Счастливый финал на двоих

Огни… Огни машин, вертолётов, фонарей… Они все смешались в непонятную светлую массу, которая беспощадно сверлила глаза. Всё туманно и неестественно. Звуки сирен пронизывали уши насквозь, и это невозможно было терпеть. Хотелось пропасть, провалиться сквозь землю, но только не оставаться здесь. Ни секунды. Пыль врывалась в ноздри и не давала дышать, тело ныло от боли и от потери крови, где-то вдалеке слышались крики людей, которые, впрочем, были мало похожи на крики. «Больно… Чёрт! Где все? Где я?» Это была кровопролитная стычка злодеев и героев в Хорсю. Новости о разрушенном маленьком городке разлетелись по всей Японии в считанные часы. Пресса не указывала подробностей, но лишь те, кто были там, знали правду. Это была решающая битва Всесильного и Все за Одного, Альянса Злодеев и учеников ЮуЭй с про героями. Победитель — лишь один. Но в остатках зданий, облаках пыли, разбросанных лучах невозможно было определить, кто победил. Нужно только ждать. Ждать, пока всё стихнет, пока найдут люди, пока помогут пострадавшим. Деку, который никогда не сдаётся, лежит в собственной крови. Сейчас он беспомощен, подобно цветку. Он не может двигаться, слишком больно. Он не чувствует себя из-за болевого шока, полученного ударами и ножевыми ранениями Ному и членами Альянса. Лишь бы… Лишь бы его не нашли злодеи… Пускай он установит контакт хотя бы с одним-единственным человеком. Поэтому он кричит. Кричит из последних сил, прося о помощи. Это не ты, деку. Ты не тот Мидория, который с улыбкой помогает всем пострадавшим. Теперь ты — пострадавший. Вряд ли тебе кто-то поможет, ведь ты под завалами разрушенного здания, наверное, даже рядом с чьим-то трупом невинного человека, пострадавшего от выходок как и злодеев, так и героев. Но ты не думаешь о своём спасении, ты думаешь о других и заботишься тоже только о других. Тебе на себя наплевать. Ты даже на героя не похож — жалкий человечишка, который пытается сохранить огонёк героизма в себе, если тот ещё остался и не потух. Если он был не фальшивым. Ждать. Только ждать. — Деку?! — … — Де-е-е-еку?! — …а? Его уши улавливают непонятный резкий звук, который всё приближается. Его нашли злодеи? Или это просто галлюцинации? Он бредит? Или уже мёртв? — Деку! Ты жив?! Деку?! — …мхм… Кх…кх… Он открывает глаза, но в них моментально бросаются резкие лучи света, от чего опять приходится зажмуриться. Кто рядом? — Деку! Не умирай! Прошу, не надо! Этот голос. Чертовски знакомый голос. Ласковый и добрый голос… У кого же он был? — Ура…рака.? — Да, Деку, Деку! Это я, слышишь?! Сейчас мы выберемся отсюда, про герои уже организовали масштабные поиски! — Боль…но… Мидория протянул руку к животу, откуда текла кровь. Такая пульсирующая и неприятная рана. Казалось, что внутренние органы затягивает чёрная дыра, оставляя от себя лишь пустоту и боль. Очако не могла ничего сделать, ведь сама была ранена в оба плеча. О, как ей трудно было разгребать завалы такими руками! Она пересилила себя, только ради спасения друга. Лучшего друга. Теперь не так… Страшно? Да, мысль о том, что Урарака жива, значительно улучшила внутреннее состояние Мидории. Его луч надежды стал шире, чем до этого. «Спасибо, Уравити.» Девушка на протяжении двух часов держала руку Изуку, боясь, что тот умрёт. Каждые пять минут она измеряла его пульс и пыталась подать знаки про героям, но её причуда находилась в ослабленном состоянии и едва могла поднять небольшой обломок стены. Небольшой шанс, что их найдут, ещё теплился в их надеждах, но постепенно угасал. Каждый раз они вздрагивали, когда слышали звуки плача или крика откуда-то сверху. Да, можно было тоже закричать, но не факт, что они не потеряют сознание. — Так… Сейчас я подниму это плиту… Я смогу… Смогу! — Урарака коснулась пальцами обломка стены, и тот каким-то чудом, с сотой попытки поднялся в воздух. Она направила его вверх, открывая новый