Living Through

Размазывая по лицу кровавые сопли, Питер вообще отказывается воспринимать увиденное. Горячие слёзы текут сами собой, не останавливаясь, и делать с этим что-либо у него нет никакого желания. Соль попадает в раны, те нещадно саднят и до дрожи хочется содрать кожу с лица. Но это даже хорошо. Это хорошо, потому что Питеру нужно за что-то цепляться, хотя бы, чтобы не рухнуть прямо здесь без чувств от осознания своего горя. Питеру нужно за что-то цепляться, пусть даже за такое незначительное, зато настоящее ощущение. И как-то совсем не думается о светлом послевоенном будущем. Все эти заботы так далеко и такие незначительные, потому что значимым остаётся только то, что кусок горелого мяса, который раньше был рукой Тони, буквально несколько секунд назад касался спины Питера, смыкая объятия. А потом вдруг высыхают все слёзы. И внутри становится совсем пусто. И он понимает, как же он чертовски устал. Приходить в себя ему сложно. Видеть перепачканные в крови и пепле обеспокоенные лица мстителей, склонившихся над ним — ещё тяжелее. Повернуть голову, чтобы снова наткнуться взглядом на Пеппер, рыдающую над... над трупом Тони — совсем невыносимо. Питеру бы лежать здесь тоже мёртвому, чтобы не видеть, чтобы не думать даже о том, что случилось, и обо всём, что так и не произошло. Пока Стив и Джим вместе с рыдающей Пеппер уносят тело, к Питеру, который едва ли пытается собрать себя по кусочкам, только всхлипывает беспомощно и обхватывает ладонями голову, подходит Баки и протягивает руку. Барнс совсем ничего не говорит, только смотрит вымученно, придерживает за предплечье и медленно шагает рядом. Доктор Стрэндж где-то справа открывает порталы, чтобы выжившие, забрав раненых, смогли вернуться домой: зализывать раны и подсчитывать потери. Кэрол и Валькирия разбирают завалы. Скотт и Хоуп тихо о чём-то беседуют в стороне. Питеру нет до всего этого никакого дела. Баки провожает его до самого дома, передаёт обеспокоенной тёте Мэй и хлопает по плечу напоследок. Лучше бы прострелил голову, чем вот так оставлять, один на один с мыслями, воспоминаниями, страхами. Питер знает, как раньше уже не будет. Ни при каком раскладе. И не будет даже не этих вечных дурацких недонасмешек, немного усталого «Паучок» и якобы недовольных вздохов. Нет. Теперь не будет тщательно припрятанного одобрения во взгляде и улыбки, в уголках которой теплится за него, за Питера, самая настоящая гордость. Не будет разговоров по душам до полуночи и таких нужных сейчас советов. — Как же я справлюсь, мистер Старк? И Питер вдруг чувствует, как всё это снова наваливается на него. Слёзы, которые, казалось, давно выжаты до последней капли, откуда-то берут новую силу и градом капают с подбородка. В голове у него жуткий бардак и носятся страшные мысли. Но среди всего этого хаоса смертельно уставшим, знакомым до боли голосом, звучит одна: «Не для того мы с Наташей в самое пекло кинулись, чтобы ты сопли распускал, Паучок. Сделанного не воротишь, так постарайся сделать так, чтобы я поменьше вертелся в гробу, договорились?» И после жутких рыданий, закрыв глаза, Питер шепчет: — Договорились. Завтра его ждёт новый ясный день, новые возможности и совсем новая жизнь, которую придётся научиться жить без Тони Старка.