Protect me from what I want

— Я горжусь вами, мои сыновья, — в голосе Михаэля действительно звенела гордость, а взгляд серебряных глаз был ликующим. Он по очереди посмотрел на Кайроса и Тенебраля, с родительским триумфом вспоминая увиденное несколькими десятками минут ранее, как его сыновья, гордые и могучие, прикрывая спины друг друга, явили себя во всей мощи, сражая демонов.       Братья переглянулись друг с другом — радостно и смущённо. Сейчас, стоя перед отцом, они словно вернулись обратно в детство и были не могущественными воинами, а детьми. Михаэль тепло улыбнулся им, взлохматив волосы Тенебраля и приобняв за плечи Кайроса, и из-за спин сыновей в этот момент вышла тёмная фигура.       Эребос тоже наблюдал за ними. Их с Михаэлем дети явили во всей своей пугающей мощи то, как способны уживаться друг с другом и взаимодополнять друг друга Свет и Тьма. Тёмные полуангелы, сочетающие в себе выжигающую мощь Эльрата и сводящий с ума яд Малассы — это действительно было опасное и прекрасное зрелище, увидев которое, Эребос испытал ни с чем не сравнимый и доселе неизведанный восторг, трепет и гордость. — Спасибо, папа, — смущённо пробормотал Тенебраль, и точно ребёнок, опустил глаза, неловко добавив: — Я переживал, что тебя расстроит... ну... то, как я выгляжу, и использую магию Тьмы. — Не говори глупостей, — Михаэль похлопал сына по плечу, прежде чем и его привлечь к себе, приобнимая вместе с братом. — Вы мои дети, и я в любом случае буду гордиться вами и любить вас. А что до твоей предрасположенности к Тьме — так твой второй отец, подаривший мне тебя, её сын. Но и к нему моя любовь от этого меньше не становится.       Тенебраль заметно расслабился, а Эребос в бесконечный раз за всю свою долгую жизнь порадовался, что маска безликого в любой ситуации остаётся неизменной. Слова Михаэля прозвучали так легко и естественно, но при этом они действительно смутили безликого, всколыхнув внутри кое-что важное. И напоминая о разговоре, начатом так много лет назад и до сих пор не оконченном.       Михаэль ещё раз в жесте поддержки и одобрения сжал плечи сыновей, прежде чем мягко отстраниться от них и отправив отдыхать. Сам же направился в свою генеральскую палатку — у него тоже был тяжёлый день планирования и сражений, один из череды множества таких дней, как это бывало всегда, когда демоны вырывались из своего огненного ядра и стремились уничтожить Асхан.       Эребос, так не свойственно себе поколебавшись несколько долгих мгновений, всё же последовал за ангелом. Он влетел в его палатку как раз в тот момент, когда хозяин начал разоблачаться и снимать доспехи. На сегодня бои закончились, стоит хоть немного отдохнуть, и с грузной усталой пластикой ангел сбросил с себя плащ и тканевую накидку, прикрывающую кирасу. Эребос внимательно наблюдал за ним со спины, и чего греха теперь уже таить, любовался им, пока его созерцание не прерывал негромкий вопрос: — Ты что-то хотел? — за столько лет, конечно, ангел научился досконально чувствовать присутствие Эребоса, даже когда тот хотел остаться незамеченным. Впрочем, в этот раз он не собирался таиться.       Укол несвойственного сомнения заставил безликого поколебаться с ответом. Михаэль устал, на нём слишком много обязанностей — будет ли сейчас уместно делать то, что Эребос задумал? Но качнув головой, безликий поспешил отогнать мешающие мысли подальше и вместо слов подлетел к ангелу ближе. Тонкие когтистые пальцы коснулись ремней кирасы на спине, расстёгивая их и помогая снять тяжёлый крепкий нагрудник. — Хей, Эреб, всё хорошо? — удивившись необычной молчаливости и действиям любовника, Михаэль бросил на него обеспокоенный взгляд через плечо. Отставив снятую кирасу на табурет, обернулся к нему, заглядывая глаза в глаза чёрных прорезей маски.       