***
Школа оказалась далеко не так чудесна, как мне представлялось по книгам. Во-первых, там было жутко холодно. То есть в Замке тоже было не очень-то тепло по сравнению с моим родным миром, но терпимо. А здесь… Вечная мерзлота какая-то. Мне постоянно хотелось закутаться в десяток свитеров, но школьная форма свитеров не предполагала вовсе. Поэтому я постоянно дрожала. Когда я попробовала пожаловаться на это классной даме, та только смерила меня недоуменным взглядом и заявила, что прохлада полезна для здоровья. Прохлада! Это прохлада? А что ж тогда они считают морозом? – Подумаешь, какая нежная! – фыркнула тогда моя одноклассница Хелен. – Мы все так живем – и ничего. Я не стала ей ничего отвечать. Ведь не объяснишь же, что они с рождения привыкли к такому климату, а я привыкла совсем к другому. Когда я пожаловалась на холод в письме Кристоферу, он посоветовал мне использовать согревающие чары. И почему я сама до этого не додумалась? Сразу стало гораздо веселее. Второй удручающей вещью была еда – она была ужасающе пресной. Почти безвкусной. Особенно я ненавидела овсянку, которую нам неизменно подавали на завтрак и которую я через силу пыталась запихнуть в себя, едва не давясь. Кристофер прислал мне посылку со специями, и эта проблема тоже была решена. По крайней мере, отчасти. Гораздо хуже обстояло дело с двумя другими проблемами. И тут уж Кристофер ничем не мог мне помочь. Отправляясь в школу, я надеялась найти там подруг. Конечно, я была готова к тому, что у меня появятся и недоброжелатели (вроде педантки Дельфинии), но уж никак не ожидала, что все девочки воспримут меня в штыки. Они считали меня странной. И тут я могла их понять: я, чьи знания об этом мире были почерпнуты исключительно из нескольких книг, действительно была странной в их глазах. Но вот почему меня надо за это презирать, я понять не могла. Впрочем, меня не травили, не пытались нарочно навредить – просто высокомерно игнорировали. Ну, и не упускали случая посмеяться над моими странностями. Не так уж страшно, если подумать. Тем более, что к одиночеству я давным-давно привыкла. Но рухнула моя главная мечта – завести подруг. И это было обидно до слез. Я действительно пару раз плакала ночью, когда была уверена, что все спят и меня никто не услышит. Пока не получила письмо от Кристофера. Он написал (и я прямо-таки чувствовала, как бумага дышит его возмущением), что они просто глупые девчонки, не стоит вообще обращать на них внимание, и что это они меня недостойны. Я улыбалась до ушей, читая это послание, так что соседки по спальне начали недоуменно и опасливо на меня коситься. И это заставило меня улыбнуться еще шире. Кристофер прав. Я была Живой Ашет, и пусть они этого не знают, но кто они такие рядом со мной. Что, впрочем, не отменяло разочарования. Не лучше обстояло дело с учителями. Они недолюбливали меня за невежество. И постоянно повторяли, что в таком возрасте мне следовало бы быть гораздо более образованной. А я не могла сказать им, что получила прекраснейшее образование, просто все мои знания касаются другого мира. Другой Серии миров. Но эту проблему я была в состоянии решить. Я усердно занималась, буквально не поднимая головы от учебников, и к концу семестра учителя уже ставили «невежественную» Милли в пример другим девочкам. Вот только это настроило их против меня еще больше. Домой – странно, но Замок Крестоманси успел стать в моем сознании домом – на Рождественские каникулы я возвращалась с облегчением. Но и с решимостью в следующем семестре сделать всё, чтобы стать своей в пансионе. Я не собиралась так просто отказываться от мечты. А пока, приехав в Замок, я обнаружила там небольшую группу детей, которых де Витт пригласил на обучение с Кристофером. Вопреки моим опасениям, они встретили меня дружелюбно и с энтузиазмом – совсем не как в школе. Мои странности были для них предметом интереса, а не презрения. Каким же это было невероятным облегчением и утешением! И я даже не ожидала, насколько буду рада видеть Кристофера. Оказывается, я успела страшно по нему соскучиться. Весь вечер после ужина мы болтали в его комнате, обмениваясь новостями, которыми не успели обменяться в письмах. И я была рада заметить, что он повеселел с тех пор, как я видела его в последний раз. Компания сверстников явно пошла ему на пользу. Его черные глаза сверкали, и он воодушевленно жестикулировал, рассказывая мне про новых друзей. Его комната тоже сильно изменилась – теперь она гораздо больше отражала вкусы Кристофера, а не была, как прежде, безликим холодным помещением. – Не думал, что когда-нибудь скажу это, но Замок стал вполне приличным и почти уютным местом, – с