проход, и старалась поддерживать его парение уже наверху, где обломок могли заметить люди, а в лучшем случае, герои. Если сейчас она отключится, то не найдут их обоих. Очако прекрасно это понимала, и пыталась сосредоточится только на использовании квирка. Мелкие камни посыпались сверху, но понять, что этому способствовало, было невозможно. Земля тряслась под напором ходьбы чего-то большого. Если это злодеи, им конец. Но Очако продолжала держать плиту наверху, не решаясь подать признаки жизни. Теперь этот объект совсем рядом. Ученики застыли в страхе и предвкушении чего-то ужасного. Парившая стена была взята огромной рукой и отброшена в сторону. — Здесь кто-нибудь есть? Чей это квирк? Теперь можно было разглядеть человека, стоявшего над завалами. Какое это было счастье для их обоих, когда это оказалась Леди Гора! Очако закричала изо всех оставшихся сил: «Мы здесь! Мы здесь!» Через минуту большие руки про героя раскапывали завалы. — Вы сильно ранены?! — сказала обеспокоенно Такеяма. — У Мидории глубокая рана в животе, так же многочисленные порезы по всему телу. У меня… — Урарака замялась, — у меня всё в порядке, только небольшие царапины. — Сейчас я вас доставлю в пункт сбора учеников ЮуЭй, там вам окажут необходимую помощь! Вы молодцы, что смогли подать сигнал! — Спасибо… — Урарака обхватила оба плеча, съёжившись от боли. Она не должна была доставить больше проблем, уж лучше Изуку помогут лучше, чем им двоим. Она сама… Справится… Это не… Больно… Леди Гора аккуратно взяла в руку Деку и Уравити, но её обеспокоенное лицо выглядело так, будто она что-то забыла, поэтому на секунду остановилась, и спросила: — Вы слышали кого-нибудь рядом во время вашего нахождения здесь? Очако, сохранявшая сознание, отрицательно помотала головой, сбив все те жуткие голоса на галлюцинации, прилегла на ладонь Юу и закрыла глаза. Ей не хотелось верить, что этот кошмар происходит именно с ней и именно сейчас. Урарака, будучи очень заботливой, сильно беспокоилась о состоянии Деку. Она слишком сильно волновалась и за остальных; ей было страшно представить, что после этой битвы количество учеников в классе уменьшится. Она не могла об этом даже думать — ей становилось хуже и хуже. В конце концов, девушка уснула, положив руку на грудь Деку как свою надежду на его скорейшее выздоровление. Она верила, и её вера была сильна. Городская больница наполнялась пострадавшими учениками, про героями и гражданскими. Продолжались поиски людей под завалами, описывался ущерб разрушенных зданий, повреждённых линий электропередач, дорог. Машины полицейских постепенно наполняли еле уцелевшие улицы, блюстители порядка тоже присоединялись к поискам. Постоянное напряжение парило вместе с облаками пыли, растворялось и появлялось вновь и вновь в независимости от ветра. Что-то большое и страшное назревало, но оно было неощутимо. Где-то у дерева сидела девочка с мамой, и плакала, прося о помощи. Её лёгкое платьице было испачкано кровью, а дрожащие руки пытались разбудить маму. Глаза были заплаканные и красные, а волосы растрёпанные и в пыли. Рядом валялся плюшевый мишка, который уже мало утешал испуганную дочку. Это была воистину страшная картина. Вот её замечают полицейские и подбегают с криками, что всё будет хорошо… …Но будет ли так на самом деле? Они кладут на носилки маму, отрывая её от дочери, оставляя с совершенно незнакомыми людьми. Отводят её в ту же больницу, куда уже определили женщину. Одни незнакомцы окружали её. А палату мамы она найти не могла, ведь была ещё совсем маленькая. Никто её не замечал и не собирался помочь, ведь у них были и свои люди, которых ставили на первое место. Остальные — лишний мусор. И так происходит всегда, и в мир, и в войну. Оглянуться, подойти, сказать тёплые слова или сделать маленькое чудо для чужого человека — истинное совершенство доброты. Но эти люди черствы до глубины души и живут в мире безразличия. Они