Она была абсолютно непроницаемой, но внутри безликого клокотало ужасное смущение и нервозность. Он был так сильно растерян и уязвим, что впервые в жизни хотелось сбежать, чтобы скрыться от этих позорных ощущений. Но вместо этого безликий со свойственным себе упрямством бросился в омут прямо с головой. — Я хотел поговорить, — в конце концов нарушил затянувшееся молчание он. — Возможно, сейчас не самое удачное время и место, но я иррационально чувствую, что нужно сделать это именно и прямо сейчас. — Я тебя слушаю, — Михаэль кивнул, хотя выглядел при этом слегка озадаченным, и Эребос вновь растерялся, не в состоянии подобрать подходящих слов. — Ты помнишь, когда Тенебраль родился, мы говорили, что ты любишь... меня? — нервничая и злясь на себя за это совершенно иррациональное и странное беспокойство, топорно выдал безликий, и брови Михаэля взлетели вверх от удивления. — Мы так и не закончили тот разговор, и я думаю, мы должны его закончить, — да, что-что, а говорить о своих чувствах, тем более о любви, Эребос никогда не умел. — С тех пор в моём отношении к тебе ничего не изменилось, — ангел хмыкнул с мягким снисхождением, неопределённо поведя плечами. — Зато у меня всё поменялось, — удивившись, как твёрдо это прозвучало, ответил Эребос. — Давно. И безвозвратно, — и подлетев к Михаэлю почти вплотную, он схватил его руки чуть ниже плеч и рывком развернул к себе так, чтобы ровно парить напротив него, не отрываясь глядя ему прямо в глаза. Во взгляде того мелькнула тень удивления, но прежде чем он успел что-либо сказать, Эребос принял свой любимый облик сына Силанны.       Он резко подался вперёд, целуя Михаэля, и впервые этот поцелуй был не борьбой за превосходство, а просто неловким касанием губ к губам с такой же неловкой попыткой выразить через эту близость хотя бы малую часть своих чувств. И Михаэль принял её, мягко обхватил горячими ладонями его лицо и ответил с искренней охотой, углубив поцелуй и вложив в него свою чувственность.       Они целовались, так и стоя посреди палатки, никуда не спеша и наслаждаясь друг другом. Михаэль держал лицо Эребоса, а он обхватил руками его талию, прижав к себе. Казалось, целый мир замер в этой точке и этом мгновении, пока любовники отдавались во власть друг друга. — Мне тяжело объясняться в чувствах, — разорвав поцелуй, признался Эребос, тем не менее не спеша отпускать Михаэля из объятий. — Наше понимание их и восприятие отличается от вашего или любого другого малого народа за счёт разницы наших психологий. Но моя симпатия и привязанность к тебе похожи на то, что иные называют любовью. Возможно, сейчас не самая удачная обстановка, время и место, чтобы говорить об этом, но я хотел, чтобы ты знал это. — Для разговоров о любви любое время будет удачным, — веско отозвался Михаэль, и продолжая держать лицо Эребоса, сам поцеловал его, глубоко и нежно, отдавая свою признательность и любовь.       Разорвав поцелуй, безликий настойчиво оттеснил ангела к его походной кровати. Заставив опуститься на её край, сам он опустился на колено напротив его ног, стягивая с них поножи и солдатские калиги. Михаэль смешно фыркнул, отчего-то смущённый таким вниманием, и отстегнул наручи, откладывая их в сторону, оставаясь в одной нательной тунике.       Эребос подхватил все снятые части доспехов своего сиятельного генерала, отнеся их к кирасе, и Михаэль, откинувшись назад на кровать, оперевшись в неё ладонями, следил за ним заинтересованным взглядом, ожидая, что безликий хочет предпринять дальше. — Ты сегодня очень заботлив, — когда Эребос вернулся к нему и навис над ним, с едва уловимым лукавством произнёс Михаэль, погладив безликого по щеке. — Тебе следует отдохнуть перед новыми тяжёлыми боями, — совершенно для себя нехарактерно мягко откликнулся тот, и поймав ладонь ангела, оставил на его запястье лёгкий поцелуй. — Иди сюда, — вместо ответа, Михаэль выпутал руку и притянул безликого к себе, укладываясь вместе с ним на кровать.       Места для двоих здесь было немного, так что ангел подмял любовника под себя, а сам навис над ним, оседлав его бёдра, увлекая в глубокий чувственный поцелуй. Эребос ухмыльнулся сквозь него, рассеянно погладив обнажённые ноги Михаэля, задирая тунику, которую тот, на краткое мгновение оторвавшись от поцелуя, поспешил вовсе стянуть с себя, отбросив куда-то в сторону. — Ты позволишь? — оставляя обжигающе горячие, но мягкие, полные нежности поцелуи за ухом безликого, хаотично скользя горячими ладонями по его телу, проникая под свободную одежду, спросил Михаэль.       