***
Проснувшись от стука воды о крыши и подоконники, Юнги устало, что для другого человека было бы странно после недавнего сна, поднял взгляд к окну. Но что ему до других — он всегда чувствует себя невыспавшимся, будто 24/7 наполовину мертв. Мин вздыхает от понимания, что дождь всё ещё не прекратился, и, положив средний и большой пальцы на глаза, потирает их, про себя проговаривая: — Сколько уже можно? — Этот дождь когда-нибудь закончится? — бурчал Мин, крепче прижимаясь к тёплому телу рядышком. — Эй, ну ты чего? — улыбается парень, видя этого милого котёнка, что так отчаянно прячется от влаги и холода. — Мы ведь так можем ещё больше времени провести вместе, здесь, в объятиях, — обнимает… — Блять… — матерится Юнги и, немного приподняв голову, ударяется ею о подушку позади, желая отогнать былые моменты счастья, что сейчас так сжимали горло. Он прикрывает глаза, надеясь, что, заснув, хотя бы во снах получится спрятаться от всего этого, от этого дождя. Но всего лишь мгновения в объятиях Морфея хватает, чтобы подскочить с кровати и рвануть в душ, ведь по ту сторону ловца снов вновь ждут его глаза, те самые, что так долго Юнги пытался забыть. И совсем недавно это пережив, забыв те пять дней, он не хочет возвращаться в прошлое, полное разрушенных, наверное, более детских мечт, что так бережно лелеял в сердце девятнадцать лет. Мин идёт к шкафу за чистой одеждой и часто моргает, чтобы, наконец, развидеть пелену пред глазами, чёртово наваждение. Он берёт недавно постиранный свитер и заношенные донельзя чёрные джинсы, скидывает с себя спальную футболку и быстрыми шагами идёт в душ, где горячая вода способна смыть всё что угодно. Парень входит в небольшую комнату, холодный кафель в которой жёг голые ступни, прокручивает вентиль горячей воды и, подкрутив его до комфортной температуры, прямо в белье заходит под струю, что быстрыми реками омывает всё тело, пробегает по хребту и рукам и менее горячим потоком стекает по ногам, исчезая в стоке. Быстрая вода, падающая на чёрные локоны на голове парня, будто очищала её от посторонних мыслей, даря лёгкость, пустоту мыслей. — Ты такой холодный, — шептал на ухо парень, прижимаясь голым торсом к спине Юнги и обнимая того сильными руками, пока вода и пар понемногу окутывали голые тела. Наклонился и чмокнул в шею, где виднелся синеватый засос, оставленный вчера ночью. — Не болит? — Немного, — улыбается от поцелуя и небольших пощипываний на коже Мин и разворачивается к тому, кто заставляет сердце вновь неистово выскакивать из груди. — Зато ты полностью соответствуешь своему запаху, — утыкается в ключицу и… Юнги судорожно прокручивает вентиль, чтобы выключить воду и выбежать из душа, будучи вновь ошпаренным воспоминаниями, но, перепутав горячую и холодную воду, выкручивает до упора вторую и, матерясь, выскакивает из-под леденящей струи. Он тут же кутается в огромное полотенце и, замерев, безмолвно наблюдает за тем же дождём в его душевой кабинке. — Что за дурацкое наводнение?.. — тяжёло вздыхает Мин и подходит к душевой, чтобы закрутить, наконец, воду. Следом он скидывает мокрые трусы, оставляя их на голубом кафеле, и, обмотанный одним лишь полотенцем, плетётся обратно в комнату, где на кровати лежит сменная одежда. — Какой-то пиздец, честное слово, — всё не успокаивается Юнги, надевая уже финальную часть образа — нежный бело-голубой свитер, который так хорошо сочетался с белыми носками в синий горошек. Мин отряхивает любимые штаны и, убедившись, что они ещё не разошлись по швам из-за постоянного использования, садится на край кровати, устремляя взгляд в окно, за которым всё лило и лило. От так быстро пролетающих капель воды даже немного в