Ангел

      Больше всего на свете меня пугает стационарный телефон. Несколько раз на дню он разрывается оглушающе-громкой мерзко-металлической трелью, а я оглядываюсь на него в панике и не отвожу взгляд, пока не подбежит мама и не возьмет трубку. Гораздо хуже, когда дома никого нет, и я пялюсь на эту белую коробку с большими кнопками и длинным спиральным проводом, пока она не отзвонит.       По сути, в телефоне нет ничего страшного. Для обычных людей…       Для больных афазией — или, по-человечески, немотой — это худшее изобретение человечества. Поднимать трубку бессмысленно и неловко, но, прослушивая эти пресловутые «дзинь», задумываешься о важности этого звонка. Вдруг кому-то из родных нужна помощь, а я из-за своего чертового дефекта не отвечаю!       Мама обычно отключает телефон, когда оставляет меня одну, но даже это не может меня спасти. Эта трель меня преследует. Она по аксону нервов, по децибелу звуков уничтожает во мне меня настоящую, оставляя безвольную немую куклу, которая все слышит, но не может ничего сказать.       С тех пор как я онемела, на замену привычным телефонам пришли социальные сети. Никогда не имела обыкновения засиживаться подолгу в интернете, но, когда выбора нет, ко всему привыкаешь. И пусть от незнакомого «трыньк» уши болят и от текста «Родная, у меня новость!» не возникает никаких эмоций. Все равно лучше, чем ничего. Все равно лучше, чем пугающие теперь звонки на мобильник.       37 друзей. 27 одноклассников, парень, лучшая подруга, 8 друзей по переписке из всех концов страны. 37 диалогов самого разного содержания. Но во всех, как по заказу, встречается самое дурацкое в мире слово: «Крепись».       Все-таки я привыкла к этой жизни. Она нормальная. Она самая обычная уже, будничная.       Но и в ней случаются свои неожиданности.       Однажды мне написал совершенно незнакомый парень. Стандартное сообщение: «Привет! Мы не знакомы, но я облазил все твои аудио и видео. По-моему, у нас много общего. Пообщаемся?» Я долго не отвечала. Пялилась на это сообщение, будто не могла понять текст, десять раз касалась пальцами клавиатуры, но почти сразу отдергивала обратно. Не решалась. Перешла на его страницу: шестнадцатилетний Владислав Остапенко из моей области, играет на гитаре, любит боевики и российские ситкомы, читает преимущественно фантастику, слушает рок. Да, общее у нас было. Но под подобное описание подходит половина подростков, почему же именно я?       Собравшись с духом, я вернулась к начатому диалогу и отработанно быстро набрала текст: «Привет! Что ж, буду рада пообщаться, если ответишь на вопрос, как нашел меня».       Влад не заставил себя ждать и рассказал, что заинтересовался моими комментариями в обсуждениях некоторых фильмов и музыкальных групп.       Зацепившись за кино, мы начали общаться. Мой новый знакомый долго распинался про спецэффекты, я же в красках расписывала актерское мастерство; обсудив все просмотренные фильмы, перешли на книги: пересылали друг другу вырезки из любимых глав, оставляли целые рецензии на героев, вступали в споры и пререкания, когда наши мнения расходились, но быстро обрывали себя и возвращались к интересной беседе.       Впервые я засиделась за компьютером допоздна, не в силах закрыть вкладку социалки. Я боялась упустить этого человека. Такого родного, пусть и знакомого совсем недавно. В три часа ночи я получила от Влада очередное длиннющее сообщение, касающееся темы неприятия ненормальности в фильме «Человек дождя». Я еще не дочитала до конца, а диалог привычно пиликнул, оповещая о непрочитанном сообщении: «Ладно, Викуль, я, наверное, отчаливаю. Мне завтра с утра на тренировку. Спокойной ночи, до скорого!» Воодушевление быстро сменилось разочарованием, и я расстроенно опустила руки. Соображала я слишком долго, и потому моего сообщения «Конечно, самой давно пора видеть третий сон. Надеюсь, спишемся завтра. Удачи на тренировке!» Влад уже не прочитал. Вышел минутой раньше.       Не переодевшись в пижаму и не приняв душ, я заснула, свернувшись калачиком на неразобранном диване в обнимку с ноутбуком.       Проспала до десяти утра, мама ушла на работу, конечно же, раньше, оставив на кухне записку и завтрак. Быстро закинув в себя молоко и подостывшую кашу, я наскоро умылась, заплелась и села обратно за комп, нервно подгоняя браузер. Счастью моему не было предела, когда я увидела новое сообщение от Влада: «Надеюсь, сны были хорошие. Я вернусь около четырех, подождешь?»       Разумеется, я ответила согласием. Но ждать нужно было целых шесть часов!       