довольной улыбкой заключил Кристофер. – Особенно теперь, когда ты вернулась. Я улыбнулась в ответ и почему-то покраснела. – Это будет лучшее Рождество в моей жизни! – мечтательно вздохнул он, не обратив внимания на мое непонятное смущение. И это напомнило мне о том, о чем я давно хотела спросить, но в школе не могла этого сделать, поскольку на меня наверняка посмотрели бы как на идиотку. – Расскажи, что такое Рождество? – попросила я. Кристофер на мгновение застыл, а потом с выражением удивления собственной глупостью произнес: – О, действительно – ты же не знаешь. И рассказал. О Боге, Который стал Человеком, чтобы, как пастух, ищущий заблудившихся овец, найти ушедших от него по своей глупости и заблудившихся людей и вернуть их к истинному предназначению быть Его детьми. О Боге, Который вытерпел от собственных созданий страшную смерть, чтобы исцелить их и освободить от власти зла. Услышанное заставило меня надолго задуматься. О злобе и эгоистичности Ашет, убивающей своих последователей. И об этом Боге, который Сам умер ради Своих созданий. У меня было чувство, будто я всю жизнь провела во тьме и только сейчас вышла к свету. – Кстати, тебя ведь надо крестить, – заметил Кристофер и неуверенно добавил: – Ну… если хочешь, конечно… – Хочу! – горячо ответила я, даже не раздумывая. Кристофер счастливо улыбнулся: – Тогда скажем Габриэлю, да? Он всё устроит. Я энергично закивала. И незадолго до Рождества меня крестили. Я почти не понимала читаемых молитв, было довольно-таки холодно стоять в одной сорочке в каменной церкви, особенно когда мне на голову лили воду. И всё же меня не оставляло непередаваемое чувство благоговения и сияющей безмятежности. Я была абсолютно счастлива. Моего безмятежного спокойствия не нарушило даже поддразнивание Кристофера, который после окончания Таинства торжественным тоном, но с озорным блеском в глазах сказал: – Поздравляю, новокрещенная Милисента. Вот я никак не думала, что так понравившееся мне имя героини книги полностью звучит как «Милисента». И Кристофер, конечно, не мог упустить случая поддеть меня. – Спасибо за поздравления, – чинно ответила я и тихонько добавила: – И еще раз назовешь меня Милисентой, получишь. Кристофер засмеялся, но больше дразниться не стал. Я чудесно провела в Замке праздники, и когда настало время возвращаться в школу, мне стало грустно. Даже закралась мысль: а может, и вовсе туда не ехать? Особенно когда Кристофер завел свою песню: «Оставайся учиться в Замке – что тебе там делать?» Но я решила дать школе еще один шанс. А уж если за этот семестр ничего не изменится, то брошу ее. И у меня получилось! Внимательно наблюдая за одноклассницами, их привычками, манерой вести себя, манерой говорить, я постепенно смогла перенять всё это и слиться с их компанией. У меня даже появилась по-настоящему близкая подруга Элайза. Всё складывалось просто отлично. До тех пор, пока два года спустя я не перешла в старшую школу.***
Почему-то в старшей школе (по крайней мере, в этой) резко перестали обучать чему-нибудь полезному. Одни только танцы, манеры, вышивание… Нет, я готова была признать, что это тоже нужные умения, но ведь не когда сосредотачиваются исключительно на них и больше ничему не учат. Вторая беда заключалась в том, что все мои подруги попали в другие школы. А те девочки, которые теперь учились со мной, были просто ужасны. И я нисколько не преувеличиваю. Все они были из самых знатных семей – чуть ли не принцессы, – меня считали безродным приемышем и издевались, как только могли. Подбросить лягушку в кровать, заменить шампунь какой-нибудь жуткой краской, толкнуть меня на уроке так, чтобы опрокинулась чернильница, а потом пожаловаться учителю, что я испортила им тетради – это стало просто в порядке вещей. И почему-то учителя всегда вставали на их сторону. Ни один ни разу не поверил, что жертва здесь я. Я пыталась защищаться магией, но меня за это наказали. Едва дотерпев до каникул, я рассказала обо всем Габриэлю и попросила забрать меня оттуда. Но к моему величайшему изумлению и разочарованию, он тоже мне не поверил. Сказал, что я раздуваю из мухи слона, конфликты случаются в любой школе, и это не повод бросать ее. То, что мне не верили учителя – еще ладно, но отношение Габриэля... По сути, он просто отмахнулся от моих жалоб, посчитав их несущественными. Я вылетела из его кабинета в слезах, лихорадочно размышляя, что мне теперь делать. Проучиться в этом ужасном месте еще несколько лет я была просто не в силах. Задумавшись, я не заметила, как налетела на Кристофера. – Милли, что случилось? – спросил он, поймав меня и удержав от падения. – Почему ты плачешь? Вообще-то я не хотела