голове кружилось, как от деревьев, что проносятся с невероятной скоростью в стёклах поезда — это заставляло Юнги отворачиваться. Вот и сейчас он отводит взгляд, падая назад на кровать и начиная рассматривать потолок, который уже давно не мог его чем-то удивить или расстроить. — Я боюсь, — дрожащим голосом говорил Мин, пряча заплаканное лицо в свои ладони. Даже сложно сказать, почему именно голос дрожал: из-за страха, из-за холода от мокрой одежды, которая стягивала его кожу, или же из-за природных позывов, что окутали всё тело мелкой дрожью. — Ты никогда раньше не?.. — спросил он и аккуратно провёл указательным пальцем по тыльной стороне миновой ладони. В ответ он получил уверенные кивки головой в знак отказа. — Я всегда пил подавители, — вдруг всхлипнул Юнги. — Как я мог забыть его сегодня… — Хочешь, чтобы я ушёл? — эти слова заставили Мина открыть заплаканные глаза и взглянуть на этого красивого парня, венка на шее которого заметно пульсировала из-за сопротивления инстинктам. Юнги для него всё же незнакомец, даже имени его не знает, ведь Чону не выпало минутки, чтобы представиться, поэтому он ведёт себя максимально сдержанно, несмотря на чешущиеся клыки и жуткую боль в пояснице. Чужому запаху ещё никогда не было так сложно сопротивляться. — Я ещё молод и мне тяжело сдерживать, но, если ты попросишь уйти, я это сделаю. Только сделай это как можно скорее, ведь я уже на грани… — Я… — Мин уже готов был сказать, чтобы тот уходил, чтобы убирался отсюда поскорее и забыл дорогу обратно. Эта встреча должна была быть последней, ведь истинного встречают не в подворотне с влажным задом из-за течки, будучи полностью промокшим до нитки из-за ливня — точно не так, и поэтому парень был уверен, что незнакомец им не является, несмотря на забивающий нос запах горячего шоколада, который так спутывал мысли в голове. Но он не успевает договорить, ведь Чон ещё не закончил. — Но если позволишь остаться, то я обещаю, что сделаю всё, чтобы ты чувствовал себя самым любимым, — тише прежнего произнёс он и замер, не желая отводить взгляда от прекрасных глаз напротив. На какое-то время в комнате повисла тишина, которую разбавлял лишь шум воды за окном, пока они с животным интересом рассматривали лица друг друга. — Я хочу… Хочу, чтобы ты остался… — Юнги тут же отчего-то покраснел и отвёл взгляд, смутившись перед незнакомцем, которого только что попросил остаться и провести с ним ночь. Что он вообще творит? Почему сказал «остаться»?.. Мин вздрогнул, почувствовав прикосновение теплой ладони к своей, и, повернувшись, тут же замер, наблюдая за тем, как парень, словно ласковый пёс, трётся носом о его холодную руку, согревая её. — Спасибо, — прошептал он и вновь взглянул в юнгиевы глаза. — Меня зовут Чонгук. Приятно познакомиться, Юнги, — улыбнулся Чон, и мир Мина, кажется, рухнул, рассыпался прямо у него под ногами, а в груди тотчас появилось очень странное, неизвестное доселе чувство, что заставило сердце остановиться на мгновение и с бешеной скоростью сорваться в пляс. Парень смущённо улыбнулся в ответ и отвёл взгляд, скользнув им по белому потолку… Юнги открывает глаза и буквально чувствует, как у него глаз дёргается из-за очередного всплывшего воспоминания. — «Сколько можно?» — думает парень и встаёт с кровати, на которой — внезапно для себя — задремал. Он потирает висок уже болящей от всего этого головы и, подняв взгляд, натыкается им на календарь, висящий у зеркала; его глаза мгновенно округляются до нереальных размеров. Мин делает пару быстрых шагов к стене и припадает к висящей бумаге с цифрами, ища, когда у него последний раз была течка. — Нет, нет, нет… Только не говорите, что уже, — Юнги судорожно