Попробовала развлечь себя фильмом, но ничего не вышло — я никак не могла сосредоточиться на сюжете, а витала где-то в беседах с неожиданным новым другом, который после десяти часов общения запросто использовал мое имя, как ему нравится, и интересовался, как я провела ночь. Поняв, что не светит мне насладиться сегодня миром кинематографа, я вернулась к диалогу с Владом, перечитала все с начала, удивившись, как это мы умудрились настрочить 17 страниц сообщений, и наткнулась на тот самый очерк про ненормальность, на котором наша дискуссия и прервалась. Влад жестко писал о том, что Чарли поступил ужасно, когда выкрал брата-аутиста. «Инвалидов нужно изолировать от общества, им же будет проще», — эта фраза была для меня как пощечина.       Страдая приобретенной немотой вот уже год, я не перестала ходить в школу, гулять с подругами, я все так же разговариваю с одноклассниками, отвечаю на занятиях. Только в письменной форме, но разве есть разница?       Да, я не обладаю тем качеством, что большинство людей, но разве это повод спрятать меня ото всех?       Едва ли не со слезами я начала строчить ответ: «Не употребляй слово «инвалид», оно отвратительное. Кто вообще придумал это разделение на нормальных и нет? Почему тот, кто отличается от остальных, считается калекой? Может, эти самые «другие» лучше нас, «нормальных», во сто крат, а мы над ними смеемся, недееспособными называем. По-моему, Рэймонд — лучшее тому доказательство. Он умнее, правильнее любого из нас. Но, видите ли, говорит он заторможенно и движения у него слишком нервные. Мы-то чем лучше?!» Казалось, от усердия вот-вот продавятся клавиши — с таким остервенением я набирала текст. Зайдя в тупик, я вернулась к началу и перечитала, стараясь поймать обратно улетающую мысль. А потом все безжалостно стерла, отправив сдержанное: «Думаю, ты прав».       Я испугалась вызвать подозрения. Ведь и дураку понятно — если ты что-то слишком рьяно отстаиваешь, значит, это тебе близко. А мне очень не хотелось, чтобы Влад знал о моем недостатке. Начнет он испытывать жалость или отвращение — неважно, но так я его потеряю, только найдя…       Ровно в четыре, как и договаривались, открытая вкладка оповестила о возвращении нового друга коротким сообщением: «Что-то в этот раз ты немногословна». Пришлось, прикусив язык, ответить: «Добавить нечего», — и поспешно увести разговор в другое русло.       Влад покорно согласился перейти к обсуждению музыки, и больше к «инвалидам» мы не возвращались.       Следующие две недели сопровождались ежедневным ритуалом проверки социальной сети. Последним моим делом перед сном было закрыть крышку ноутбука, первым после — открыть ее. Между этими дискуссиями, затягивающимися порой надолго, порой прерывающимися внезапно на самых неожиданных местах из-за неотложных дел у него или куда реже у меня, я пробовала все, что Влад мне советовал: от аттракционов в парках до закусок в кафешках. Я обходила пешком полгорода, потому что он как-то заявил, что лучший способ передвижения — ноги. Я даже купила себе скейт, чтобы быть чуть ближе к его увлечению. Я очень хотела быть на него похожей.       Мама отметила, что я будто ожила, вся расцвела и посвежела. Я смущенно отводила глаза, ничего не говоря про человека, который умудрился обычным печатным текстом вновь поставить меня на ноги, заставил забыть, что я — черт возьми! — неполноценная. Я молчала пока, что приучилась к этим сообщениям, что без них я загнусь под тяжестью обстоятельств и не выдержу своей болезни. Я боялась признаться, что парень даже не из моего города стал для меня чем-то жизненно необходимым, как воздух, и фломастером выводила на салфетках: «Наверное, так погода действует. Лето же».       Мама верила. А я продолжала, как наркоман дозы, ждать новых известий, завела отдельный блокнот, в который записывала темы, которые стоит обсудить, делала наброски сообщений и выписывала что-то из его слов. Таких ярких, мудрых или насмехающихся, но родных уже. Слов, которые — Влад вряд ли понимал — успокаивали меня, убеждали в том, что все пройдет со временем, что жизнь не заканчивается. Никогда.       Вскоре он в шутку поздравил меня с пятнадцатью днями знакомства и предложил отметить. Недоумевая, я уточнила, как именно. И как обухом по голове, последовало предложение связаться в Skype. Я пыталась отнекиваться, аргументируя это немытой головой, неубранной квартирой, чем угодно, лишь бы избежать этого звонка, но Влад был неприступен.       Решил — значит, так и будет.       