давно построили социальную стену, отгородив себя и своих близких от прочего человечества. Лишь один страх рушит эти стены, и близкие становятся не больше, чем самые обыкновенные незнакомцы. Таков этот мир, и вряд ли его можно изменить. Ощущение какой-то пустоты вокруг, ощущение, как будто чего-то не хватает, кого-то нет рядом. Что происходит.? Изуку лежит в палате, в полу-бессознательном состоянии, когда мозг находится на пике всевозможных галлюцинаций, тело бросает то в жар, то в холод, ощущения парения в пространстве господствуют над его телом. Где-то там, слышатся обеспокоенные звуки и непонятный гул, топот ног и плач детей. Они… Они все нуждаются в помощи, которой наблюдается полное отсутствие. Даже героям сейчас не до них. Сейчас в каждой душе царит самолюбие, — невидимая преграда между каждым из людей. Изуку слышит этот плач, он хочет помочь, но не может вернуться из данного состояния. Если бы он и вернулся, то как его отпустят с такой раной в животе, которая всё ещё не перестаёт кровоточить? Почему он, герой, или почти герой, должен стоять на месте, когда совсем рядом находятся люди, нуждающиеся в помощи?! Уже знакомое и не раз слышанное пиканье приборов говорит о том, что Мидория пришёл в сознание. Главное сейчас — собраться с силами и открыть глаза. «Я… В больнице? Живы ли остальные? Мы что… Победили.? Там дети плачут… Им надо помочь! Срочно!» — Изуку, уже очнулся? Как ты? — добродушный голос медсестры послышался совсем рядом, и тут же ватка, намазанная спиртом, прошлась по лбу и щекам Мидории, и он почувствовал резкий прилив сил. Открыв глаза, он увидел милую девушку лет двадцати пяти, которая озабоченно обтирала его ваткой. — Как долго… Я здесь лежу? — Ох, не больше двух часов! Мы думали, ты очнёшься гораздо позже, но, видимо, твой организм очень стойкий! — Где остальные? Они… Живы? — Я недавно услышала, что продолжаются поиски, но большинство уже нашли и они сейчас лежат в соседних палатах, никто из них не находится в критическом состоянии, что очень хорошо. У тебя самая большая рана из всех поступивших, но она не задела никакие жизненно важные органы, и совсем скоро она заживёт! Желаю скорейшего выздоровления. — Понимаете… Там дети… И они плачут… Им нужно помочь… Я могу это сделать, — очень уверенно произнёс Деку. Медсестра прекратила обтирание, всплеснула руками и захлопала на него удивлёнными и встревоженными глазами. — Что ты! Тебе нельзя вставать ещё, как минимум, три дня! Если ты встанешь, то потеряешь сознание, а ещё хуже, — потревожишь рану, и она будет только дольше заживать! — Но там де- — Мы знаем, — уверенно, и с неким сочувствием сказала девушка, — и поможем им совсем скоро. Отдыхай и набирайся сил. Но вот Изуку вовсе не хотелось набираться сил. Он уже достаточно их «набрался». Как только он убедился, что медсестра ушла, а его комната полностью пуста, он осторожно свесил ноги и повернул корпус тела перпендикулярно кровати. Резкая боль пронзила его живот, как тысяча иголок, но Мидория терпел. Он отдышался, перевёл взгляд на дверь, за которой были они, — дети, которым юный герой уже дал клятву помочь. С нечеловеческой болью в животе, Изуку поднялся, направившись хрупкой походкой к дверной ручке. Скрип, — и весь этот «задверный» шум стал гораздо более громким и реалистичным. Неспеша, опираясь на стенку, тот вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь, и, притворяясь, что у него нет никаких сильных ранений, как ни в чём не бывало, двинулся в поисках детей. А поиски и не понадобились, — совсем рядом, на кожаной скамейке сидела девочка лет восьми в шортиках и футболке. Деку прихромал к девочке, и, прежде чем начать разговор, улыбнулся так, что будто вселил веру и надежду в эту девочку. — Привет, я Изуку. Ты осталась без родителей, да? Я могу тебе помочь. — Здрав…ствуйте, — через всхлип, сказала маленькая собеседница, — я Коята Ёсида, м-моя