ему рассказывать. Я знала, что он состроит этакий снисходительно-покровительственный вид «Не беспокойся, я всё решу». В последнее время он постоянно стал так делать, и это меня жутко раздражало. Да, спору нет – он умный, способный и весьма находчивый, но зачем же так воображать? Самоуверенность когда-нибудь его погубит. А еще меня раздражала его помешанность на одежде и неспособность запоминать имена окружающих. С возрастом Кристофер становился ужасным снобом. Элизабет, когда я однажды на это пожаловалась, засмеялась и сказала: – Милли, дорогая, он просто пытается произвести на тебя впечатление. Я ошарашенно поморгала. Кристофер? На меня впечатление? Кристофер? Нет, она серьезно, что ли? А кроме того… – Вот так? – недоверчиво спросила я. Элизабет весело пожала плечами: – Ну, уж как умеет. Мальчишки – что с них возьмешь? Мне хотелось бы верить Элизабет. Очень хотелось бы. Ведь на самом деле Кристофер мне нравился. Даже больше, чем нравился. А ладно, перед собой-то можно признаться – я любила его. Но что бы ни говорила Элизабет, его поведение не казалось мне поведением человека, пытающегося понравиться девушке. Скорее поведением безалаберного мальчишки, у которого ветер в голове. Наверное, именно это раздражало меня больше всего. В общем, рассказывать Кристоферу о проблемах в новой школе я не собиралась. Но в его голосе было столько искреннего беспокойства и желания помочь, что я не удержалась и выложила всё, как на духу. И он повел себя именно так, как я боялась. – Не беспокойся, Милли, дорогая, – самоуверенно заявил он. – Я всё улажу. И отправился к Габриэлю. Я только вздохнула, посмотрев ему вслед. Конечно же, их разговор закончился скандалом. И тогда у Кристофера родилась «гениальная» идея сбежать в Пятую серию. Он с таким вдохновенным видом вещал мне, как прекрасно мы сможем жить вдвоем на острове, что я чуть не поддалась соблазну согласиться. Но не поддалась. Я не собиралась позволять ему разрушать свою жизнь. Даже ради меня. А кроме того, я прекрасно знала, что он не выдержит долго на необитаемом острове. Кристофер слишком социальный человек – ему нужна публика. И я не настолько льстила себе, чтобы думать, будто моего общества ему будет достаточно. – Никуда я не собираюсь с тобой сбегать, – решительно заявила я, скрестив руки. – Не говори глупостей. – Но… – попытался возразить Кристофер. Я не дала ему договорить, встав на цыпочки и быстро поцеловав в щеку. Единственный способ заставить Кристофера перестать спорить – повергнуть его в ступор. И в данный момент мне пришел в голову только такой. – Спасибо за беспокойство, но я справлюсь. Сработало. Кристофер замер. Слегка покраснев, он молча смотрел на меня и даже, кажется, моргать перестал. Сдерживая улыбку, я взяла его за плечи, развернула к двери и мягко подтолкнула к выходу. Он даже не сопротивлялся. В конце концов, может, Элизабет и права была. И от этой мысли у меня резко улучшилось настроение. Правда, возвращение в школу снова изрядно его испортило. Но к тому моменту у меня уже созрел план. Вдохновленный, как ни странно, Кристофером. То есть – да, я решила сбежать, только одна. Потому что нечего ему из-за меня портить свое будущее. К тому же я не собиралась сбегать навсегда, когда-нибудь, когда Габриэль поймет, что был не прав, я вернусь. Я тщательно подготовилась, чтобы все подумали, будто я перебралась в другой мир Двенадцатой серии, тогда как на самом деле решила перебраться в Седьмую. Выбрала я ее исключительно из-за удаленности от Двенадцатой в обоих направлениях круга миров. То есть самой далекой получается Шестая, но Шестая мне не нравилась – слишком сильно отличалась. А проходить заново весь путь адаптации, который я уже прошла в этом мире, мне совершенно не хотелось. Поэтому Седьмая. Сбежала я налегке. Деньги Двенадцатой серии мне там всё равно не понадобятся, одежды я тоже решила много не брать. Я собиралась заработать себе на жизнь. Кристофер мог сколько угодно смеяться над моими планами насчет работы и считать их наивными, но я знала, что справлюсь. Уж горничной всяко смогу быть. А горничные нужны везде. Но всё вышло совсем не так, как я рассчитывала. Переместившись в Седьмую серию, я оказалась в пустом доме, где совершенно не к кому было устраиваться горничной. Я попыталась выбраться из него, чтобы поискать в других местах и… ничего не вышло. Каждый раз, когда я куда-то шла, я неизменно возвращалась всё в то же заброшенное пустое строение. То есть не совсем пустое. Оказалась, в нем жила пожилая ведьма. Я однажды столкнулась с ней, когда зашла на кухню на запах еды. – Откуда ты, деточка? – ласково спросила она, продолжая вязать нечто длинное, вроде