бежать. «Все-таки преследуют. Сколько их будет?», - подумал он. Впереди, на самой вершине пологого возвышения, показался мост. Охотник снова обернулся – за спиной никого не было, и напряжение в мышцах уменьшилось немного. Зато Тварь была близко. Дорожка следов, дорожка гнева, связывавшая их, стала невероятно четкой. Охотник бросился к мосту, пробежал еще сотню шагов и замер. Широкий каменный мост обрывался на полпути до противоположного края обрыва. С той стороны лес разделяла надвое пустая полоса – заросшая травой дорога. Путь был окончен. Охотник опустился на колени и уставился на край обрыва, не в силах пошевелиться. Лопатки снова свело болью. Охотник подскочил, развернулся и увидел серые тени далеко впереди. Они стремительно приближались, принимая очертания людей. Десятерых вооруженных людей. Впереди шел огромный кряжистый мужик с отрезанным ухом. У него было бледное лицо, шагал он будто бы через силу, но его рука твердо держала обнаженный меч. Когда он подошел поближе, стало видно блестевшую под одеждой новую кольчугу. За ним, справа и слева, шли городские охотники с луками наготове. Охотник хотел снова убежать, но с другой стороны обрыва вышли еще двое деревенских мужиков. У них не было луков, но зато они были вооружены тяжелыми железными палками. Охотник выхватил меч. - Ты убил Жильца! – как медведь взревел одноухий. Охотники подняли луки и приготовились заряжать. - Нет. Его убила Тварь, - возразил Охотник. - Ты убил моего сына! Лучники прицелились Охотнику в горло и сердце. Он даже не пошевелился. - Нет! – снова взревел одноухий. – Я хочу, чтоб он страдал! Чтоб его тоже сожрали! Охотник сделал шаг вперед, и лучники выстрелили. Из десятка стрел две попали в голень, одна проткнула левое плечо. Охотник упал на землю и скорчился от разрывающей боли. Окружившие его лучники и мужики тут же бросились к нему и выкрутили руки, не дав даже перевернуться на спину. Охотник попытался сбросить их, но не выдержал веса и лег на землю. - Где Тварь? – спросил одноухий. - Видели на том берегу реки, барон, - ответил один из мужиков. - Тащите его туда! Привяжите его к дереву! Хочу, чтоб она вспорола ему живот! Мужики схватили Охотника за волосы и несколько раз ударили головой о землю. Он потерял сознание, а вместе с ним потерял последний след.III
Он очнулся, когда мужики тащили его через мост. Конвой из городских охотников во главе с одноухим бароном шел прочь от города – в сторону деревни, где над глубокой расселиной был перекинут простой веревочный мост с деревянными досками. Руки и ноги Охотника были связаны веревками, и его волокли прямо по земле. Одежды на нем почти не осталось – только окровавленные клочья ткани облепили израненное тело. Кожа на спине была разодрана до мяса. Он почти не мог пошевелиться от боли, когда почувствовал, что земля превратилась в шаткий деревянный настил. - Может сбросим его в реку? – спросил кто-то. Ответа не последовало. Мост слегка раскачивался – раскачивалось пасмурное весеннее небо. Горевшую огнем спину обдувал легкий влажный ветер. - Мы давно уже не ходим на ту сторону. Там же она живет. - Так пусть она им и подавится! Они пересекли мост и оказались снова в густой кленовой роще. Охотник стиснул зубы, стараясь не издавать ни звука. Прошло очень много времени, прежде чем одноухий остановился и показал на упавшее дерево между двумя молодыми кленами. - Здесь, - сказал одноухий. Охотника положили спиной на упавший ствол, раскинули ему руки и от кисти до плеча примотали каждую к дереву. Одноухий подошел к нему и наступил ногой на живот. Охотник захрипел. - Хочу посмотреть, как ты сдохнешь. Но видимо не удастся. Пошли отсюда, ребята, солнце скоро сядет. Отряд лучников ушел. Охотник чувствовал себя так, словно его тело обожгли огнем. Где-то очень далеко, на пределе слышимости плескалась вода и кто-то частыми мягкими шагами сминал опавшую листву. Голые ветви кленов заслоняли небо, мерно раскачивались под порывами ветра. Постепенно умолкли последние птицы. Лес, дом Охотника, оставался равнодушен к