переворачивает на прошлый месяц и облегчённо выдыхает, увидев, что течка была двадцать четыре дня назад, то есть следующая только через девять. — Слава Богу… — проводит рукой по волосам и, успокоившись, выдыхает сжатый в лёгких воздух. Юн ещё раз бросает взгляд на календарь и, потеряв к нему интерес, направляется в кухню. — Всё ещё не понимаю, почему я ловлю эти дебильные флешбеки… Мин думает отвлечься чем-то горячительным, потому что свитер и тёплые носки совсем не греют, но не алкогольным, да и завтракать он не привык, и залипнуть за просмотром какой-то дорамы. Вообще без разницы, что это будет за дорама, главное отвлечься. Поставив чайник с водой, Юнги открывает верхнюю полку, параллельно задавая самому себе вопрос: «чай или кофе?», но разочаровывается, когда не видит ни одного, ни второго. Он засовывает руку вглубь висящего ящика, что спряталася от его взора, и, нащупав какую-то упаковку, радостно улыбается, желая залить в себя что-то горяченькое. Но… — Да ты, блять, издеваешься… Горячий шоколад, серьезно? — смотрит на упаковку тёмно-коричневого цвета и нервно хихикает. Мин не привык сдаваться, так что снова тянет руку к шкафчику, надеясь на другой улов. Увы и ах, его ему не видать. — Ладно. Хорошо. Горячий шоколад ведь ни в чём не виноват, правильно? Вот именно. — «Блять, Юнги, прекрати говорить сам с собой», — думает про себя парень и заваривает горячий шоколад с едким сладким запахом, что забивается в ноздри, проникает в лёгкие и словно разъедает их изнутри. Мин вздыхает и тихо проговаривает: — Кажется, я схожу с ума… Следующий час проходит за просмотром дорамы, и Юнги даже кажется, что он смог, наконец, отвлечься. Вот только момент с влюблённой парочкой в кровати пробуждает всё новые и новые воспоминания. Каждое его прикосновение жгло кожу. Это было в новинку и так волнительно, что Мин буквально сходил с ума от нежных поглаживаний, мягких поцелуев и от самого Чонгука. Он был таким красивым и терпеливым к нему, делал всё максимально аккуратно и каждый раз спрашивал разрешения, чтобы пройти дальше, хотя у самого губы дрожали, стоило стянуть с Юнги ещё один элемент одежды, а глаза сверкали, будто чертята в них жгли костры. Костры, на которых будет гореть Мин, не иначе. — Можно я войду? — смотрел глаза в глаза, заставляя парня вновь смутиться. Юнги кивнул и, прикусив посильнее губу, ожидая, что будет больно, закрывает глаза. Внезапно его взяли за подбородок и заставили открыть глаза. — Скажи это, — он словно молил, словно без этих слов всё будет не то. — Да… Я хочу, чтобы ты вошёл в меня… — Мин произнёс это своим дрожащим голосом, даже не отводя взгляда; из его глаз потекли слёзы. — Не плачь, — опустился к лицу и бережно поцеловал сначала один глаз, затем другой. — Я не специально… — зажмурился из-за странных ласк Юнги и следом улыбнулся, хватаясь руками за шею Чона. — Спасибо, что нашёл меня. Чонгук не ответил и лишь примкнул к искусанным губам… Мин закрывает лицо руками, и на диван начинают падать маленькие капли слёз, разнося по квартире четкий звук удара воды о поверхность. Вспоминать всё это так больно, особенно учитывая то, сколько всего себе придумал Юнги за те пять дней, что они были вместе, в этой самой квартире. Любимый, единственный, истинный… Чонгук успел стать всем для него, он создал искусственный мир вокруг них, оболочку, внутри которой была максимальная концентрация любви и заботы. А потом разрушил всё, уйдя и оставив лишь свой номер на случай течки. Всё свелось к одному лишь сексу, к единственному, ради чего Мин нужен был ему. — Доброе утро, малыш, — чмокнул в лоб только что проснувшегося Юнги. — Как ты сегодня себя чувствуешь? — Уже