шарфа, пока я смущенно топталась на пороге. – Извините, что так врываюсь, – сказала я, шагнув вперед. – Но я заблудилась в этом меняющемся доме и никак не могу выбраться. Потому что дом не только притягивал меня к себе, но и каждый раз неуловимо менялся. – Да-да, он всё время меняется, – проворковала ведьма. – Да ты садись, деточка, покушай – поди проголодалась. Пару секунд я колебалась, а потом решила воспользоваться предложением. Она казалась доброй, а кроме того, я сильно проголодалась. – Я знаю, как здания меняются, – продолжала ворковать ведьма, пока я с аппетитом уплетала яичницу с беконом, – и помогу тебе выбраться, когда наступит подходящий момент. Потому что не во всякое время можно выбраться. – Спасибо, – искренне произнесла я. Несмотря на обещание ведьмы, я не сидела сложа руки и продолжала пытаться выбраться самостоятельно. Но безуспешно. Несколько месяцев кружилась по непостижимому лабиринту, не выпускавшему меня, чувствуя себя подопытной крысой. Я пробовала выбраться с помощью магии, но и это не сработало. Я чувствовала, что главные изменения происходят где-то наверху, но никак не могла туда добраться. Я начала приходить в отчаяние и даже малодушно подумывать, не призвать ли мне Габриэля, когда появился Кристофер. Я была безумно рада его видеть, и еще более счастлива понять, что он тоже рад и что пришел сюда исключительно ради меня – потому что почувствовал, что я попала в беду. И хотя на той двойной винтовой лестнице, по которой мы бежали, было очень плохо слышно из-за гулкого эха, мы не могли перестать переговариваться по пути вниз. Или скорее, перекрикиваться. – Если потеряемся, поднимайся наверх и найди там комнату с моим галстуком на ручке! – крикнул Кристофер уже почти в самом низу. А потом лестница снова стала одинарной, и я снова оказалась в одиночестве. Ни Кристофера, ни его приятеля, который всё время, пока мы бежали, с энтузиазмом щелкал фотоаппаратом. Никого. Впору было разрыдаться. Но я взяла себя в руки и решила последовать совету Кристофера. Только зайду еще раз на кухню – вдруг настал подходящий момент, о котором всё время твердила ведьма. Однако ведьмы там не оказалось. Не так, как бывало, когда она куда-нибудь уходила. Ее не было вообще – я ощутила это каким-то внутренним чутьем. И то же чутье подсказало мне, что именно ведьма удерживала меня в доме – своим вязанием. Она как бы ввязывала меня внутрь. Не знаю, зачем я была ей нужна, но я не люблю, когда пытаются подчинить мою волю. Вязание я распускала целый день. И с каждым распущенным рядом чувствовала, как с меня спадают путы. Я жутко устала – все-таки не так уж просто разрушать чужие чары, да еще такие сильные, – зато теперь наконец-то могла подняться на башню и поискать ту комнату, про которую говорил Кристофер. Вот только Кристофера там не было, а был мальчик, которого я видела с ним на винтовой лестнице. Сначала я расстроилась – опять мы разминулись. Но огорчалась недолго. Теперь, когда я вырвалась из ловушки, скоро встретимся. Кристофер быстро выберется из вероятностей – у него такие штуки всегда здорово получались. Так что я расслабилась и, уплетая ужин Кристофера, весело болтала с Конрадом. Но дни шли, Кристофер не возвращался, и с каждым днем я всё больше беспокоилась. А тут еще началась суматоха с великим приемом, и поскольку я притворялась одной из служанок, мне пришлось в ней участвовать. В довершение всего в Столлери появился Габриэль де Витт. Пришлось срочно сбегать. К счастью, Конрад (у которого явно были свои причины исчезнуть, но мне он о них не рассказывал) вызвался вывести меня из особняка и провести через парк. Я даже и не подозревала, насколько соскучилась по Кристоферу, пока вдруг не услышала его голос среди какой-то суматохи в парке. – Замолчите, все! – рявкнул он. И тут же установилась тишина. Мне стало одновременно смешно (ему всего пятнадцать, а он уже способен построить кого угодно — что дальше-то будет?), я была счастлива (и даже такие обычно раздражающие меня повелительные интонации сейчас вызывали умиление) и беспокоилась (если Габриэль сейчас Кристофера найдет, мало ему точно не покажется). Забыв про Конрада, я со всех ног помчалась на голос, и с разбегу влетела в объятия Кристофера. – Милли! – выдохнул Кристофер, обнимая меня – с таким облегчением и счастьем, что я чуть не разрыдалась. – Я уж думал, никогда тебя не найду в этих вероятностях. Я немного отстранилась, но продолжала держать его за руки. Меня преследовало глупое иррациональное чувство, что если я сейчас его выпущу, он опять куда-нибудь исчезнет. – А я боялась, что ты застрял там навсегда, – призналась я дрожащим голосом – я хотела