нелюбимая его в шею целует

Арсений смотрит в телефон и гипнотизирует надпись на экране. В голове пусто и странно. И даже немного противно. Он делает глубокий вдох, чуть склоняется к Паше, лежащему у него на плече почти без одежды, и выдавливает из себя: — «Нелюбимая» — это про Соболева? Воля вскакивает. Смотрит на него ошарашенно, тщетно пытаясь снизить градус эмоций на своем лице. Арс стягивает наушники и откидывает телефон на столик возле дивана. Не знает, как реагировать, потому что не признается себе, что чувствует. Паша бросает взгляд на затухающий экран телефона Арса, на секунду поджимает губы и вновь смотрит на Попова. — Да. Думал, что никто не догадается. — Ясно. Арс потирает шею и чувствует усталость. Хочется, чтобы Воля ушел. Он избегает его взгляда и машинально дергается, когда Паша пытается дотронуться до руки. — Не понял про дочку. Чья? Его? Твоя? — пытается нагнать на себя безразличие Арс и задает, кажется, просто логические вопросы. — Моя, — Воля сглатывает. — Я ее назвал в честь… — Я знаю, — Арсу не хочется слышать это вслух. — Но это же не ваша дочь, — хмыкает он с каким-то укором. — Арс, в песнях не пишут всю правду, — закатывает глаза Паша, прибегая к своей стандартной манере сглаживания углов. — Это выдуманная история. На эмоциях от реальной. Как-то так. Попов не понимает, почему хочется запустить в Пашу этим телефоном, где все еще открыта песня. Он давно знает про Соболева, он своими же глазами видел, как они целовались, когда Илья приходил на съемки Импровизации, когда отношений между Пашей и Арсом еще и в помине не было. — А нелюбимая женщина — это Наташа? — вставая с дивана и подходя к Воле вплотную, спрашивает Арсений. Паша делает полшага назад, чувствуя неясную опасность. — Какой ты проницательный, — прищуривается Воля. И тоже внезапно чувствует злость. — А ты, значит, любимая? Арс не заметил, как припер Пашу к стене. Тот сглатывает и напряженно смотрит Попову в глаза. — Это было давно. Арсений несколько секунд зло смотрит Воле в глаза, а потом его окатывает ледяной водой. Легкие скручивает, и он может только отвернуться и выдавить из себя: — Многовато у тебя любовников. Это ревность. А это значит, что их отношения нужно прекращать прямо сейчас. — Арс… — Паш. Воля подходит вплотную, проводит рукой по его груди, утыкается носом в шею и замирает. — Это сложно. Попов хмыкает. Он знает, что такое сложно. — Если хочешь, давай прекратим, — произносит Воля глухо и как-то безжизненно. Попов молчит, гипнотизируя взглядом стену. Он прекрасно знает, что Паша до сих пор неравнодушен к Илье. Невозможно не видеть всего этого. Закушенную губу, когда читает от него сообщения. Горящие глаза при созвоне. Учащенное дыхание, когда они рядом. На новогоднем Камеди Арс изо всех сил сдерживал себя, чтобы не наставить Воле засосов в туалете и не показать Соболю, кто теперь с Пашей. Но Арс слишком приличный. Видимо, этой развратности ведущему и не хватает, раз до сих пор коленки подкашиваются от этого мелкого придурка. — Нелюбимая женщина его в шею целует… — шепчет Арс, наклоняясь к Пашиной шее и оставляя невесомый поцелуй. Чувствует, как тот дрожит в его руках. Смотрит — и видит в глазах бездонную вину. Это ответ. И он знает, что так будет всегда. И ему нравится эта затея. — Ты не нелюбимая… не нелюбимый, — сглатывая, хрипло отвечает Воля. Он весь сжимается под взглядом Арсения. Вся спесь, вся показная наглость и твердость всегда улетучиваются, когда они остаются наедине. С семьей он таким быть не может — там он отец и успешный муж, красивая картинка для рекламодателей. С Соболем он жертва, отдающаяся раз за разом воле развратных желаний своего пленителя, потакающая любой прихоти, позволяющая собой управлять — только так он