Я скачала давно удаленное за ненадобностью приложение, откопала в бумажках логин и пароль, ввела присланный ник и отправила предложение.       «В сети», как же иначе.       В центре экрана тут же всплыло окно «Вызывает Остап» и три возможных варианта: Ответить/Ответить с видео/Отказаться. И гудки. Я год этих гудков не слышала!       Прослушав семь штук, я все-таки нажала на кнопку посередине и села попрямее, быстрым жестом поправив волосы.       — Приве-ет! — радостно пропел Влад и помахал в камеру. Он сидел, откинувшись на спинку стула, в потертой серой майке и с хаосом на голове. Я, стараясь придать лицу милое выражение, помахала в ответ. — Как дела? — Скосила глаза в сторону и пожала плечами. — Чего молчишь-то? Микрофон не работает, что ли? — Отрицательно покачала головой. — А что тогда?       А он настырный. И вряд ли отстанет, мне ли не знать. Пришлось писать сообщение: «Я не могу говорить».       — Спит кто-то? Нельзя шуметь?       Я отвернулась от камеры и беззвучно цыкнула. Хоть одно отрицательное качество я у Влада нашла — он жуткий тугодум. Тем временем он продолжал смотреть на меня с искренним непониманием, и я, решившись, быстро застрочила в чате: «Я, правда, хотела сказать раньше. Но все казалось, что еще не время… Я немая». Нажав на Enter, я тут же уставилась на монитор. Влад чуть ссутулился и сморщился, разглядывая сообщение, а в конце его челюсть безвольно упала на грудь.       Я ждала реакции. Терпеливо ждала. Хотя, признаться честно, сердце делало три лишних удара.       — Ты… ты с рождения такая? — Было видно, что ему тяжело дается говорить после такой новости.       Я дала краткий ответ, мотнув головой, и, увидев, что Влад облегченно выдохнул, в подробностях начала описывать детали: «Это болезнь. Называется моторная афазия. Говорят, лечится. Еще год назад я была обычной девчонкой, а потом… все изменилось».       Влад молчал. Смотрел в монитор и не двигался. У меня в глазах застыли слезы, но я отчаянно не давала им хода. Трясущейся рукой я потянулась к мышке, чтобы отключиться, но он снова заговорил:       — Ты перешла в новую школу?       «Нет, хожу в старую. Просто меня больше не вызывают к доске»       — Тяжело?       «Нет, я уже привыкла»       — Врешь ведь?       «Немного»       — Ясно…       Говорят, это слово убивает все диалоги. Что ж, стоило этого ожидать. Непросто ведь говорить с немой. Сердце предательски екнуло и заныло, а глаза уже забыто защипало жидким отчаянием. Я молчала не потому, что не могла говорить, а потому, что не знала, что сказать.       Влад отвел глаза, усмехнулся потом и, вернувшись ко мне, вполне естественно произнес:       — Ты знаешь, у меня сегодня друг такую корку отмочил. Слушай, значит…       Услышав этот странно-спокойный тон, я, признаться честно, усомнилась в нормальности собеседника. Может, он просто не понял? Краем уха улавливая голос, я продублировала в сообщении информацию о своей немоте и уже была готова отправить, но Влад замолчал. Оторвавшись от клавиатуры, я увидела, что парень, вытянув шею, таращится на экран, ожидая, когда же ему придет мой комментарий. Но он не пришел. Я благодарно ему улыбнулась, безжалостно удалила несколько строчек текста и, положив подбородок на раскрытые ладошки, дала понять Владу, что хочу слушать дальше. Он довольно хмыкнул и вернулся к повествованию.       Говорил много, долго, интересно. Но обрывался быстро, на полуслове, стоило мне взглядом или жестом показать, что у меня вопрос или добавление. Он замолкал, ждал, пока я напишу, потом я ждала, когда он прочитает, и мы продолжали наше общение.       И мне не нужно было больше. Я получила от этого человека, которого знала две недели, банального понимания и поддержки, чего год не могла добиться от друзей и родных.       Не знаю, как, но мой уже не таинственный друг из соц. сети догадался, что не нужны мне высокие научные речи о том, что немота — не страшно, и пустые заученные фразы: «Крепись, ты же сильная».       Я ведь не сильная. Я обычная.       И он доказал мне, что я нормальная.       — Викуль, отец пришел, пора идти, — виновато сообщил мне Влад, когда таймер нашего разговора прокручивал четвертый час. Я поддерживающе ему улыбнулась и послала в вебку воздушный поцелуй. Он ткнул пальцем в камеру, и я поняла, что, была бы я в полуметре, его указательный нежно щелкнул бы меня по носу. — Я позвоню завтра, ладно?       Я одними губами произнесла: «Ладно».       И он позвонил. На следующий день, через день и много раз после этого. Разговаривая с этим человеком, я поняла, что среди нас живут ангелы.