быть сильной, но ничего не могла с собой поделать и уже чувствовала, как слезы потекли по щекам. Кажется, это испугало Кристофера. Он принялся меня утешать, уверяя, что выбрался бы в любом случае, просто немного запутался в вероятностях. А так ничего страшного не случилось. Я глубоко вздохнула и улыбнулась. Да, со слезами пора заканчивать. Тем более нам надо уходить отсюда, как можно скорее. И только когда мы оказались в фургоне Странников, я вдруг почувствовала, что дико замерзла. Раньше я не замечала этого из-за бури разнообразных эмоций, а сейчас меня колотило так, что зуб на зуб не попадал. Кристофер бросил на меня обеспокоенный взгляд и посадил между собой и Конрадом, чтобы согреть. От его заботы стало тепло на душе, даже если я продолжала стучать зубами. Ехали мы долго, и от плавного покачивания фургона стало клонить в сон. Первым отключился Конрад. Покосившись на него, я осторожно взяла Кристофера за руку, переплетя наши пальцы. Если он и удивился моему жесту, вида не подал, только слегка сжал мою ладонь. – А если бы тебе не удалось выбраться из вероятностей? – тихо спросила я. – Ерунда, – беспечно отозвался Кристофер. – Ты же знаешь, я могу выбраться откуда угодно. Я только головой покачала. Самоуверенный, как всегда. – Габриэль тебя убьет. Я почувствовала, как Кристофер вздрогнул, но голос его остался беспечным: – Пусть сначала найдет! – Ты ведь понимаешь, что тебе всё равно придется вернуться в Замок – рано или поздно? – недовольно прошептала я. – Кто вообще просил тебя бросаться на поиски меня? На самом деле, я была благодарна ему за вмешательство. Без него я бы не выбралась из того дома. Но мне не нравилось, что он вот так – по первому порыву – может всё разрушить. Кристофер немного помолчал, а потом осторожно, кончиками пальцев повернул к себе мое лицо, чтобы посмотреть в глаза. С него слетела маска самоуверенной беспечности, и взгляд черных глаз стал очень серьезным и пронзительным. – Милли, – произнес он, – я последую за тобой, куда бы ты ни пошла. Я всегда приду к тебе на помощь, даже если ты не будешь об этом просить. Поэтому, пожалуйста, не сбегай больше. Одна, во всяком случае. Несколько мгновений я сидела, не в силах оторвать от него взгляда и столь же не в силах произнести хоть что-то. Кажется, я только что получила признание в любви. Вот как можно быть одновременно таким балбесом и таким замечательным? Я сглотнула, открыла рот, собираясь сказать, что тоже люблю его, но так и не смогла решиться, а потому снова закрыла рот. И всё, что я смогла в конце концов произнести, было едва слышное: – Спасибо. Кристофер улыбнулся и поднес мою руку к губам, чтобы поцеловать пальцы. Я почувствовала, как щеки тут же вспыхнули огнем, и понадеялась, что в фургоне достаточно темно, чтобы Кристофер этого не разглядел. Судя по тому, какой довольной стала его улыбка, надеялась я зря. Больше мы ни о чем не говорили, просто наслаждаясь близостью друг друга, и вскоре заснули, как Конрад. Сонливости я зря уступила, поскольку после сна мне стало еще холоднее. Кристофер совсем встревожился и озаботился поиском теплой одежды для меня. Так мы и попали в дом Конрада. А потом всё так завертелось, что я забыла даже про холод. Появление разозленного Габриэля де Витта кого хочешь заставит забыть о чем угодно. Кристофер изо всех вид старался делать вид, будто ему всё нипочем, но я видела, на самом деле он еще как испуган теми последствиями, которые ждут его по возвращении домой. Со мной Габриэль обошелся очень мягко и даже извинился, что не послушал моих жалоб на школу. А вот Кристофера чуть не убил. И это было ужасно несправедливо, я считаю. Кристофер тоже так считал. Они так орали друг на друга, что вопреки закрытым дверям в кабинет Габриэля, слышно было даже от пентаграммы в вестибюле. В замке дрожали окна. А может, и стены немного тряслись. Впрочем, всё это я узнала позже от Конрада и остальных ребят. Поскольку, когда мы оказались в Замке Крестоманси, мой озноб превратился в настоящую лихорадку. Оказывается, я умудрилась заболеть гриппом, а думала, что просто замерзла в холодных горах Седьмой серии. Я пролежала с жаром несколько дней. И к тому моменту, когда очнулась, основные страсти уже поутихли. Хотя Кристофер по-прежнему ходил надутый, а Габриэль был мрачнее обычного. Это мне тоже рассказал Конрад, когда приходил меня навестить. И в справедливости его слов я вскоре убедилась. То есть вид Габриэля я оценить не могла, а вот Кристофер зашел проведать меня и действительно выглядел крайне угрюмым и обиженным. Хотя, увидев, что я пошла на поправку, он тут же повеселел. И долго развлекал меня, рассказывая последние новости. Когда-то