Отец, мне приснился странный сон

      Отец, я видел сон. Страшный и прекрасный, он казался таким реальным. Мне хотелось кричать почти все время, и одновременно не хотелось просыпаться.       Отец, я видел стену. Она такая, какой ее описывал дядя Бенджен, и даже прекрасней. Соединяясь с небом, она поражает воображение и вызывает чувство страха. Она такая высокая, что когда я попытался разглядеть вершину у меня заболела шея, а глаза защипало от мороза и света, что она отражает. Белая, словно пелена на глазах слепого, под солнцем она плачет, представляешь? Но каплям, выжатым слабыми лучами не хватает тепла, чтобы достичь земли, и они застывают , снова становясь стеной. А она сверкает на этом слабом свете и становится ещё прекраснее. Вся белая и блистающая, словно невеста. На неё налеплены нелепые конструкции из камня и дерева, такие ничтожные в сравнении с ней, словно люди как могли пытались приручить и окультурить этого исполина. Но стена сама по себе, ее не охватить силой мысли, не осознать людям. Кажется, что ее возвели боги, когда они ещё не были заточены в наших чардревах, а ходили по земле. И представляешь, какого было моё возмущение, когда маленький, болтливый и жутко наглый карлик забрался на вершину и помочился с неё? Даже не верится, какой-то каламбур: карлик мочится с вершины стены на краю мира. Но я не злился на него, он мне нравится от чего-то. Может быть мы познакомились в том же сне, но я не запомнил.       А потом, отец, я был за стеной. Воздух за ней такой же как и перед, ничего странного и необычного. Даже становится непонятно, для чего она здесь стоит, если земля за ней такая же, только чуть более промерзлая, пахнет тем же лесом и стоят те же чардрева. О, отец, там есть богороща! У меня всегда чардрева вызывали почитание и страх, но у нас оно одно, а там... Десятки чардрев, толстенных исполинов и тонких как юные дубки, светлых, словно высушенная кость, покрытые инеем стоят полукругом образуя богорощу. Их листья в снежном налете не кажутся красными, скорее темно-бордовыми, как запекшаяся кровь, но глаза! Вот где кровь не застывает, не сохнет. Они плачут все время, и у основания каждого натекает небольшая лужица. Что-то впитывается в корни, чтобы потом снова подняться по ним к кровоточащим глазницам, но все это окрашивает землю и снег почти что чёрным. Чёрная кровь на белом снегу - меня это испугало и восхитило. Я стоял на коленях в этой богороще, весь в чёрном, как и мечтал и приносил клятву ночному дозору. Вокруг были мои новые братья, и мне они казались такими же родными как Робб, Бран и Рикон. Я знаю, ты злишься, когда дядя Бенджен называет дозорных братьями, но они действительно ими являются. По крайней мере в моем сне было так.       Отец, в том сне со мной был огромный белый волк, я таких не видел! Шерсть белоснежная как снег вокруг, а глаза красные как сок чардрева, он следовал за мной по пятам всюду, был моей тенью, частью меня. Это так странно, отец, никогда, ни с одним животным я не чувствовал такого единения. Ни мой конь, ни наши дворовые псы - все они лишь звери, но этот волк! Он был моим другом, моей семьей, мной самим. Это невероятно, отец!       В том сне я ходил за стену. О, если бы можно было передать это словами! Бескрайний мир, усыпанный снегом, суровый и жестокий. Мороз колол мне щеки, губы, глаза, глотку так, словно я был там взаправду. Там не стоит бриться, как положено дома, усы, борода, волосы - все это хоть немного защищает от непрекращающегося холода, который пробирается под одежду, продирает до костей и, кажется, так густит кровь, что она перестаёт бежать по телу. Там спишь, ешь, живешь в этом постоянном холоде, и горячие источники в богороще Винтерфелла кажутся вымыслом и сказкой.       Отец, это невероятно, но там была одна девушка. Я плохо помню ее лицо, но у неё были волосы, подобные всполоху пламени, глаза аж щипало от контраста огненного на белом. Я прежде не видел такого цвета, хоть на севере и достаточно рыжих. У леди Кейтилин локоны цвета меди, у Сансы скорее золотые, как солнце. Но эта! Наверное, только с такими волосами и можно выжить за стеной, наверное они греют, этакий маленький костёр под капюшоном. Она и сама была как костёр, и согревала меня. Мне стыдно, отец, ведь я был братом ночного дозора, но не сумел сохранить верность клятве. Но она была особенной, пап, она жила как огонь, в огне она и умерла. Я видел это, потому что сам поджег погребальный костёр.       