может расслабиться, отключить голову и контроль. А с Арсением… с Арсением он другой. Паша не знал, что в нем еще осталась эта хрупкость. Эта нежность. Эта ранимость и романтика, которые накрывали его с головой и так мешали жить в студенчестве. Мешали и одновременно наполняли настоящей, правильной жизнью. Жизнью, которая давала силы вставать после каждого падения и хоть на каплю, но все еще верить людям вокруг. Он давно перестал верить. Пока не встретил Арса и не узнал, каким огнем может гореть душа, когда ее принимают со всеми изъянами, дырами и пустотой. Но он никогда не скажет, что любит его. А Арсению никогда не захочется услышать эти слова. Иначе бы он не влюблялся в тех, кто не способен на взаимность. После двух минут молчаливого взгляда глаза в глаза Паша опускает голову и едва слышно произносит: — У меня есть песня про тебя. Арс нервно хмыкает, не понимая, что за эмоция кроется за участившимся сердцебиением. Радость? Трепет? Страх? — Ты знаешь, что я никогда не подпишусь на тебя в инстаграме, да? — вдруг говорит Паша, словно это имеет отношение к теме. Смотрит вновь твердо, можно было бы даже подумать, что уверенно, если бы не напряженные скулы. Арсений не понимает, к чему это. — Никогда не подпишусь. И не поставлю ни один лайк. — Паша вновь сглатывает, будто ему тяжело говорить. Сейчас Арс знает, что чувствует — обиду и злость. — И всю жизнь буду делать вид, что не захожу на твою страницу по два раза в день, проверяя, нет ли новых фотографий. Что не сохраняю каждую в закрытый под пароль альбом, для чего скачал специальное приложение. Что… — голос его срывается, но он находит в себе силы продолжать. — Что не мечтаю когда-нибудь бросить все и уехать с тобой за океан, чтобы больше никто не смел указывать мне, как жить и кого любить. Попов слышит, как Паша шумно вдыхает воздух через нос, отворачивается и суетливо начинает одеваться. — Но уезжаешь за океан ты только с Ляйсан. Паша замирает. Его плечи опускаются и ссутуливаются. Он поворачивается, и Арсений видит, что его глаза красные и влажные. — Да. И так будет, пока я не сдохну. Так… — он снова шумно вдыхает и пару раз моргает. — Так что давай все прекратим. Как ты и хотел. Так будет лучше. Я уже сделал свой выбор. И вряд ли… вряд ли смогу жить по-другому. Он уже стоит у порога, но не обувается, а просто тупо смотрит в пол. Арс весь сжимается, ему страшно, ему совсем не хочется того, что предложил Паша. Попов подходит к нему сзади и трогает за талию. Тот оборачивается и смотрит потухшим взглядом. — Что за песня? Паша молча идет к телефону Арсения, находит «Окно напротив» и включает. Арс хмурится на протяжении всей песни, точнее, стихотворения, наложенного на музыку. Он не понимает, как оно связано с ним. Пока не слышит последнюю строчку. «Я приезжаю каждый вечер снова, снова, В надежде, что она зашторит шторы». Он поднимает Пашино лицо ладонями и смотрит в грустные глаза. Тот глядит в ответ загнанно, извиняясь. Арс читает: «Прости, что написал ее». Читает: «Прости, что я такой». Читает: «Ты мне так нужен». Целует так нежно, насколько хватает сил. Чувствует, как Воля вцепляется пальцами в его футболку, как судорожно вжимается, как чуть не всхлипывает Арсению в губы. Отстраняется. Обнимает. Целует в мочку уха. И Паша знает, что это значит. — Я не подорожник, Паш. Не надо меня прикладывать туда, где болит, — почти шепотом, горько улыбаясь, произносит Арсений. Воля кусает губы. Кивает. Рассеянно проверяет карманы, проверяя телефон. Молча уходит. Арсений берет в руки телефон и блокирует Пашу в инстаграме. Подходит к окну и задергивает штору, стараясь не смотреть на худую фигуру в красном капюшоне, сидящую на капоте джипа и не замечающую, что дождь уже окрасил костюм в багровый.