в храме Ашет, пытаясь отвлечь меня от мрачных мыслей, Кристофер умудрялся о собственной невеселой жизни рассказать с таким юмором, что я быстро начинала смеяться. Вот и сейчас он болтал о реакции обитателей Замка на наше исчезновение, о том, как Конрад осваивался в Замке, о друзьях и учителях, чуть ли не представляя всех в лицах, и я не могла не смеяться. И только о Габриэле и своем конфликте с ним Кристофер не упомянул ни единым намеком. Будто всё было в полном порядке. Только вот от Конрада я уже знала, что это не так. Кристофер не любил показывать окружающим, что у него могут быть проблемы, что-то не получается, что-то его огорчает. У блистательного Кристофера Чанта всегда всё великолепно, и все проблемы он решает щелчком пальцев. Вот только мне совершенно не нравилось, что он надевает эту маску со мной. Поэтому я спросила: – Сильно тебе досталось от Габриэля? Кристофер пренебрежительно фыркнул и явно собирался отмахнуться от вопроса, но, поймав мой взгляд, передумал. Помолчав, он вздохнул и серьезно – без обычной рисовки – ответил: – Думал, он порежет меня на кусочки, – и обиженно добавил: – С его стороны это верх несправедливости. В сложившейся ситуации он виноват сам – надо было сразу тебя послушать, а не доводить до того, что ты вынуждена была сбежать. Но все шишки валятся почему-то исключительно на меня. Я сочувственно сжала его ладонь, давая понять, что согласна с ним в этом. И всё же не сдержала улыбки при виде его обиженной мины. Кристофер скорчил мне рожицу и улыбнулся в ответ. – Но ты не должна об этом беспокоиться, – с прежней беспечностью заявил он. – Тебе надо набираться сил и получать исключительно положительные эмоции. К собственному удивлению в его темных глазах я ясно прочитала, как если бы он сказал это вслух: «Я так испугался за тебя». И в этот момент я четко осознала, что мое счастье – вот оно: этот взбалмошный своенравный мальчишка, который порой так раздражал меня своими высокомерными замашками и который, не задумываясь, готов был ради меня сунуть голову в петлю. – Я не могу не беспокоиться, – тихо произнесла я, глядя ему прямо в глаза. – Потому что твои печали – мои печали, и твои радости – мои радости. Кристофер замер и, кажется, даже дышать перестал. А я почувствовала, как начинаю неудержимо краснеть. Но взгляд отвести не могла. – Милли, я… – начал Кристофер, но запнулся и так и не договорил. Вместо этого он сначала поцеловал мои пальцы, которые по-прежнему сжимал в своей руке, а потом порывисто наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, в уголок рта и, наконец, очень медленно, будто боялся, что я оттолкну его, добрался до губ. Последней моей связной мыслью было, что мы очень странно признались друг другу в любви – оба так и не произнесли собственно слово «люблю». Но мы прекрасно поняли друг друга. Как понимали всегда. А потом не осталось никаких мыслей. Только чувства. Тепло его пальцев, переплетенных с моими, мягкость его губ на моих губах. Наш первый поцелуй был неловким, неумелым и сумбурным. Мы оба не очень-то представляли, как это правильно делается. И всё же это было самое потрясающее ощущение, что я когда-либо испытывала, от которого сердце то замирало, то принималось колотиться с удвоенной силой, шумело в ушах и дрожали руки. – Ух ты! – выдохнули мы хором, немного отстранившись друг от друга, и одновременно же засмеялись. Поцеловаться снова нам помешало только появление пришедших навестить меня друзей. При всей моей любви к друзьям, именно в этот момент мне захотелось, чтобы они исчезли. Однако я заставила себя приветливо им улыбнуться. Кристофер таких усилий прилагать не стал – откровенно пронзил пришедших недовольно-сумрачным взглядом. Мне захотелось дать ему подзатыльник. Конрад ничего не заметил, а мрачный вид Кристофера, видимо, списал на его раздор с Габриэлем. Генриетта если и заметила, не подала виду. Зато Элизабет выразительно приподняла бровь, окинув нас пристальным взглядом, с этаким ироничным видом: «Мы чему-то помешали?» Хорошо, хоть вслух не сказала. Кристофер тоже обратил внимание на ее мимику – вопреки кажущейся рассеянности, будто он вечно витает в непостижимых сферах, на самом деле он всё прекрасно замечает, даже больше, чем многие другие – и вздохнул с театральной обреченностью. Я хихикнула. Ну, невозможно же не улыбаться, глядя, как он играет на публику. Многие, кстати, велись на его потрясающую актерскую игру. Но, конечно же, не наши друзья. Кристофер быстро перестал дуться – все-таки друзей он любил не меньше, чем я, – и в комнате установилась та теплая атмосфера, из-за которой я всегда с нетерпением ждала возвращения в Замок. Даже если сейчас больше всего на свете мне хотелось поцеловать Кристофера снова. Но я сказала себе, что некуда торопиться – у нас полно времени. Для всего.***