мама сейчас тут, но я не знаю, где её искать… — Хорошо! Давай, сейчас мы пойдём к пункту приёма и спросим о номере палаты твоей мамы! Девочка вытерла кулаком слёзы, натянула на себя что-то, мало напоминающее улыбку, и, взяв руку Мидории, пошла вместе с ним. Она смотрела вперёд, хоть кроме чужих ног ничего и нельзя было увидеть. Вот пункт приёма, а за стеклом сидела полная женщина с обеспокоенным видом. Похоже, ей не было дела до маленькой девочки, поэтому Мидории ещё стоило усилий докричаться до той женщины. — Ну чего вам?! — зло проворчала женщина. — К вам поступала женщина по фамилии Ёсида? Можете подсказать, в какой палате она находится? — Делать мне нечего… — с сарказмом буркнула женщина, но потянулась за списком поступивших пострадавших, и быстро добавила, — Сенцзу Ёсида, палата номер 37! Деку улыбнулся девочке, которая тоже обрадовалась, и быстро отвёл её по коридорам к палате её матери. Открыв дверь, девочка сразу подбежала к койке Сенцзу и обняла её. Мать обернулась, что бы посмотреть на спасителя, который застенчиво стоял у двери, и произнесла: «Спасибо Вам большое, Вы — наш герой!» Деку ничего не ответил, а лишь скромно улыбнулся, повернулся и ушёл, помогая остальным детям найти родителей. Все его благодарили за то бесценное чудо, которое он сделал для тех людей, и тогда Мидория начал понимать, — его сила состоит в улыбках других, адресованных ему. «Делать людей счастливыми — вот моя работа. Даже если иногда бывает трудно и больно, я буду выполнять свою работу, ведь настоящие герои никогда не отступают!» Наивный, наивный Деку. Дело выполнено, и в больнице, вроде, больше не осталось детей без родителей. Изуку было больно во всём животе, но он терпел. Он присел, потому что ходить было труднее с каждой минутой. К его же несчастью, его заметила та девушка-медсестра, которая ухаживала за ним. Она бежала в определённом направлении с бумагами в руках, но как только увидела Мидорию не на постельной койке, выронила с испугу все эти бумаги. Деку подошёл помочь, но медсестра забеспокоилась и накричала на него. — Изуку! Тебе запрещено было вставать с кровати! Теперь твоя рана может открыться снова, и ты потеряешь ещё больше крови! — девушка подобрала все бумаги, кроме одной, за которую как раз ухватился Мидория. Все эти предупреждения он пропускал сквозь уши, а вглядывался в бумагу. Первое, что он заметил, — три столбика: «Поступившие», «Раненые», «Умерш…» Деку охватил страх. «Есть умершие?! А?!» Он нервно пробегает расширенными зрачками по строчкам этого столбца, который, впрочем, был меньше, чем остальные, но он всё же был. Под озабоченные крики медсестры и дорогу до своей палаты он успевает прочитать, что здесь содержится весь список. Под гнёт страха он растерянно вспоминает фамилии одноклассников. «Оджиро… Кьёка… Бакугоу… Мина… Тсую… Момо… Каминари… Эйджиро… Иида… Они живы… Слава Богу!» На лице Деку уже появляется улыбка, и груз с души спадает. Но глаза… Они даны человеку не только для того, что бы радоваться и видеть краски мира. Ещё глаза созданы, что бы плакать и понимать, что произошло. Они даны, что бы видеть правду, а не ложь. Изуку замечает фамилию Тодороки в столбце «Умершие». Он останавливается, и не двигается. Медсестра опять кричит на него, а он не слышит. Руки трясутся, ноги не двигаются, уши отказываются воспринимать звуки. Весь мир как-то замедлился. Деку лишь слышит, как быстро колотится его сердце, и как тяжело он дышит. Он вновь начинает проверять, правильно ли всё увидел. И глаза опять останавливаются на строчке, где фамилия Тодороки в столбце «Умершие». «Н-нет… Этого н-неможет б-быть… Шото… Как такое произошло… Это же ведь неправда, да?!» — Это же ведь неправда, да?! — Мидория дёргается, и вот теперь уже он кричит на медсестру. Та останавливает свои попытки сдвинуть его с места. Девушка смотрит на его лицо. Оно стало бледным-бледным, а из глаз медленно потекли