Эребос смешливо фыркнул. Его твёрдое крепкое желание давило безликому куда-то в живот, и он покачал головой, не удержавшись от колкости, игриво прикусив губу ангела, когда тот снова поцеловал его: — Ты как всегда нетерпелив и ненасытен, ангелок, — Михаэль на это потёрся носом о скулу безликого, бережно обнимая его и гладя по жёстким резким изгибам тела. — Ничего не поделаешь, я хочу любить тебя, — горячо выдохнул он, и вместо сотни лишних слов руки Эребоса зацепились за исподнее ангела, стаскивая его с него.       Михаэль расценил это как согласие и сам потянулся к нижней части одежд Эребоса, освобождая его от них. Смертное тело было таким компрометирующе отзывчивым, так что стоило ангелу отбросить в сторону мешающие тряпки, как он почувствовал, как в его ягодицу упёрлась тёплая головка чужого члена. Он улыбнулся, лукаво посмотрев на безмятежное лицо безликого, продолжавшего гладить ноги ангела, и наклонился к нему, оставив поцелуй в уголке губ.       Михаэль съехал немного вниз, заставив Эребоса развести ноги в стороны, и устроился между ними. В этот раз они не боролись друг с другом за превосходство, доверяя друг другу и желая выразить нежные чувства, так что Михаэль снова и снова целовал Эребоса, скользя губами по шее, оставляя поцелуи на плечах и ключицах. Гладил руками тело, задирая одежду, и вместе с этими ласками слегка приподнял бёдра любовника, упираясь горячей крупной головкой в кольцо мышц. Мягко надавил, разводя их в стороны, и осторожно медленно двигаясь внутрь, не спеша резко вбиваться, но отдавая чувственность, желая сделать приятно партнёру.       Тело Эребоса откликнулось на это желание, и тихий стон, удивив его самого, вырвался из груди. Михаэль был неспешен и нежен, и Эребос мог так отчётливо и хорошо расчувствовать, какой он твёрдый, горячий и большой, как сладко он заполняет собой его нутро, двигаясь всё глубже и всё больше раздвигая в стороны мышцы. И замирает ровно тогда, когда удовольствие рискует превратиться в боль. Ведь он большой, крупный и твёрдый как камень, и он не входит до конца, замирая где-то на двух третях.       Он останавливается, не спеша двигаться. Даёт привыкнуть, ощутить и прочувствовать; аккуратно укладывает на себя бёдра и скользит горячими руками по бокам и животу; оставляет такие чувственные сладкие поцелуи на нежной коже шеи, и Эребос с большим удивлением отмечает, что близость, оказывается, может быть не только огнём страсти на тонкой грани боли и спешки, но и чем-то таким сладким и приятным, а оттого не менее возбуждающим. А оттого он первый, рвано и нетерпеливо, качает бёдрами и чувствует, как с очередным поцелуем на плечо ложится улыбка.       Но Михаэль отвечает. Послушно качается навстречу, глубоким чувственным движением толкаясь внутрь. Эребос на это от удовольствия сжимает челюсти, и обнимает ногами его ноги, руками впиваясь в твёрдые сильные плечи, хаотично скользя от них вниз по рукам или вверх по шее, обхватывая лицо, ловя его и подаваясь навстречу поцелуям, которыми ангел щедро и охотно одаривает его. Сам гладит бедро и живот, поднимаясь к груди, лаская чувствительные соски, и опускаясь ниже, обратно к животу и ещё ниже, накрывая твёрдый член, сжимая его и поглаживая.       Эребос откликается чувственно, удивляясь, что вообще способен на такую реакцию. Но Михаэль так нежен и осторожен с ним, что сладкие ощущения затапливают его с головой, разносясь, кажется, по всему коллективному сознанию безликих. Он толкается резкими, глубокими толчками, скользя качающимися движениями так, чтобы задевать все чувствительные точки смертного тела. И оно отвечает благодарно концентрирующимся в крови удовольствием, разносящимся по каждой клетке и наполняющим собой так хорошо.       Михаэль улыбается с искренней радостью, и в серебре его глаз Эребос видит тепло и любовь. Он действительно любит своего несносного безликого, и теперь тому становится понятным, почему малые расы называют интимную близость «занятием любовью». Чутко следит за удовольствием партнёра и желает сделать ему так приятно, как только может.       