Хотя Габриэль подыскал для меня другую школу – на этот раз заранее тщательно проверив ее, – доктор Симонсон не позволил мне покинуть Замок до самого Рождества, заявив, что я еще слишком слаба и может случиться рецидив. Впрочем, я не возражала. Это было бесконечно счастливое время. Однако мои вынужденные каникулы в конце концов закончились, и настало время уезжать. Мне было немного страшно – почти неосознанно я ждала, что и в этой школе повториться та же ситуация. Но Габриэль сказал, чтобы я сразу писала ему, если что-нибудь будет не так, и обещал больше не отмахиваться от моих жалоб. И это немного успокаивало. По крайней мере, я больше не окажусь запертой в ужасном месте без выхода. Гораздо хуже было прощание с Кристофером. За какую-то пару месяцев я слишком привыкла к постоянному присутствию Кристофера рядом. К его объятиям и поцелуям, к болтовне обо всем на свете по вечерам, к его безудержной фантазии, постоянно изобретавшей сумасшедшие, веселые авантюры, к совместному исследованию самых отдаленных закутков Замка, к дурацким, но таким трогательным маленьким подаркам. И Кристофер нисколько не помогал смириться с необходимостью разлуки. Со свойственным ему упорством он пытался убедить меня в отсутствии этой необходимости. – Учиться ты можешь и в Замке, – был его любимый аргумент. Аргумент, который было сложно опровергнуть. Иногда я сама себя начинала спрашивать, а так ли уж необходимо мне ехать в школу? Но потом вспоминала, что да – необходимо. Мне не хотелось сообщать Кристоферу главную причину, но пришлось. Накануне моего отъезда, когда я собирала чемодан, он устроился на подоконнике в моей комнате и снова завел свою шарманку. Вздохнув, я захлопнула крышку чемодана и выпрямилась, повернувшись к Кристоферу. Я хотела отговориться желанием все-таки воплотить в жизнь старую мечту, но передумала, встретив его взгляд. Такой несчастный и потерянный, что у меня больно сжалось сердце. Да, Кристофер прекрасно знал, что дело вовсе не в столь любимых мною книгах – я давно избавилась от тех иллюзий. Однако, в чем же именно дело, он никак не мог разгадать, и это заставляло его строить предположения. А предположения Кристофер обычно строил худшие для себя. Я долго не понимала, откуда столько пессимизма в столь самоуверенном и обычно жизнерадостном парне, пока не осознала: виной всему то, что его предавали самые близкие и любимые люди. И он подсознательно ждал новых потерь. Это осознание разбивало мне сердце. Поэтому я подошла и взяла его за руки, посмотрев прямо в глаза. – Школа нужна мне, чтобы полностью адаптироваться в Двенадцатом-А. И не говори, что в Замке я также могу изучить все обычаи. Замок слишком нетипичное место. Мне необходимо прижиться в месте с обычными людьми, обычной обстановкой, обычными занятиями. Иначе я никогда не стану по-настоящему своей в этом мире. Кристофер открыл рот, чтобы возразить, но снова закрыл его, так ничего и не сказав. Вместо этого он спрыгнул с подоконника и притянул меня к себе, с такой силой сжав в объятиях, что я чуть не задохнулась. – Я понимаю, – прошептал он. – Но знай, что я буду скучать. – Если тебя это утешит, я тоже буду скучать, – ответила я. – Знаешь, почему-то не утешает – скорее наоборот. Кристофер произнес это настолько недоуменно-обиженным тоном, что я невольно рассмеялась. Кристофер фыркнул, а потом тоже усмехнулся и произнес так тихо, что я едва услышала: – Я люблю тебя, Милли. Я немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо – не послышалось ли? В глазах Кристофера застыло напряженное ожидание, будто он сомневался в моем ответе, будто всё не было предельно ясно с самого начала. – Я знаю, – ответила я, мягко улыбнувшись. – Вообще-то в таких случаях обычно говорят «Я тебя тоже», – оскорбленно фыркнул он, зато перестал смотреть, точно ожидая удара. И я просто поцеловала его, а когда Кристофер с энтузиазмом ответил, мы надолго забыли обо всем на свете. – Я люблю тебя, Кристофер, – шепнула я, когда мы оторвались друг от друга. – Я знаю, – ухмыльнулся он. Зараза ироничная. Я слегка пихнула его кулаком в бок, чтобы не выделывался, и он засмеялся.***