лучше, — улыбнулся. — Течка, кажется, прошла. Спасибо, что был всё это время рядом, — обнял. — Это хорошо, — поправил волосы и провёл рукой по голове, гладя. — Тогда, думаю, я могу уходить, — чмокнул ещё раз в лоб и, не реагируя на непонимание в глазах Мина, выбрался из кровати. — В каком смысле? — У тебя была течка, и я тебе помог, так что, думаю, это всё, — пожал плечами. — Я оставлю тебе номер на случай течки. — Но… — Малыш, я же надеюсь, ты не надумал себе чего… Я не верю во всех этих истинных и так дальше, но ты милый и, учуяв твой запах, я не мог не помочь, — оделся и направился на выход из комнаты. Юнги слушал всё это и не верил. Как так? Как так?.. — Я написал номер на листочке, он лежит на столе, — произнёс Чонгук и последний раз вошёл в комнату, где в растрёпанной постели сидел Мин. Он подошёл к кровати и сел рядом, взяв как всегда холодную руку в свою. — Понимаю, это может быть немного шокирующим, но я не могу остаться… Извини, — Чон отпустил руку парня и ушёл… — А я верил… — заливается слезами Юнги. Сказать, что после ухода Чонгука было больно, — ничего не сказать. Когда дверь финально хлопнула, оповещая о его уходе, Мин впервые за всю свою жизнь почувствовал себя чертовски одиноким. Он просто так и сидел в кровати, всё ещё чувствуя чужие руки и отметины на своём теле, и внезапно для себя осознав, насколько тесны стены в его собственной квартире. С каждой секундой они давили всё сильнее и сильнее, будто Чон всё это время удерживал их, чтобы они не обрушились на него и не раздавили, превратив в посмертное ничто. Теперь же они сдвигались в сторону Юнги, руша целостность тяжёлого потолка, что вот-вот рухнет. И он, кажется, рухнул, потому что внутри что-то надкололось. Мин не успел уследить за этим моментом, мгновением, ведь всё произошло за долю секунды, но вот внутри уже чего-то недостаёт, а слёзы хлынут ручьём, пытаясь заполнить недостающее, залечить рану внутри, но всё тщетно. Юнги просидел в кровати до вечера, обнимая подушку, которая удушающе пахла горячим шоколадом, что как нельзя лучше дополняла его запах пухлого зефира. Горячий шоколад с зефирками — такое хорошее сочетание. Тогда почему они не истинные? Почему Чонгук ушёл? И вот сейчас, сидя на диване в гостиной, обнимая свои худые ноги, заливаясь слезами и почему-то вновь, как тогда, когда Чонгук нашёл его в подворотне недалеко от компании, в которой Мин по прежнему работает, дрожа от холода, Юнги задаётся тем же вопросом и снова рассыпается на части. И, как и тем утром, ужасно хочет увидеть его, почувствовать его прикосновения и тепло, которое Мину сейчас так необходимо. Юнги не знает, чем он руководствуется и почему; максимально не уверен, что с этого что-то получится, но попытаться стоит, поэтому он ищет тот треклятый листочек, который так хотел порвать, когда только увидел на столе. И Мин его находит, дрожащими пальцами тут же номер набирает и замирает — звонить боится. Но, выждав какое-то время, всё же набирает абонента и губу закусывает, чтобы только не реветь в трубку. Гудки…***
За окном льёт дождь, там свежо и приятно дышать, а комната тем временем всё больше наполняется запахом секса, пота и блевотно сладким запахом ванили от омежки, с которой Чонгук познакомился буквально полчаса назад в баре «Спринг». Омега, имени которого он даже не запомнил, высоко и громко стонет, и почему-то это звучит так неестественно, что Чону хочется закрыть либо уши, либо рот этого, к слову, стройного и подтянутого паренька. Внезапно раздается звонок телефона и Чонгук думает, что это отличная возможность, чтобы заткнуть неугомонную омежку, поэтому тянется к покрасневшему уху губами, а рукой накрывает губы парня, слыша от