Он качается плавно, и твёрдая плоть так хорошо и правильно давит на разведённые до упора мышцы. Горячий жар чужой плоти не обжигает, но согревает изнутри, лишь повышая градус возбуждения. Ритмичные движения ласкают напряжённую плоть, губы оставляют дорожки поцелуев на чувствительной коже, а второй рукой ангел находит руку безликого и переплетает с ней пальцы. Толкается глубоко и так правильно, надавливая на возбуждённые точки, и мир перед глазами безликого взрывается искрами, накрывая волной чистого удовольствия.       Импульс растекается по сознанию и крови сладкой патокой и обволакивает тёплым мёдом. Это не переизбыток и не излишек, и после него не больно ни ему, ни братьям и сёстрам. Он закрывает от них своё сознание, а потому они лишь чувствуют волну умиротворяющего тепла, равно обескураживающего и согревающего. Пока Эребос тихо всхлипывает с длинным стоном, крепко сжимая Михаэля.       Он сильнее обнимает его ногами и плотнее обхватывает внутри; притягивает ближе за плечо и крепче сжимает пальцами горячую ладонь. Подаётся навстречу, и ангел принимает на свою ладонь щедрое тёплое возлияние, прежде чем заботливо укладывает обмякшее тело, опускаясь на бок рядом с ним и притягивая его к своей разгорячённой взмокшей груди. — Что это было? — немного придя в себя после такие сильных сногсшибательно нежных ощущений, несколько обалдевше спросил Эребос. — Я любил тебя, — с улыбкой в голосе ответил Михаэль. — Не сражался с тобой, не пытался унизить тебя, не принимал поражение от тебя, а любил тебя, отдавая тебе свою нежность, заботу и желание сделать приятно, — его губы ласково коснулись чёрной макушки безликого, и тот поёрзал, подтянувшись чуть выше, заглянув в горящие спокойной нежностью глаза. — А ты? — он слегка нахмурился, поджав губы. — Ты ведь хотел... — не найдясь, как сформулировать мысль, Эребос неопределённо повёл рукой по воздуху. — Нет, — тем не менее Михаэль его понял и улыбнулся. — Я хотел любить тебя, ведь теперь я могу делать это, не таясь от тебя. — Так не пойдёт, — безликий ловко вывернулся в лёгкой хватке ангела, и толкнув его в грудь, вынудил лечь на спину, раскинув в стороны крылья, а сам сел на бёдра сверху. — Во-первых, тебе надо хорошо отдохнуть, а со стояком ты едва ли сможешь нормально выспаться, — он ехидно ухмыльнулся, на что Михаэль издал смущённый звук. — А во-вторых, и что самое главное — я тоже хочу любить тебя, хоть и пока не совсем понимаю, как должен это делать, — Эребос решительно стянул с себя остатки верхней части одежды и лёг грудью на грудь ангела, разделяя с ним его тепло.       Подобно Михаэлю ранее, он накрыл его губы своими, втягивая в немного неловкий неумелый нежный поцелуй. Выражать чувства всё ещё было так странно и непонятно, и он прислушивался к эмоциональному фону ангела, стараясь подстроиться под него и действовать в резонансе с ним. Михаэль, словно чувствуя это, ненавязчиво подсказывал, что делать, отвечая на поцелуй и всем телом легко подаваясь навстречу.       Твёрдый и горячий, такой большой — Эребос гладил его напряжённые мышцы, чётко ощутимые под пальцами, спускаясь ниже. Не мог оторваться от губ, и глубокие поцелуи стали короткими и рваными, горячими и влажными. Ладонями безликий решительно надавил на внутреннюю сторону твёрдых бёдер, и Михаэль послушно развёл их в стороны, открывая себя. И Эребос немного нескладно, будто бы неловко, пытаясь копировать действия самого ангела, легко и медленно вошёл в него, наполняя собой.       Михаэль отозвался чувственно, горячо выдохнув в губы. Подался навстречу, благодарно желанно обхватывая Эребоса. Мягко улыбнулся ему, погладив лицо, когда безликий замер, прислушиваясь к чужим ощущениям и всматриваясь в лицо ангела. Тот притянул его к себе ближе, и Эребос ощутил в нём желание чувствовать близость кожа к коже, разделяя с возлюбленным любовником жар тел на двоих.       