WeiLan

И так недолгий отпуск заканчивался. За эти несколько дней они исходили «свою» долину вдоль и поперёк: поднимались до самых россыпей, наблюдали за семейкой байбаков, живущей на одном из склонов, Шэнь Вэй пытался рассказывать Чжао о повадках этих забавных зверьков, но тот лишь хохотал, и швырял в них мелкие камешки; когда полуденное солнце достаточно прогревало прохладный горный воздух, они с визгом и воплями плескались в ручье, текущем неподалёку, а позже, мокрые и озябшие, валились в траву и целовались, пока не переставали трястись от холода, начиная дрожать уже совсем по другой причине. По утрам, просыпаясь всегда раньше Чжао Юн Ланя, Шэнь Вэй наведывался в небольшую деревеньку, расположенную в соседней долине, чтобы купить для него тёплых баоцзы и козьего молока. – Вэй! Не хочу молока, хочу кофе!!! - притворно капризничал Чжао, на самом деле тАя от нежности, при взгляде на профессора, когда тот с серьёзным видом, в сотый раз начинал ему рассказывать о необходимости диетического питания при гастрите. Вечерами, сидя у небольшого костра, они либо болтали ни о чём, либо в тёплом уютном молчании наблюдали за охотой летучих мышей, а ещё Шэнь Вэй пел: то шутливые народные песенки о недотёпе Ли и его неверной жене, то печальные древние баллады, от которых на глаза Юн Ланя наворачивались слёзы. А потом … «Я хочу повторить нашу первую ночь…» - сказал тогда Шэнь Вэй. И они повторяли, снова и снова. Каждый раз, как первый. Каждый раз, как последний. Завтра они вернутся в Лончен, начнутся будни в спецотделе и Университете, но у них осталась ещё одна ночь. И она принадлежит им. Чжао Юн Лань любуется своим Шэнь Вэем. В свете костра кажется, что тот окутан золотистым сиянием. Отросшие волосы собраны в небольшой хвост, и пальцы шефа покалывает от желания распустить его. Глаза цвета лучшего фуцзяньского улуна таинственно мерцают, по губам блуждает такая обещающая улыбка, что он не выдерживает: – Иди ко мне, Вэй! Тот одним скользящим движением оказывается рядом, долгую секунду смотрит прямо в глаза, а потом накрывает его рот своим. Поцелуй жаркий, голодный, алчный. Чжао наконец-то запускает пальцы в волосы Шэня, и от этого мурашки бегут по телу у обоих. Ладони Вэя блуждают под его футболкой - горячие, жадные. С трудом оторвавшись от губ Юн Ланя, Шэнь Вэй буквально сдёргивает мешающуюся одежду и вновь начинает целовать: щёки, скулы, подбородок, шею... Соскальзывая ниже… ниже… ниже… Он снова на коленях из-за Чжао Юн Ланя, но в этот раз дрожит не от холодных струй дождя. Возбуждение, вожделение, восхищение. Да, его восхищает этот контраст твёрдости и шелковистости под его языком. Да, его возбуждают несдержанные стоны. Да, он вожделеет этих движений. Пройтись лёгкими поцелуями вверх-вниз, снова и снова… Невесомо, словно трепещущими крыльями бабочки, кончиком языка подарить нежную ласку… А потом наоборот - резко, сильно, размашисто… Плотно обхватить губами и двигаться-двигаться-двигаться… Вобрать насколько возможно, глядя при этом в его глаза сквозь спутавшиеся пряди, улыбнуться при виде того, как он зажмуривается, откинув голову, и стонет в голос… Почувствовать вкус любимого… Чжао Юн Ланю кажется, что он сейчас взлетит. Чжао Юн Лань чуть не падает, взглянув на Шэнь Вэя, который слизывает с пунцовых опухших губ вязкие белые капли. И всё-таки валится на спину, притягивая на себя своё наваждение, своё сокровище, своего Вэя. Его губы горько-солёно-сладкие, и Юн Лань усмехается, вспоминая слова, сказанные им Шэнь Вэю тогда, 10.000 лет назад. Его любимый не только познал все эти вкусы, он сам стал ими. Медленно, приглашающе Чжао раздвигает колени, и Шэнь Вэй вновь начинает творить поэму, губами и языком выписывая иероглифы на поджаром теле. А его пальцы… О, у профессора Шэнь Вэя и воина Хэй Пао Ши пальцы музыканта… Как там говорили древние: «Игра на флейте»? Так вот, Вэй, оказывается, весьма искусен в ней. «Ты слишком много думаешь, Чжао Юн Лань», - мелькает последняя мысль. И разум затапливает жарким, тягучим, первобытным наслаждением. Он со стоном подаётся навстречу движению Шэня и подчиняется ритму древнего танца, в котором люди переплетают тела и души со времён своего сотворения. Темп танца убыстряется, дыхание учащается, время и пространство сжимаются до предела и… Вспыхивают новой вселенной с летящими кометами и кружащимися галактиками. А в звёздное небо уносятся два, почти одновременных вскрика: - ВЭЙ! - А ЛАНЬ! А горное эхо повторяет: «ВэйЛань… ВэйЛань… ВэйЛань…». И это так правильно, потому что они – одно целое. ВэйЛань. Навсегда.