нему. Охотник закричал. Смеркалось. Было пасмурно, и только по перемене звуков Охотник мог почувствовать течение времени. Когда боль в спине немного утихла, он попытался подергать руками, но не смог даже пошевелиться. Тогда он закрыл глаза и стал шептать обращение. Привычные звериные видения приходили к нему, слегка касаясь его сознания. Он не просил о помощи – он прощался. Он не смог стать зверем, как бы не пытался всю свою жизнь, но он хотя бы был свободен от людей. Тварь шла к нему. Сначала он ощутил острое желание убить ее – а затем услышал легкий металлический звон. Она шла медленно, словно знала, что жертва привязана и не сможет убежать. Разом исчезли все звуки кроме мягкого хруста и шороха. Черная бестия вышла из глубин сумеречного леса и торжественно зарычала, глядя на Охотника пылающими красными глазами. Жажда убивать стала невыносимой. Охотник уже не знал, кому принадлежала эта жажда – ему или Твари. Он посмотрел ей в глаза и увидел красные огоньки кипящего огня. В груди вдруг стало очень горячо. Огонь растекся по животу, перекинулся в руки и резкой болью полыхнул в висках. Мышцы окаменели. Тварь подступала все ближе и жар становился все более невыносимым. Лес исчез. Воспоминания о прошлом таяли вместе с лесом, вместе со всеми чувствами кроме одного – жажды убивать. Тварь открыла пасть – словно улыбнулась, показав кривые желтые клыки. Подошла совсем близко и припала к земле, готовясь к броску – и прыгнула. Огонь охватил все тело. Охотник дернул связанными ногами и почувствовал, что веревка порвалась. В то же мгновение Тварь приземлилась на его грудь и потянулась к горлу. Охотник со всей силы сжал ее тело ногами. Тварь осеклась, слегка оцарапав горло, и сжала зубами руку Охотника. Дикая боль пронзила все тело. Разъяренный зверь отпрыгнул назад, и сквозь боль Охотник почувствовал, что веревка ослабла. С хриплым криком он дернул прокушенной рукой и порвал остатки веревки. Густая темная кровь стекала по руке, в висках полыхал огонь. Тварь снова бросилась на него. Охотник выставил больную руку перед горлом и схватил Тварь за шею. Она рычала и клацала зубами, мотала головой, пытаясь вырваться из железной хватки. Охотник с силой отвел ее морду в сторону и дал ей укусить вторую руку. От боли потемнело в глазах. Зверь рванулся к горлу – Охотник снова схватил ее, когда клыки уже вошли в шею. Освободив вторую руку, он ударил Тварь в нос. Оглушенное животное отпрыгнуло назад, и Охотник смог подняться на ноги. Его тут же повело в сторону, но он удержал равновесие. Его тошнило. Голова сильно кружилась. Каждый вдох давался с трудом. Тварь отпрыгнула назад. Прищурилась. Охотник смотрел ей в глаза, пытаясь не свалиться на землю. Боль тонула в огне, охватившем его тело. Кровь капала с раскрытых ладоней на землю. Тварь повернула голову в сторону леса, но затем понюхала воздух, зарычала и вновь посмотрела на Охотника. Тогда Охотник бросился на Тварь первым. Зверь подпрыгнул в воздух, но не рассчитал расстояния. Охотник обхватил ее руками за живот и повалил на землю. Тварь изворачивалась, как кошка, пытаясь вырваться, и била лапами. Резкая боль пронзила грудь, затем живот. Охотник заорал, наваливаясь на Тварь, и обхватил все ее тело на уровне ребер. Она тут же рванулась к открывшемуся горлу. Охотник сдавил что было сил, и Тварь захрипела, но все-таки сомкнула челюсть на его шее. Охотник уже не чувствовал боли. Кровь казалась жидким огнем. Он давил все сильнее и сильнее, не давая Твари сжать зубы до конца и перекусить сосуды. Она хрипела, огромные легкие пытались вдохнуть воздух. Наконец раздался хруст сломанных костей. Тварь разжала челюсть и забилась в агонии. Охотник все продолжал ее душить. Только когда силы оставили его, он смог разжать руки и упал рядом. Лес перед глазами расплылся серо-голубыми пятнами и исчез.Эпилог
