оголтелая душа серебром кровоточит

      нежность обратна до хруста переломанных рёберных костей в сладкой песне о душистых анемонах на устах рапунцель. молитвенной песне о том, как весной цветы гибнут от амнезии, пересахаренным антропомофизмом осыпая бездыханную землю; в цветущих анафемами мечтах рапунцель вэриан ничего не помнит.       босыми ступнями наступая на юношеское горло, у вэриана уста также кровоточат фитохромом и багрянцем от острозубых порезов и ран; алхимик целует сплетённые со своими витиеватые узоры на кончиках пальцев рапунцель, будь они тонкие ветви деревьев. целует с беспамятством запястья и открытую от одутловатых складок платья шею.       — измерить твою ложь в градусах цельсия, сгорела бы давно.       рапунцель искренностью желтозубого солнца обжигает рёбра изнутри мальчишки: космос на щеках разливается в алые туманности звёздного неба; целует червонными устами лунного мальчика в обе щеки.

***

      в замке чудесного королевства корона кровь медовыми каплями пачкает до исхудалых рыданий мириады залов пыльных, длинных стен с уродливыми окнами. улыбка касалась пунцовых губ наигранно, без капли искренности: юношеская наивность разбилась [о смоляные камни] на остроугольные слабозаряженные частицы.       вэриан с расплывчатым волнением протягивал свои исхудавшие руки, а очаровательная принцесса, боясь их взять, ломала его пальцы фальшивыми грёзами из детских сказок. на теле лилит родимые пятнышки покрывала царапинами и ореолом из кровоточащей лжи, исходящими по вздутым венам из стеклянного сердца. ты счастлив, вэриан?

вэриан не помнит

      юношеской влюблённостью до краёв заполнялся святой грааль из хрустально-глупых обещаний, чертова карусель по имени солнце хороводом кружилась в зелёных глазах. золотой ореол укрывал венок из полевых цветов в волосах рапунцель, когда вэриан, лёжа на позолоченных коленях, вспоминал тонущие в формалине анемоны*: в уродливой, исхудавшей склянке нежные лепестки из ста из восьмидесяти трёх опытов, и они все о рапунцель. рапунцель до ужаса напугана.       нерастраченная нежность сияет в лазурных глазах астеризмами млечного пути, будь они крапинки крови на пляшущих зеленью в чаще деревьях. вэриан касается ее сладких губ своими, дыхание рвано обжигает осыпавшиеся веснушками созвездия на девичьем личике.       — я люблю тебя, солнечная принцесса.

но душа оголтелым серебром кровоточит

***

      — ты боишься вспоминать?       — нисколько!       ореол из амнезии, запутавшийся в солнечных волосах рапунцель, душит алекситимией и ударяет болезненным скрежетом в голове: рапунцель смеётся искрами, царапающими изнутри анемичные скулы, и осыпающими гематомами дотоле чистую юношескую кожу; рассыпаются на кусочки, принцесса их изнутри собирает вновь.

рапунцель на крови клянётся, и в прятки, как птичка, играет; кровь солнца сикстинской капеллой с дрожащих запястий стекает.

      юношескую макушку звёзды целуют бережно: воспоминания возвращаются в девичьей любви, дымчатыми клубнями вьются золотощёкие пряди, и вэриан зарывается в её пшеничные волосы рукой солнечную девочку под землю, к корням цветущих анемонов. ложь грёзит в её пушистых ресницах, словно серебряный ребис под веками похоронен до последующей весны, словно запятнанные амнезией обещания расцветут вновь.

шепчем друг другу в губы:

забудь забудь забудь забудь забудь забудь забудь забудь

***

а солнце над нами поёт, над нами смеётся.