него тихое мычание и что-то вроде сопротивления. — А сейчас, дорогуша, закрой свой рот, либо я кончу тебе на спину, а не в ротик, как ты просил, — полушепотом цедит сквозь зубы Чон, получив в ответ лёгкий кивок, и, убрав свою руку, тянется ею к звонящему телефону. На экране высвечивается «неизвестный абонент» и парень секунду колеблется, но всё же снимает трубку. — Алло? — произносит он, но по ту сторону лишь слышится тихая возня и больше ничего. — Кто это? — Алло… Это… И этого достаточно, чтобы Чонгук узнал его голос. Голос того самого омежки, что так долго не выходил из его головы. Они провели вместе пять прекрасных дней, и Чон даже не думал, что после этого так захочет к нему вернуться. Правда номера Юнги у него не было, а приходить вновь в чужой дом и напрашиваться как-то не хотелось. Так что он просто ждал, и вот спустя два месяца его воздушная зефирка, такая нежная, с холодной кожей, красивыми глазами и невероятно притягательной улыбкой, наконец, ему позвонила, наконец, вышла на связь. — Это Юнги… Я… — всхлип. — Ты не мог бы приехать.? — Юнги? У тебя всё в порядке? У тебя течка? — этот звук насторожил. Он плачет? Почему он плачет? Что случилось? Чонгук внезапно для себя начал переживать. — Нет… — снова всхлип, и голос парня в мгновение совсем поплыл, смешавшись с плачем. — Я… Пожалуйста, приедь… Пожа… Пожалуйста… — Я сейчас приеду, Юнги, — и омежка под Чоном внезапно издает звук непонимания и разочарования вроде «э-э?», который своей рукой тут же глушит парень. — Только успокойся, прошу. Я сейчас буду. — Адрес… — Мин не успевает договорить. — Я помню, — кидает напоследок Чонгук и отключается. — Какого хрена? Ты уходишь? — сразу же взрывается возмущением омега, из которого только что выскользнул желанный член, владелец которого тут же начал собираться. — У-у, ты такой догадливый, — издевательски тянет Чон, натягивая на себя штаны, кофту и, наконец, чёрную кожанку, что завершала его внешний вид. — Ты, блять, серьезно решил променять ночь со мной на какого-то другого омегу? — в ответ парень лишь пожимает плечами. — Ну, ты и урод, — с отвращением цедит разочарованный омежка, бросая Чонгуку в спину пульт, лежащий рядом на прикроватной тумбочке. Парень ничего не отвечает и, собрав все свои вещи, уходит из чужой квартиры, быстрыми шагами спускается по лестнице к машине и, включив навигатор, буквально мчит по мокрым дорогам, совсем не волнуясь о том, что его может занести. Спустя минут, наверное, семь пути Чон оказывается у многоэтажки. Он звонит в домофон и без каких-либо вопросов дверь, сопровождаемая писклявым звуком, тут же открывается. Ещё мгновение, пара десятков ступенек, и желанная дверь прямо перед глазами. Ни секунды не раздумывая, Чонгук входит в квартиру и замирает, едва переступив порог, где всё было пропитано таким вкусным и нежным запахом пухлого зефира. Чон и представить себе не мог, что может так чертовски соскучиться по этому запаху, что он может быть таким родным и успокаивающим, будто материнская колыбельная. Он тут же снимает с себя мокрую от дождя обувь и идёт за этим ароматом, буквально даёт ему вести его за собой к своему хозяину, что всё сидел на диване, обнимая свои ноги, и дрожал в ожидании того, кто, наконец, согреет не только тело, но и сердце. Пройдя в гостиную и увидев эту картину, Чонгуку одновременно стало тепло, ведь это Юнги и он вот прям тут, рядышком, просто руку протяни, и больно, ведь этот самый Юнги сидит весь заплаканный, с красными от слёз щеками и шмыгающим носом. Решив, что Мин вряд ли сейчас куда-то убежит, Чон сразу же срывается в комнату парня в поисках пледа или одеяла, чтобы согреть этот дрожащий комочек, совсем не реагируя