Впервые за много лет Охотник провел ночь в доме. Только на пятый день он пришел в себя и понял, что лежит под низкой деревянной крышей, на кровати, укрытый чистым одеялом. Из окна напротив сквозь мутное стекло пробивался солнечный свет. В комнате стоял резкий запах трав и горячего вина. Охотник попытался покрутить головой, но ощутил резкую боль сразу в обоих плечах. С легким скрипом дверь приоткрылась, и в комнату вошла женщина в сером вязанном платье. В руках она держала миску с водой. Когда она склонилась над Охотником, он увидел морщинки у ее слегка щурившихся глаз, несколько едва заметных шрамов на щеке и едва тронутые сединой кудрявые темные волосы.На покрытой гусиной кожей шее висел медальон с изображением шестирукой богини. - Как я здесь оказался? – спросил Охотник. - Приполз, - ответила женщина. - А где мы? Она сказала название города, и Охотник прикрыл глаза, пытаясь что-то вспомнить. - Долго же я полз… - Я уже пять дней жду, когда же ты наконец умрешь. Только хорошую ткань на тебя перевожу. Пришлось из-за тебя даже в город съездить. Она помогла Охотнику приподняться и напоила его водой из миски.Когда она вышла из комнаты, Охотник попытался сесть и выглянул в окно. За грязным стеклом было видно только деревья. Женщина вернулась и поставила рядом с кроватью корзину, в которой лежали длинные лоскуты мокрой ткани. От нее шел кисловато-сладкий запах трав и цветов. - Я не люблю чужую компанию. Так что, как только поправишься, ты сразу уйдешь. Приподними руки. Поменяю повязки. Охотник провел у женщины еще две ночи. Она оказалась отшельницей и тайно поклонялась шестирукой богине, выращивала лечебные травы и готовила лекарства и яды. Иногда к ней приезжали гости из города и приносили с собой еду, разнообразные вещи, одежду и деньги в обмен на яд для опостылевшего мужа или лекарство для больного ребенка. Она рассказала Охотнику, как добраться до города, где найти ближайший неразрушенный храм богини, и дала новую одежду. Они почти не общались, и все время она проводила в другой комнате или на улице, заходив к Охотнику лишь чтобы дать еды или сменить повязки. Чувство благодарности было чуждо им обоим: Охотник знал, что женщина могла спокойно оставить его умирать на улице, если бы захотела. На утро восьмого дня они попрощались, и Охотник отправился к городу. У него не было ни денег, ни припасов – как в тот день, когда он бросил семью. Единственное, что осталось – завернутое в тряпку сердце убитой Твари и амулет богини. Пришлось искать работу в городе. Охотник провел здесь всего несколько недель. Работа давалась ему на удивление легко. Людей, заходивших в лавку к его хозяину, он даже не замечал. Временами ему казалось, что он остался один в целом мире – наедине с жизнью, которую только и любил. Через месяц он собрал деньги на тетиву и деревянную заготовку для лука и самостоятельно вырезал древко. Закупившись едой и собрав вещи, он уволился из лавки, в которой работал, и отправился к храму богини. Здешний храм стоял прямо посреди леса, окруженный мертвыми деревьями. Это был приземистый деревянный домик с плоской крышей, совершенно непохожий на разрушенные каменные павильоны, оставшиеся на руинах имперских городов. Внутри было темно и очень душно, резко пахло жженым маслом и прелой соломой, которая была разбросана прямо по земле, заменяя собой пол. У дальней стены лежал плоский камень, над которым на стене была нарисована вооруженная копьями и мечами шестирукая женщина с высунутым языком и безумно распахнутыми глазами. На камне лежали огарки свечей, несколько монет, птичьи косточки и звериные зубы. Охотник присел у алтаря, достал из сумки тряпичный сверток, положил его на камень и раскрыл. В куче тряпок лежало уже сморщенное, но все еще немного теплое ярко-красное сердце. Охотник зажег свечу, положил сердце посередине алтаря и проткнул его ножом так, чтобы лезвие вонзилось в камень. Он любовался огнем, не думая ни о чем. Впервые за много лет он чувствовал легкость в теле и ледяное спокойствие. Он уже знал, куда отправится дальше и чем займется. Погасив свечу, он вышел из храма, поудобней укутался в новую шерстяную накидку и через лес отправился в сторону дороги, которая вела на север – в края, где Охотник никогда раньше не был.