слёзы. — Это же ведь неправда, да?! Да?! — прокричал Изуку вновь. Люди, которые проходили рядом, остановились и тоже уставились на него. Деку медленно опустился на колени, обречённо уронив листок на пол. Слёзы хлынули рекой, и теперь Мидория стал похож на маленького ребёнка. Он резко вскочил, распихал толпу народу, и убежал в противоположном направлении от медсестры подальше. Рана так сильно заболела, что у самого выхода Изуку упал, обхватив руками рану, но продолжил побег. Он выбежал из больницы, оставляя за собой алый в крапинку путь. Но побег продолжался недолго, от силы минут пять. Дыхание сорвалось, и Деку уже пошёл, слегка прихрамывая. Ну вот куда, куда он идёт? Без медицинской помощи он, вдяд ли, доживёт до завтра; рана вновь открылась и неумолимо жгла и щипала, ощущение «чёрной дыры» где-то внутри вернулось, хотелось свернуться в невинный комочек и плакать. Но судьба распорядилась иначе, и отправила Деку прямиком из сознания куда-то, где видят настоящее так же отчётливо, как и наяву. Недо-пациент свалился прямо посреди дороги, и не двигался. Совсем скоро подоспели медсёстры и полицейские, организовавшие целые поиски на одного больного. Всё же, какая-то отдалённая гуманность присутствует в людях.

***

Деку вновь открывает глаза. Его передёргивает не то от противных мыслей, не то от ослепительно белой комнаты. Он медленно переводит взгляд на открытое окно, откуда дует свежий, похоже, утренний ветерок и доносятся радостные крики, от коих становится ещё тошнее. Прозрачные занавески развиваются от ветра, чуть ли не касаясь подолом кровати. Двигаться совсем не хочется, хочется только провалится обратно в сон, и, лучше, уже не просыпаться никогда. Но как бы только Мидория не старался заснуть, у него не получалось. Ладно… Тогда придётся двигаться, потому что конечности онемели от долгого, а может и не очень, нахождения в бессознательном состоянии. Единственное, что сразу бросается в глаза, — тарелка с яблоками и айвой. Пожалуй, единственные не белые предметы в этой комнате. Рука лениво тянется к яблоку, не выбирая, хватает, и подносит ко рту. Но аппетита нет. Вообще ничего нет. Пу-сто-та. Яблоко летит обратно в тарелку, выбивая другое со своего места. Жёлтое яблоко, будто обиженное, скатывается из тарелки и останавливается совсем рядом у края столика. Забавно, прямо как Изуку под завалами у края своей жизни. Тем не менее, Мидория вернулся с края, а вот яблоко — не вернётся, даже если захочет. Перебрав все способы занять себя, Изуку понял, что-то, как выйти из этой комнаты — оставалось последней идеей. Живот не болел, видимо, ему на рану наложили швы, и, может, исцеляющая девочка поработала своим «Чмоооооок!». Изуку очень уважает её, ведь она не раз вылечила его переломанные руки, хоть и под предупреждающие нотации, типа: «Ещё раз сломаешь, — лечить не буду!», но, всё же, лечила. Лишний раз для себя Мидория так же подметил, что самым скучным местом является медпункт ЮуЭй по причине почти полного отсутствия других цветов, помимо белого. Нехотя встал, сгорбившись, надел тапки, которые давно его дожидались, и встал. Ноги были ватными, тело не слушалось. Хотелось свалится куда-нибудь и пролежать так до тех пор, пока не умрёшь. Но только по причине существования людей, которые, рано или поздно придут его проверить, он пошёл к двери. Но ручка открылась сама, от чего Изуку перепугался, а дверь ударила его в лоб. Гость, которым являлась медсестра, начала извиняться, помогла встать и вручила тому в руки его одежду. — Ещё раз извини, Изуку-кун, мне правда неудобно… — Ну что Вы! Это пустяк! — Деку улыбнулся и почесал затылок. — А… Можете, пожалуйста, сказать, сколько я здесь уже нахожусь? — Пять дней. Ты сбежал из городской больницы, и упал в обморок… Мы решили тебя переложить в эту… — по её смятой речи было видно, что ей неприятно об этом говорить, — А как там твоя рана? — переключила тему