Эребос поддался, пылко, охотно прильнув к губам Михаэля более решительным и напористым поцелуем. Толкнулся в него глубоко и сильно, входя на остаток длины, ударяясь бёдрами о ягодицы ангела. Тот сдавлено простонал, выгнувшись, и Эребос также пылко прильнул к его шее, целуя пульсирующую кровью артерию, ощущая губами, как она разгоняет горячую, будто раскалённая лава, кровь. Эребос навалился на Михаэля сильнее, зажав между их животами его каменный влажный член. Ангел обнял его за шею, притягивая к себе ещё ближе, и безликий подхватил любовника за талию, буквально вжимая в себя и лишая подвижности.       Он качал бёдрами, широкими, глубокими, полными движениями толкаясь в твёрдое, но податливое тело. Целовал Михаэля, пряча в поцелуях его жаркие стоны, и прижимал к себе ещё ближе, чутко прислушиваясь к его ощущениям. Огонь закипал в жилах ангела, передаваясь и безликому, и он сжимал его в себе, обхватывая плотно и сладко. Обнимал за шею и сам тянулся за поцелуями, когда Эребос отстранялся, давая им мгновения перевести дыхание.       Распалённый и возбуждённый предыдущей близостью, получающий отклик на все свои желания, за которыми Эребос внимательно следил, Михаэль в конце концов не выдержал. Запредельная близость Эребоса, ближе которой было разве что слияние в единое неразделимое целое, его жар и плоть, наполняющие его изнутри и обнимающие снаружи, доводят возбуждение до пика блаженства. И ангел, вжимаясь в безликого, отдаёт его ему, обжигая своей влагой живот. И не спешит отпускать, когда Эребос с удовлетворением чувствует в его эмоциональном фоне радость чистого наслаждения. — Ангел? — он вскидывает бровь в лёгком замешательстве, и Михаэль оставляет поцелуй в уголке его губ. — Я хочу ощутить тебя, — с улыбкой отозвался он. — Если ты сейчас любишь меня, то отдай мне свою любовь, — и он, пользуясь тем, что хватка Эребоса ослабела, качнулся навстречу, принимая в себе всё такой же полный желания член.       Эребос издал в ответ невнятный звук не то смущения, не то смешок, но послушно откликнулся на просьбу ангела, толкнувшись ему навстречу. Глубокими размеренными движениями он планомерно доводил себя до разрядки, выбивая остатки наслаждения из самого Михаэля. В конце концов замер, вжимаясь в ангела, и тот почувствовал, как изнутри его обволокло влажное тепло безликого. — Спасибо, — он погладил Эребоса по плечу, и тот, фыркнув, скатился в сторону. Михаэль перевернулся на бок, освобождая ему место, и безликий точно также устроился на боку.       Несколько длинных минут они лежали в молчании. Михаэль, легко ласково улыбаясь, медленно скользил взглядом по давно ставшим родным и привычным чертам сильванского облика Эребоса. Одной рукой подперев голову, второй он поглаживал его по щеке, по волосам на виске и плечу, выражая свои чувства даже такими мелочами. — Тебе нужно отдохнуть, ангел, — смущённый произошедшим и происходящим, Эребос неловко нарушил затянувшееся молчание. — И да, лучше бы тебе не слишком распространяться о том, что между нами произошло. Я даже от семейства закрылся — не хочу, чтобы кто-то знал, что ты сотворил со мной, — он проворчал беззлобно, на что Михаэль тихо рассмеялся.       Он опустился на подушку и прижался к безликому, прижимая его к себе. Ткнулся носом ему куда-то в щёку, и потеревшись о неё, доверительно прошептал: — Обещаю, я не стану компрометировать тебя перед общественностью. — Вот и замечательно, — довольно отозвался безликий. — А теперь поспи. И не вздумай только помирать в грядущих боях, придурок пернатый, — также ворчливо, но беззлобно произнёс он, прежде чем легко выпутаться из не крепких объятий ангела и бесшумно скрыться в тенях.       Когда Эребос ушёл, Михаэль перевернулся обратно на спину, перекинув одну руку под рёбрами, и с абсолютно идиотской улыбкой посмотрел в потолок палатки. Он чувствовал себя влюблённым подростком, а не могучим генералом, лидером ангельского народа, и это было такое глупое, странное, но волнительное ощущение. Взгляд его снова наполнился теплом, и он расслабленно выдохнул, прикрыв глаза.       Ему действительно не мешало отдохнуть, чтобы на следующий день пойти в новый бой, сражаясь за целый мир. Защищая свою семью, которая укрепилась как никогда и наконец-то обрела свою целостность.