последний перекур

      — Тетради сдаем, — звучит голос учителя, смешавшийся с раздирающим уши звонком, так что хочется выпрыгнуть из окна и бежать домой — плевать, что третий этаж. Но было только около одиннадцати часов, поэтому оставалось смотреть в это самое окно и едва улавливать глазами крышу своего дома.       Яна так и делала: откровенно пропускала мимо ушей тему по физике и наблюдала за людьми, снующими туда-сюда. Их было не так много, отчего они выглядели еще более жалко. Это зрелище ей быстро надоело, поэтому она повернула голову ровно на 180 градусов, чтобы увидеть его — слишком родного, но слишком далекого Алексея. Для нее он был просто Леша, просто одноклассник, просто мальчик, в которого Яна так безрассудно влюбилась.       Все было так глупо: влюбленность, ответ, встречи, объятья, поцелуи — сплошная романтика и нежность. Яна плохо понимала, что с ней происходит, а вот Леша знал точно — эта девочка его зацепила, и теперь он без нее не мог. Ее образ стал наркотиком для парня, глаза стали маяком для его кораблей, и вся такая ванильная чушь.       — Ты пойдешь? — он смотрит в пол, потому что ей в глаза больше не может.       Яна держит запястье второй рукой, скрывая недавние шрамы, и кивает. Ей бы сейчас не только сигарету — ей бы пару бутылок и двух безбашенных подруг, которые выведут из депрессии. Ей бы забыть и отпустить.       Когда же все пошло под откос?       Входная дверь резко распахивается от резкой руки десятиклассника Алексея, за которым смиренно плетется Яна, надеясь, что никто из учителей и, тем более, одноклассников их не видел.       Парень быстрым шагом следовал по уже высеченному в голове маршруту к углу школы, где давно неформально обозначилась курилка. Администрация оставила попытки борьбы с вредной привычкой и даже поставила там лавочку и урну — всё для комфорта учеников. Яна пристреленным взглядом увидела в его кармане пачку знакомых сигарет и слабо улыбнулась.       — Садись, — Леша похлопал по деревянной поверхности и достал зажигалку. В абсолютной тишине послышался щелчок, и девушка почувствовала до боли знакомый запах. Нос защипало, но не от дыма — от подступивших слез. Яна держалась из последних сил и улыбалась.       — Когда? — спросила она дрожащим голосом.       — Когда что?       — Когда все пошло под откос? Руки тряслись. Руки тряслись, а слезы уже вырывались из переполненных глаз, не упуская прекрасной возможности снова выставить Яну глупой беззащитной девочкой, которая влюбилась в того, кто ей попросту не по зубам.       Леша затягивался медленно, пропуская никотин, казалось, не только через легкие — через душу. Оно и видно — вся в пыли.       — Не знаю, Яна… Возможно, когда я просто… Просто перестал видеть в твоих глазах что-то особенное. Ты перестала быть особенной.       Слова причиняли боль. Боль невыносимую, такую режущую, словно ножи, словно языки пламени. Слезы уже не волновали Яну, потому что парень, сидящий рядом, все равно на нее не смотрел. — Прости меня. Я не чувствую к тебе ничего… больше.       Словно удар. Удар битой по солнечному сплетению, ведь дышать Яна точно не могла. Леша затянулся и посмотрел на девушку, видимо, потому, что услышал всхлипы. Дым он выдохнул прямо ей в лицо. На очередном судорожном выдохе Яна заговорила: — Я поняла, Леш. В этом нет ничего удивительного. Это ведь я. Как я вообще могла подумать, что могу быть с таким, как ты? Идиотка.        К горлу подступала истерика. Медленно, но верно приближалась, поднималась из глубины, а потом резко нахлестнула с такой силой, что Яна, кажется, взвыла бы, но она лишь судорожно вдохнула, быстрыми и резкими движениями рук вытирая щёки. Будто бы это делает ее более сильной в глазах курящего рядом парня.       Леша еле держит сигарету в руке, потому что настолько его трясёт, что, по идее, давно бы эта отрава должна была выпасть из его пальцев прямо на асфальт. Его трясёт будто в припадке, но сам он еле сдерживает крик, кажется, беспомощности и безысходности. Парень одним рывком обхватывает так же трясущуюся, но уже от слёз, девушку и прижимает к себе. Ведь это единственное, что он может.       Сердце рвёт на куски. Яна может буквально физически это почувствовать. Эта жгущая боль внутри не давала даже нормально дышать, мысли были затуманены запахом ставших родными сигарет, хоть девушка никогда и не курила. Внутри разливалось чувство, которое сложно описать одним словом. Словно твоих бабочек подожгли, и теперь внутри только пепел. Невыносимая пустота, которая выдирает из тебя последние силы вместе с кусками жизненно-важных органов.       — Уходи, — слабым, едва слышимым голосом пищит-шепчет Яна, через силу отстранившись от Алексея. Его воротник был весь мокрый, но ему было плевать.       — Яна…       — Лёша, пожалуйста, — девушка поднимает красные опухшие глаза, чтобы, возможно, в последний раз, так искренне, взглянуть в эти глаза, ставшие для нее и спасением, и убийством. Внутренний голос кричал, а Яна шептала, создавая контраст, не до конца понятный ей самой.       Парень кидает на неё полный грусти взгляд и тушит сигарету об край урны. Медленными шагами плетётся обратно в школу и только сейчас осознаёт, что разбил сердце.       Яна провожает его взглядом до поворота, улыбается вслед, а когда даже запах его скрывается там же, даёт волю чувствам, накрывшим ее. Девушка пытается вдохнуть глубоко, но получается рвано и тяжело, словно вдохнула не воздух, а какой-нибудь метан или другой тяжёлый газ — в химии она не разбиралась. Боль пеплом оседает где-то внизу живота, создав ощущение, будто тебя тянет ко дну.       Слёзы текли уже самопроизвольно, по инерции. Останавливать их было бессмысленно — как и парня, который сейчас где-нибудь в одном из коридоров школы обсуждает с друзьями последние события, но думает только о том, что он бесчувственная тварь.       Последний вдох обернулся криком, исходящим, наверное, откуда-нибудь из-под диафрагмы. Хотелось вообще порвать всё и всех: эту лавочку, урну, школу, учеников — одного конкретного. Яна понимала, что здесь нет его вины, но это не мешало ей ненавидеть его за то, что она в него влюблена. Бред? Возможно.       Девушка смутно помнила, как забрала свои вещи из класса под вопросительными взглядами одноклассников, как вернулась домой, умылась и уснула на диване в гостиной, обнимая декоративную подушку. Одно она помнила точно: это его «я ничего не чувствую к тебе… больше». И одно знала: когда уснёт снова — увидит во сне его. Только его. Всегда только его.