Цветочный декабрист

В дождливый вечер дул слабый ветер. Прогноз погоды оступился в этом, предвещая небольшие тучки. А другие откуда взялись? Специально или дело случая? Именно такая ошибка может стоить целого похода, на который Грег готовился все выходные, набивая сумку едой, а затем вновь вытаскивая, в мучениях метаясь от полезного к вредному. А как иначе? Врач говорит одно, по телевизору — другое. Приходится ставить точку после своего мнения и выбора.       — Боже мой! — воскликнул Льюис Грег, когда его начало поливать с неба, как из ведра. — Да грёбаный прогноз погоды! Грёбаный поход! Он с явной спешкой собирал все продукты в походный рюкзак, пока не понял, что еду всё равно придётся выкинуть, а рюкзак отжимать, как после генеральной стирки. Тяжёлый выдох с последующим криком, полным грусти и житейской боли, приглушил сильный удар молнии, ударившей на окраину поля, где час назад пробовали свои первые сигареты сельские дети.       — Это всё тот болван! Накаркал! — изнывал мужчина, медленно тащась по земле в сторону дома. Он не боялся, что весь промокнет, будет дрожать, как ива, жаться поближе к батарее, будто дождь рекой смыл долгожданный урожай. — Да к чёрту! Грег буквально прыгнул под машину Chevrolet Epica, получив от этого правым зеркалом по предплечью, содрав кожу с куском одежды в виде улыбки, которая сразу начала наполняться кровью, будто хозяина этой улыбки пырнули в живот Пластом 65Х13 от всей души. Он свалился на землю, приходя в себя от шока, пока из перевёрнутой машины на бок вылезал не менее шокированный мужчина, не в силах сглотнуть комок страха и гнева. Второй сам подошёл к первому, не дожидаясь воли случая. Его повседневные брюки, чуть суженные, сузились сильней, а серый пуловер Slim Fit с очень хорошим качеством, к сожалению, обрёл пару неровных дыр.       — Ты чё, мужик? Охуел? — это всё, что он мог спросить, проводя рукой по своим волосам, которые готовы были поседеть, если не уже.       — Наверное… — Грег посмотрел на свою руку, по которой дождём была частично размазана кровь. — Довезёшь?       — Только если в ментовку! ДТП оформлять! Ублюдок, ты куда смотрел?! Моя машина! — мужчина словно пришёл в себя после такого глупого вопроса, убегая, как паук-плевак, покачиваясь с широко раздвинутыми ногами и раскинутыми руками, к машине. Да, он брызнул «ядом» на жертву, которая сама попала в сети, а сейчас побежал к источнику нарастающего гнева и голода отомстить, однако это не замуровало Льюиса. Если он и чувствовал вину, то не сильнее горя от сорванного похода. Ноги повели дальше.       — Стоять! Стоп, сказал, мудила! Хей! — кричал ему водитель перевёрнутой машины, пока не сплюнул рядом с собой то, что хотел плюнуть в него. — Да и хуй с тобой. Гори в Аду. Погода стала улучшаться и с каждыми минутами быстрей, пока на второй час от столкновения человека с машиной не прошёл этот ужасный ливень. Несколько туч, закрывающих солнце, отправились дальше в путь, уже зная свой маршрут. Но знали ли они с кем будут закрывать это невинное небо? Солнце светило тускло. Его лучи не врезались в кожу, а лишь скользили, даже не нагревая. Но и это не могло привлечь внимания Грега, что только вставил ключ в замочную скважину. Поворот и… Мужчина всё же взглянул на небо. Голубизна вновь проявлялась в своих нежных тонах, очищаясь от грязи. Туч стало совсем мало, они оголили беззащитность во всей её красе, которую нельзя запечатлеть, как иллюзию счастья. Ведь красота его есть, однако она пропадает в замороженном(без холода) виде, если ты только не отбитый фетишист. Что-то это напоминало. Слишком сильно. Ветер дал слабую пощёчину, заставляя опомниться, хотя бы на мгновение, чтобы успеть забежать в своё укромное место. Туда, куда не проникнет эта голубизна, умирая на пороге двери от переизбытка грязи.       — О, мой друг, как много времени прошло…два года как…уже давно распустились цветы, а я один…один… — Грег посмотрел с опечаленной улыбкой на декабриста — единственное живое растение, — а затем перевёл взгляд на засохшую кампанулу, стоящую рядом. Она погибла от недостатка солнца два года назад, но до сих пор не выброшена. Скорее, как память. Мужчина пошёл дальше и бросил ключи на тумбочку, проходя в спальню, не удосуживаясь их поднять, услышав до этого отчётливый БРЯК от связки ключей.       — Стирать, стирать и это стирать, и это, — бубнил он, снимая с себя промокшую одежду (бежевая куртка Tom Farr с четырьмя карманами, весенняя, бежевые брюки btc, серые боксёры SILVERCELL, футболка с дырками Black Island, что была очень неактуальна во время дождя) и бросая её в корзину Rattan. Закрыв крышку, Льюис пнул ту ногой под стол, и она с небольшим стуком ударилась в стенку, виновато оставаясь в тени при полном молчании. Новой одеждой на данный вечер стали боксёры ASOS DESIGN, полностью чёрные, и серые брюки карго bpc. Усталость смешалась с грустью, заставляя лечь под одеяло. Под тёплое, родное одеяло, которое может согреть не хуже душа… Рука потянулась к выключателю, очень медленно сдвигая вес нажатия с «on» на «off». В комнате стало темно. Казалось бы, даже тихо. Но лишь снаружи, если считать так. Внутри бушует тьма, бушуют чувства, бушует прошлое.       — Я нарисую твой мир, — с закрытыми глазами говорил мужчина, но тихим, плавным голосом, какой он слышал раньше под такие слова. — Ты окунёшься во пропасть и…ослепнешь. Тьма возгорится, как солнце. И если тебя окружит мгла, достань своё сердце. Оно будет сиять ярче ясного дня… По лицу потекла одинокая слеза, а разум стал более туманный, погружая владельца в сон. Что ждёт дальше? Яркое сердце во сне, которое Грег достал из своей груди, видя перед собой цветущую кампанулу. А дальше…       — Дело номер восемь? Или даже семь, — раздался хрипловатый и грубый голос, явно мужчины в возрасте, вслед за которым заговорил будто ребёнок, лет четырнадцати.       — А у него есть семья? Кого предупреждать? Наверное, одинокий. Даже цветок засохший сохранил…о, смотрите, тут рамка с фотографией, закрытая тканью! Давайте посмотрим? Какая ему разница? Он всё равно больше не встанет.       — Хватит дурачиться, зови Марка, мне эту тушу не поднять одному. Посмотри в его телефоне последний звонок. Если это не служба, то звони, может родственник, друг, знакомый, приедут на опознание. Да, всё так и происходило. Какой-то ребёнок вызвал скорую, увидев в окне человека с открытыми глазами. Его грудь не вздымалась, а сам он был неподвижен.       — Давай, хватай за ноги, — скомандовал первый хрипловатый голос, за которым последовало тугое и басоватое «Угу». Они вместе подхватили мужчину, унося в машину скорой помощи класса А. Конечно, не лечить, а доставить в морг, откуда уже пойдут прочие действия, но скорее со стороны знакомого или родственника этого мертвеца.       — Я нашёл паспорт и документы, — раздался вновь детский голос. — Он принадлежит Грегу Льюису. Жены нет, как и детей. Даже как-то грустно, особенно если смотреть на его возраст. Может инфаркт? Что думаете?       — Может и инфаркт, может и фабрилляция желудочков, а может и гипертрофическая кардиомиопатия, — задумчиво произнёс первый голос.       — Ты думаешь, он лёг и умер от нагрузки? — посмеялся второй.       — Вообще, всё возможно, — возразил третий, басоватый голос, с некой раздражённостью. — Хотел бы я вскрыть его и посмотреть причину, да нельзя.       — Я посижу с ним, — сказал второй, прогоняя обоих на водительское и переднее места, чтобы побыть серьёзным не на их глазах. Двери с тихим скрежетом закрылись, брякнули передние двери с двух сторон, практически, одновременно, повернулся ключ зажигания, и машина сдвинулась с места, плавно выезжая с небольшого дворика на дорогу, умещаясь прямиком за автобусом. Торопиться было некуда. И они все однозначно считали, что везут труп. Но как было страшно Грегу, когда он пришёл в себя, смотря в потолок машины. Он не мог двигаться, даже глазами. Язык запал назад, отчего появился страх, что тот может перекрыть единственное дыхание через нос. Слабое дыхание, по которому нельзя определить, дышит ли человек, ибо его грудная клетка совершенно неподвижна, а сердце бьётся настолько медленно и редко, что это нельзя услышать, как и тем более увидеть. Да и кому это надо? Сказано ведь, что человек мёртв, есть и подтверждения: нет пульса(проверяли на взгляд и прикладыванием руки к шее), очень бледная кожа, посиневшие немного губы. Всё лишь неоднозначно подчёркивало их верный диагноз. Третий голос, находящийся рядом с водителем, что-то напевал и думал про вскрытие, а второй уже успел позвонить, и это была девушка, знакомая с Грегом, которая в этот же момент направлялась в быстром темпе и пешком(что полезно для здоровья) в больницу, в которую машина скорой помощи двигалась изначально. «Я живой! Стойте! Ну посмотрите же на меня! Мои глаза! Они ведь реагируют на свет! Я чувствую, как эти ужасные лучи врезаются в хрусталик! Ну услышьте же меня!» — кричал внутри себя Льюис, оставаясь неподвижным. Его сердце стучало бы быстрее, если бы могло.       — Кстати, он почти ведь голый, а в больнице там уже его подружка прибежит, — начал басоватый голос, переводя взгляд с дороги на второго и лежачего. — Приспусти с него штаны. Хочу посмотреть, пидор или нормальный мужик. Они дружно посмеялись, кроме Грега, которому было совершенно не смешно. Различные мысли приводили к большему ужасу, а желание доехать до кого угодно из знакомых становилось с каждой секундой сильней. Рука заскользила по груди мужчины, однако по ощущениям было, словно водят по телу мёртвой змеёй, где ты ощущаешь её сухую чешую. Отвратительное чувство. Это не оставалось без комментарий: «Боже, вы бы потрогали его. Он не накаченный, что-то среднее, но эти волоски свели бы с ума любую женщину!» Следом последовало смешивание грубых голосов в какой-то грохочущий смех, словно подключили вибрацию в сиденье на всю машину с лишними звуками, с её колёс и до самой крыши. «Ещё бы, раз ты уже растёкся! Смотри, не замарай сидения, сам будешь их вылизывать!» Рука соскользнула к штанам, чуть не выехав за границу нижней части живота, где находился довольно спокойный мужской орган. «Не смей меня трогать там, придурок! У тебя противные руки! Я на вас всех в суд подам за лечебную халатность! Вот только бы ещё встать, » — всё не унимался Грег, пытаясь выдавить из себя звук, пока юный врач спускал ниже его шикарные брюки карго.       — Ого-го! — сказал второй голос. — Да это же боксёры! И после этих слов послышалось долгое «у-у-у» со смехом, что означало «боже мой, да ты пидор, парень». Льюис старался изо всех сил. Он ощущал вибрации в горле от собственных усилий, старался не обращать внимания на внешние раздражители, чтобы не сбиться, хоть внутри и горело из-за непонимания нормальной одежды. И вот, когда звук из носа, тихое гудение, начал старательно выходить наружу, третий голос вдруг резко заговорил о музыке, включая погромче радио. Молодой врач даже посмотрел на лежачего, словно что-то услышал. Однако он просто улыбнулся и поправил ему штаны, отсаживаясь подальше, ближе к своим напарникам, чтобы заголосить уже втроём. Это был провал. Но Грег не собирался сдаваться, он пытался собраться со всеми своими силами, чтобы в следующий раз издать звук громче, чем смог недавно. И, чтобы не сойти с ума в такой обстановке, в голове начался отсчёт от 0 до 10, где на цифре 10 повторялось «Я живой». Самовнушение придаёт сил, как говорили психологи. Но поможет ли оно в такой ситуации?       — Стоп, машина! — крикнул первый с эйфорией, не в силах убрать улыбку с лица, заворачивая на больничную стоянку, где останавливается лишь персонал, отчего машин здесь было не так много, можно было остановиться хоть где, чтобы вывести пациента, а затем водитель поставит машину по правилам, либо поедет по следующему вызову. Когда движение прекратилось, то врачи закопошились, вылезая из машины и вывозя на медицинской каталке Льюиса. В его глазах почти белый потолок машины с притемнёнными местами, словно пятнами, сменился на небо. О, если бы он мог сейчас заплакать. На небе не было ни одного облака, ни одной тучки. Всё чисто. Слишком чисто.       — Фу, какая погода, — недовольно сказал самый молодой из них. — Обычно в такую погоду у меня случаются проблемы. У меня даже чуть пациент не задохнулся! У него была гипервентиляция, а когда тот начал задыхаться на моих глазах, то я почувствовал, что будто проваливаюсь в зыбучих песках…       — Ты просто испугался, — фыркнул третий.       — Да вот нет!       — А ну не ссорьтесь, — вмешался первый, затушив быстро и точно загорающий очаг.       — Просто, действительно, должно случиться что-то плохое, особенно если это связано со мной, — с грустью добавил младший, посмотрев на неподвижного мужчину на каталке.       — Мёртвые не встают, — посмеялся третий, словно прочитав его мысли, завозя Грега внутрь и приводя его в себя сменой обстановки. И на эти слова Грег мог поспорить, ещё как, особенно на тот счёт, что его считали мёртвым. «Да нет же, тупые вы ублюдки. Я живой. Живой! Скажите же им!» — кричал внутри себя мужчина, видя, в меру своего обзора, проходивших людей. Его тело не двигалось, а тяжесть на сердце стала чуть сильней. Было страшно. Он был жив, но на пороге смерти, не зная, что происходит. В голове вертелось то, из-за чего всё так могло обернуться. И БРЯК подвесных колокольчиков на двери в морг(которые всегда забавляли и пугали) смогли бы заставить подпрыгнуть с этой каталки и закричать от осознания и страха, что хотел съесть в этом походе. «Я съел ядовитую рыбу! Точнее часть её кожи! Боже! Я не хочу умирать! Но я ещё жив! Нет! Помогите мне! Куда вы?!» — лихорадочно кричали мысли в голове, а губы были смертельно неподвижны. Все трое решили покинуть это местечко, попить кофейку, заняться другими делами. Труп никуда не убежит, а его знакомая где-то в пути. Может, она будет в пути до вечера? Никто не знал. А Грег, тем временем, не сдавался. Он пытался издавать звуки громче, но чем чаще это происходило, тем тише становился звук, пока и вовсе не пропал именно тогда, когда звякнул колокольчик. БРЯК. Надежда вновь вспыхнула ярким пламенем, особенно тогда, когда рядом оказалась знакомая с фирмы по кредитам. Звонил ей в последний раз, спрашивая про здоровье, семью, детей. Ничего важного, просто отвлечение от терзающей тоски. «Да! Да! Да! Посмотри на меня! Да, Господи, приставьте к моему рту грёбаное зеркало, я подышу от всей души! Давай же!» — раздражённо кричал Грег, но ничего из этого не произошло. Девушка вскрикнула и отвернулась, закрывая лицо руками. Она расплакалась, упоминая кое-какое имя. Внутренний крик стих полностью. В этой комнате действительно остался только тихий плач, никаких других звуков. БРЯК. Заговорил успокаивающий, первый голос, уводящий плач далеко в сторону, пока того совсем и не стало. «Они не слышат и больше не услышат, » — проскользнуло в голове Льюиса трагической апатией, которая хотела видеть лишь беззащитность голубого неба и то, что его ждёт на этом небе. Что происходило дальше? Всё просто. В этот же день был заказан гроб, Грега отвезли на кладбище. Ему вырыли могилу рядом с кое-каким человеком. Небо, до сих пор, было максимально чистым, а глаза мужчине закрыли через пять минут, давая проникнуться такой всевышней красотой полностью, как он и сам этого всегда хотел. Всюду доносились извинения, хорошие слова, слёзы, словно хотели промыть всё тело, каждую косточку. Но это слышали лишь они сами. Они хотели и хотят слушать то, что говорят. «Я встречусь с тобой», — подумал Грег уже лёжа в гробу, слыша, как по его крышке начала стучать земля. — «Я нарисую свой мир. Я окунусь во пропасть и ослепну. Тьма возгорится, как солнце. И если меня окружит мгла, достану своё сердце. Оно будет сиять ярче ясного дня».       — Мне очень жаль, Грег, — прошептала девушка, его знакомая, оставшаяся в одиночестве. Она положила руку на землю и немного сжала её, мысленно моля Бога лишь о хорошем. Он заслужил этого. — Мне действительно жаль. Её ноги медленно поплелись прочь, к дому мужчины. Остался последний штрих, без которого нельзя поставить точку на этой истории.       — Теперь вы будете вместе, как ты и хотел всё это время. Надеюсь, ты счастлив, — сказала она, передвигая декабриста на палящее солнце, лучи которого жадно впились в бедное растение. Не в силах смотреть на очередную смерть, девушка бросила последний взгляд на дом в целом, уходя оттуда, оглянувшись лишь перед поворотом, ощущая колющую боль внутри.       — Надеюсь, ты счастлив, — повторила она, быстрым шагом передвигаясь уже по другой улице. Солнце продолжало палить, лишая цветок жизни. Казалось, продолжалось это мучительно долго. Но что чувствовало растение? Боль? Паника? Его стебли начинали медленно желтеть, а членики стеблей теряли свою влажность, засыхая, как осенний лист. Они медленно отпадали, приземляясь аккуратно на стол. Кампанула смотрела на это своим мёртвым взглядом. В доме погибла последняя жизнь, осыпавшись, точно дерево. Мёртвое дерево. А ветер сдует с рамки ткань, где на фотографии навсегда запечатлены бессмертные улыбки.