медсестра. — Зажила полностью, и я себя очень хорошо чувствую! Спасибо Вам большое за уход. Попрощавшись, медсестра ушла по делам, оставив Мидорию одного. Тот неспеша переоделся, и уже было собирался уходить, но вспомнил про тарелку с фруктами, захватил её, что бы потом съесть или угостить… «Оставшихся» друзей… Дорога до общежития оказалась на вид куда длиннее, чем в прошлые разы. Да и не особо хотелось куда-либо идти. Но раз надо, значит надо, Изуку уже как-то наплевать. Поправив волосы и одежду, тот зашёл через стеклянные двери в знакомое здание. Всё казалось каким-то блёклым, скучным, ни чем не похожим на то общежитие, которое он видел до смер-… До битвы. Но самым трудным, наверное, в жизни, для Изуку было натянуть улыбку стоя перед зеркалом на первом этаже. Сначала это просто не представлялось в фантазии для парня, — в голову постоянно лезли воспоминания о Шото-куне. Хотелось заорать, но охранника и уборщицу пугать ой как не хотелось. Попытка — не пытка, как говорится. Хотя именно в этом случае это и есть пытка. Ну, спустя минут двадцать бесполезных кривляний перед зеркалом и брошенные на него две пары глаз персонала, у Мидории получилось. Но это больше напоминало вставленную в рот очень кислую соломку, которая заставляла скривить рот в жалком подобии улыбки. Кое-как, поднявшись на второй этаж, два раза споткнувшись и один раз врезавшись в перила, он оказался у большой бежевой двери, которая вела в общую комнату. По звукам было понятно, что там явно кто-то есть. Рука сама потянулась к дверной ручке, хоть мысли выпили одно, — идти в свою комнату. Но проверить свой класс для Мидории было главным. Он как можно тише открыл дверь, усердно молясь, что бы его не заметили. Но всё пошло точь-в-точь наоборот, как, в принципе, происходит всегда. Стоило издать тихий скрип ручке, всё беседы прекратились, а семнадцать пар глаз за долю секунды были устремлены на гостя и в миг обрадованы. В двери стоял, по мнению всех, настоящий герой. Первым не вытерпел Киришима, и соскочив с дивана со скоростью света подбежал к Изуку, повесившись у него на шее, будто маленький ребёнок. Девчонки радостно вздохнули и тоже подошли поприветствовать «героя». Особенно была рада Урарака, которая уже почти неделю не видела лучшего друга и жутко переживала за него и его рану. Но Иида скомандовал всем сесть, а Деку чуть ли не понесли на руках на его законное место в середине дивана. Настроение как-то само поднялось, и мысли о потере стали отходить прочь. Единственный, наверное, человек в этой комнате, который был не рад приходу Изуку, являлся Бакугоу. С ногами на столе он всем видом пытался показать своё фирменное настроение 24/7 «Отъебись-а-то-хуже-будет». Только после того, как весь класс подсел поближе к Мидории, Катсуки так вообще отвернулся, загнув брови аж под девяносто градусов и погрузился в свои «великие» мысли, чуть не уйдя в сон от таких «раздумий». Весь день класс мило разговаривал о всяком, даже никто не ушёл из общей комнаты. Киришима уплетал яблоки и айву за обе щёки. Но вот чего-то не хватало, и все прекрасно понимали, чего. Неловкая тишина нависала гораздо чаще, чем до этого. Мидория вообще пытался показать, что он умеет улыбаться после этого. Весь класс сидел, как будто его подменили. Было неловко уходить, да и разговор начать тоже. Но спасение пришло, — телефон Изуку завибрировал, а на экране высветилось: «Мама <3», что послужило хорошим поводом выйти из общей комнаты и отойти в свою. Инко несколько раз спрашивала, всё ли хорошо у сына, не болит ли у него живот после наложения швов, но Изуку лишь спокойно отвечал, что у него всё хорошо. Когда он научился сдерживать слёзы во время разговора с мамой после такого? Нет, он не учился. Он просто смирился. Ещё раз пожелав маме здоровья, Мидория нажал на кнопку «сброс вызова» дрожащими руками, откинул его куда-то, и просто уткнулся в подушку лицом. И заплакал.