А ещё там были мертвые. Мертвые, которые ходили как живые, иногда это были только кости, но они двигались и пытались убить меня. Я отбивался как мог, отец, почему-то у меня был в руках валирийский меч, он рубил их наповал, хотя оружие моих братьев их не брало. Она вставали, снова и снова, разрубленные пополам, источающие смрад, с неестественно-голубыми глазами. Они наваливались кучами, через друг друга, и я тонул в этой массе мертвых тел, я тонул в смерти. Мне было страшно, папа. Не пристало взрослому сыну в этом признаваться отцу, но я боялся. Кажется я ничего и никогда не буду бояться так, как этого. Не помню как выбрался, но помню их вожака - человек изо льда, с такими же голубыми глазами. Он стоял на берегу озера и позволял мне уйти, но когда он поднял руки, я увидел что вместе с ними поднялись все убитые мной мертвяки и мои почившие друзья. Все они открыли голубые глаза и я понял - теперь они его слуги.       Пап, в том сне мне приснилось что я умер. Сначала один кинжал распорол мое тело, и я задохнулся от резкой боли. Следующий добавил ощущение липкой крови вытекающей из меня. Третий вошёл между рёбер и я почувствовал скрип стали о кость. Остальные я уже не ощутил, хотя они были. Не помню, кто меня ранил, вспоминается только тьма. Непроглядная чёрная завеса и кинжалы, вспарывающие меня как мешок с соломой. А потом тьма накрыла и меня. Не помню как долго я там был, отец, но помню абсолютное чувство пустоты. Ничего и никого, меня и самого кажется там не было, такое спокойствие и тишина. Я бы сравнил это с умиротворением, которое чувствую в богороще, но здесь ветер колышет листву, пар поднимается от пруда и запах прелой травы наполняет лёгкие - все это и есть спокойствие и благодать. А там нет ничего. И ни начала, ни конца, ни желаний, ни боли, ни чувств. Пугало ли меня это? Нет, отец. Я там был на своём месте. А потом резкий всплеск, тьма взорвалась тысячей огней и я открыл глаза. У меня снова были легкие, чтобы дышать, пальцы, чтобы чувствовать и глаза, чтобы видеть. И первое что я увидел - красная женщина склонилась надо мной. Полумрак комнаты сгустился вокруг неё, но в глазах её я увидел пламя.       Этот сон, казалось, никогда не кончится. Я был снова на стене, а потом в Винтерфелле, я видел Сансу - гораздо старше чем сейчас, такую красивую, но очень усталую. Она там ещё больше походит на леди Кейтилин, но от чего-то приветливее со мной, чем сейчас. А потом я увидел её, пап. Женщина, с серебряными как луна волосами, с лицом нежной девочки и волей воина. Папа, она летала на драконе! У неё их было три! Вот уж совсем фантазии, скажешь ты, но клянусь, так и было! Она была словно видение из сна, сна во сне, представляешь? Мы с ней много разговаривали, гораздо чаще, чем с девушкой-огнём, о чём-то спорили. Но в какой-то то момент, я понял что пойду за этой женщиной на край света, а она пойдёт за мной.       А потом все смешалось: Винтерфелл в руинах, мертвые нападающие из ночи, и их страшный вожак, драконы, летящие в снежной пыли, женщина с белыми волосами. И повсюду смерть, смерть. Отец, мне казалось что я кричал, так громко, весь замок должен был меня слышать. Я кричал от страха, бессилия и усталости, от гнева и снова страха. Я рубил мечом снова и снова, бежал все дальше и дальше, пап, откуда только силы? Я покинул её, ту самую, ради которой бы пошёл на край света потому что она закричала «Беги!». И я побежал. Не помню куда и зачем, но в конце пути дорогу мне преградила тварь, бывшая когда-то драконом: полуразложившийся, с заледеневшим панцирем и полыхающая синим пламенем. Я ждал сколько мог, но когда времени уже не оставалось, вылез из укрытия, встал напротив этой жуткой морды и закричал. Снова. Не знаю зачем, наверное это был мой предсмертный крик, полный ярости, потому что когда дракон почти полыхнул на меня своим пламенем, я проснулся. И снова мои глаза увидели темные балки моей комнатки с маленьким окном, кувшин с водой на столе и начищенный со вчера тренировочный меч. Ты обещал мне настоящий к именинам, помнишь? Но я берегу и этот, оружие всегда должно быть в порядке.       Отец, я не знаю что это было за наваждение, я словно прожил целую жизнь за одну только ночь. Возможно, я расскажу тебе это всё, когда мы сможем поговорить, хотя в последнее время удача не балует нас частыми разговорами по душам. Удача по имени Леди Кейтилин. «Ну и сказки!» - скажешь ты. И будешь прав, ведь это сон, а чего нам только не снится. И вполне возможно, все это растает из моей памяти с первыми лучами солнца, с первой на сегодня тренировкой с сиром Родриком или стрельбой из лука с Браном. Вот и сейчас, я уже почти не помню того, что мне снилось. Только голубой узор на кувшине напомнил о чём-то...