Новая школа действительно оказалась совершенно другой. Девочки восприняли мое появление сдержанно, но, без сомнения, дружелюбно. Я придумала легенду, чтобы объяснить мое невежество в каких-то вещах, считавшихся общеизвестными и само собой разумеющимися: сказала одноклассницам, что всё детство провела в Индии, где служил мой отец; а потом родители погибли, и меня отправили в Англию к единственному родственнику – Габриэлю де Витту. Теперь меня никто не дразнил и не травил. Напротив, все сочувствовали сироте, помогали освоиться, охотно отвечали на вопросы, когда я чего-то не понимала. У меня впервые появились настоящие подруги вне Замка. Да и учили здесь по-настоящему. Хотя этикет, танцы и всё такое тоже входили в программу, все-таки про науки не забывали. А, кроме того, в качестве факультатива преподавали магию. Мне стало по-настоящему интересно учиться; приятно общаться с одноклассницами, устраивать с ними ночные посиделки и даже временами нарушать правила. Столько лет спустя моя мечта наконец-то действительно сбылась. Единственным минусом было то, что я страшно скучала по Кристоферу. И каникулы каждый раз ждала с двойственным чувством: сожалением о предстоящей разлуке с подругами и ставшим вторым домом пансионом и нетерпеливым предвкушением встречи с Кристофером. Ну, и, конечно, с моими друзьями в Замке. И с самим Замком. Правда, по окончании пансиона я в полной мере оценила слова одной из моих любимых книг: «Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать». Прощаясь с подругами после выпускных экзаменов и бала, мы все плакали, обнимая друг друга и обещая не забывать. Хотя в глубине души понимали, что вряд ли еще когда-нибудь встретимся. В этот раз Кристофер не просто встретил меня на вокзале, как делал обычно, а явился забрать меня прямо в пансион. И надо было видеть выражение лиц моих подруг, когда они увидели его. Чуть ли не каждая постаралась отвести меня в сторону, чтобы шепотом спросить, кто это и можно ли с ним познакомиться. Мне одновременно хотелось смеяться и рычать на каждую спросившую. Да, Кристофер всегда был красивым мальчиком. Но поскольку меня в нем привлекала не внешность, я как-то не обращала на это внимания. А сейчас вдруг увидела его глазами моих подруг: высокий и стройный, неизменно державшийся с поистине королевским достоинством и изяществом; точеные черты лица, очаровательная улыбка и просто завораживающие черные глаза. Не говоря уже о великолепнейшем костюме – помешательство Кристофера на стильной одежде с годами вышло на новый уровень. – Все мои подруги от тебя просто с ума посходили, – недовольно сообщила я ему позже, когда мы уже сидели в вагоне поезда. Кристофер с самым ироничным своим видом выгнул бровь и весело спросил: – Ревнивая? Это заставило меня на секунду задуматься. Ревность? Нет – я слишком доверяла Кристоферу, чтобы ревновать. Скорее чувство собственницы – меня раздражало, что другие посмели посмотреть на то, что принадлежит мне. – Нет, – возразила я. – Бдительная. Кристофер ухмыльнулся с невероятно довольным видом. Предложение он мне сделал в тот же день. Хотя оно вовсе не походило на то, как по моим представлениям, почерпнутым в романах, делают предложение. Кристофер никогда не следовал стереотипам. Он просто спросил, как бы между прочим, посреди разговора: – Милли, а ты выйдешь за меня замуж? И я так же просто ответила: – Да, конечно. Еще несколько лет назад я была бы разочарована такой будничностью, но сейчас это показалось мне абсолютно правильным: только так и должно было быть. Свадьбу решили сыграть, как только я достигну совершеннолетия. Всего три года – целых три года! – в одно и то же время тянулись бесконечно и пролетели в одного мгновение.***
И вот я сижу перед зеркалом, уткнувшись подбородком в ладони, и смотрю на свое отражение, не видя его на самом деле. Вообще-то надо бы уже ложиться спать, но я чувствую, что не смогу сейчас заснуть. Завтра я больше не буду Милли де Витт, а стану леди Чант, женой будущего Крестоманси. Женой Кристофера. Я одновременно испытываю возбуждение, страх, радостное предвкушение. И не только потому, что как всякая невеста волнуюсь перед этим знаменательным днем, который кардинально изменит мою жизнь. Я знаю, что выбрала не самую простую судьбу. Крестоманси никогда не может полностью принадлежать себе. И я уже предвижу, что меня ждет практически круглосуточная занятость мужа, бесконечные приемы, конклавы и совещания, внезапные вызовы в любое время суток, бессонные ночи, проведенные в тревоге. И я далеко не уверена, что смогу так уж хорошо со всем справиться. Но ни за что на свете, даже ради самой спокойной и безмятежной жизни, я ни на кого не променяла бы моего Кристофера. Нахального, самоуверенного, упрямого, порой раздражающе высокомерного… Внимательного, заботливого, великодушного и самоотверженного Кристофера. Потому что он всегда был и – я точно это знаю – всегда будет единственным мужчиной в моей жизни. И какие бы трудности ни ждали нас на этом пути, мы справимся с ними вместе – как было всегда.