на радостно-зачарованное лицо, что сменилось непониманием в виде изогнутых бровей и потухающей улыбки. Стоило только войти в комнату, и Чонгук расплылся в улыбке, увидев всё так же не застеленную кровать. — Юнги, — позвал Чон, вернувшись первым из душа в комнату, — почему ты не застелил кровать? — повернулся к идущему за ним парню. — А зачем? Мы же всё равно сейчас туда вернёмся, — скорчил странную улыбку, пожимая плечами. — Чтобы красиво было. Ты что, кровать никогда не застилаешь? — поднял брови, добавляя вопросу большей серьезности. — Не-а, — помахал головой. — Не вижу в этот смысла. Если тебе надо, то застилай сам… И Чонгук застилал, каждый раз, когда они вылезали из кровати больше чем на десять минут, а Юнги лишь укоризненно смотрел на всё это и сразу тянул Чона обратно в спальню, будто чтобы показать «вот, ты делаешь глупость». Такие внезапные воспоминания умиляли и помогли решить, что делать с заплаканным котёнком на диване. Чонгук возвращается к Мину, подходит ближе, чем заставляет парня удивлённо на него смотреть, и поднимает на руки, слыша неожиданное «а-а-а-о», после которого Юнги, словно боящийся упасть ребёнок, вцепился в шею Чона своими холодными руками. — Не бойся, не уроню, — говорит он, при этом улыбнувшись только уголками губ, и Мин тотчас начинает задыхаться от всего этого: от его запаха, и вида, и действий, и голоса, и улыбки… Чонгук заходит в комнату, аккуратно кладёт Юнги на кровать, укрывает одеялом и ложится рядом, притягивая милый свёрточек к себе и обнимая. Мин какое-то время чувствует себя немного неловко и поэтому, зажав все возможные мышцы в своём теле, даже на миллиметр не дёргается, но, вдохнув поглубже запах горячего шоколада, почувствовав чонов нос, что по-хозяйски шарил в волосах, услышав такое нежное и ласковое «я рядом», он просто растаял. Внезапно Чон вздрогнул и озадаченно промямлил: — Ой, я не снял кожанку, она мокрая, наверное. Я сейчас… — но Юнги прервал его, прижавшись к нему поближе. — Лежи, — тихо произносит он и утыкается носом в крепкую грудь. Выждав мгновение, Мин ещё тише говорит, уже шепчет: — И никуда не уходи… Пожа… — Хочешь, чтобы я остался? — улыбается на такие слова Чонгук и вновь обнимает нежного котёнка в одеяле. — Угу, — кивает. — Хорошо, — Юнги тут же поднимает своё лицо на Чона и смотрит на него своими как никогда огромными глазами, наполненными радостью и искренней надеждой. Чон наклоняется и чмокает парня в нос. — Больше никуда и никогда не уйду. — Спасибо, что ты мой истинный, — улыбается про себя Мин и, наконец, обнимает того, из-за кого немного поплакал и немного пострадал, но всё же его обрёл и не ошибся в выборе, хотя и усомнился в истинности из сказок и фильмов. — Истинных не существует, — бурчит Чонгук. — А вот и существуют, и мой прямо рядышком со мной, и я его никогда больше не отпущу, — Чон на это лишь сдержанно улыбается и вздыхает. — Спасибо, что ты мой истинный, — прошептал он и чмокнул Юнги в лоб, следом сразу переводя тему: — Ты уже кушал? — Э-эй? — Что «эй»? Не думаю, что ты тут сидел плакал и ел бутерброды, так что отвечай давай, — серьезно спрашивает парень, прекрасно помня, что этот омежка может просто забывать кушать вовремя. — Не ел, — дует щёки. — Но я тебя не пущу, — ухватился за руку, — ты только вернулся. — Тогда забирайся на спину, — разворачивается, — и пойдем что-то придумывать, — смотрит через плечо, ожидая ответа, который поступает незамедлительно; Мин тут же забирается на спину Чонгука и прижимается по крепче. — Тогда пойдем кушать, — радостно хихикает парень, показывая пальцем в сторону кухни. — Что за ребёнок? — смеётся Чон и берёт курс на заветный остров еды и напитков.