Солнце

Вот уже почти тридцать минут Мику сидела на диване в большой светлой гостиной и в нетерпении дрыгала не достающими до пола ногами. Ей восемь, и ей недавно сказали, что теперь с ними будет жить еще двое человек: папина новая жена и ее дочь. Девочка отнеслась к этой новости с пониманием и даже некоторым восторгом: у нее наконец появится возможность подружиться с кем-то! Они с папой постоянно переезжали с места на место из-за его работы, так что у Мику никогда не было близких друзей. Были хорошие знакомые в прошлом садике, но и только. Мику готова была поспорить, что сейчас они о ней даже не вспоминают. Наконец раздался долгожданный звук открывающейся двери и Мику, быстро спрыгнув с дивана, понеслась в прихожую. — Мику! — отец, даже не разуваясь, подхватил ее на руки и девочка звонко рассмеялась. Он вернул ее на пол и, мягко улыбаясь, проговорил: — Познакомься, милая, это Лука, — он указал ладонью на красивую длинноволосую женщину. Она улыбалась также мягко, голубые глаза светились теплотой. Ее волосы были приятного розового оттенка и, казалось, на ощупь были не менее приятными. — Привет, — женщина протянула руку, и Мику неловко пожала ее, ответив на приветствие робкой улыбкой. — А это Рин, — только сейчас Мику удалось увидеть маленькую девочку позади Луки. Она была не совсем крохой, но определенно младше Мику. Малышка жалась, пряталась за спиной матери, то бросая тревожные взгляды на Мику, то снова утыкаясь куда-то в пол. Короткие волосы девочки отдавали золотом, а в глазах сияло бесконечное весеннее небо. Тогда Мику впервые подумала о том, что Рин похожа на маленькое милое солнышко. — Привет, — Мику постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее: пусть эта девочка знает, что Мику хочет подружиться. Рин глянула на маму и после ее кивка несмело, даже как-то тихо, ответила: — Привет. Что-то в груди Мику задрожало, когда она услышала ее голос. Мику почувствовала, как по ее лицу расплывается широкая улыбка, но тут же спохватилась, боясь напугать малышку. Папа и Лука ушли на кухню, переговариваясь о чем-то и счастливо смеясь. Мику неуверенно взяла Рин за руку, а когда девочка несмело улыбнулась ей, обхватила ее ладошку увереннее, увлекая в свою комнату и крикнув на ходу: — Мы играть! Кайто с Лукой весело переглянулись и продолжили разговаривать за двумя чашками чая. / / / Мику десять, когда она узнает, что Лука и Рин должны уехать к своим дальним родственникам месяца этак на три. Эта новость застает ее врасплох, и Мику даже не успевает ничего сказать, как ее сбивает с ног несущаяся навстречу Рин. Девочки падают на мягкий ковер, и Мику чувствует, как ее щеки обжигает что-то влажное. Она поднимает взгляд на нависшую над ней Рин и видит две явные мокрые дорожки на ее щеках. Это слезы Рин. Мику мягко гладит ее по щекам, вытирая горячую влагу и чувствуя, как в животе что-то противно скручивается. Она боится, что еще немного — и она заплачет. Тоже. Но ей нельзя — она старше, она должна защищать Рин и быть собранной, спокойной, настоящей старшей сестрой. Мику прижимает девочку к себе, шепча что-то про то, что три месяца пролетят незаметно, что три месяца — всего ничего, ведь у них еще целая жизнь впереди. И ведь правда, всего три месяца. Но почему, когда Мику думает об этих трех месяцах без такой уже ставшей родной Рин, ее нос начинает щипать, а глаза застилает противная мутная пелена? Мику успокаивающе гладит Рин по светлым волосам, все же позволяя себе маленькую слабость. / / / Мику шестнадцать, и она на всех парах несется домой после школы, чтобы успеть увидеться с Рин, перед тем как снова убежать на занятия по пению до самого вечера. Когда она приходит, Рин встречает ее теплыми объятиями, которые приходятся как нельзя кстати, когда на улице бушует холодный зимний ветер. Родители на работе и приходят еще позже, чем Мику возвращается со своих занятий, так что вся готовка остается на тринадцатилетней Рин. Мику старается помогать ей при возможности, но таковые выпадают нечасто. Когда Рин отстраняется от нее, Мику успевает заметить белый пластырь на указательном пальце Рин. Она осторожно берет девочку за руку, поднимая на нее вопросительный взгляд. — А, это… — Рин смущенно отводит взгляд, — задумалась, пока нарезала лук. — Нужно быть аккуратнее, — Мику нежно коснулась губами заклеенного пластырем пальца девочки, не замечая ярко-алого румянца на ее лице. — У нас сегодня рис с карри, — смущенно отворачиваясь, Рин прошла на кухню. — Ты ведь успеешь поесть? — Конечно, — Мику тепло улыбнулась, — я бежала слишком быстро, так что теперь я чертовски голодная. Рин звонко рассмеялась, а в груди Мику щемящей нежностью растеклось что-то до невозможности светлое и нежное. — Тебе не стоило так торопиться, — сказала Рин, подавая Мику ее тарелку. — Но тогда бы я не смогла пообедать с тобой, — девушка перехватила тарелку, подходя ближе к Рин и говоря ей прямо в щеку. Длинные волосы бирюзового цвета разметались по чужим плечам, и Рин, смущенно опуская взгляд, со смешливой улыбкой накрутила прядку на палец, тут же отпуская и бурча себе что-то под нос. / / / Мику уже почти восемнадцать, а маленькая (хорошо, уже не такая маленькая) Рин по выходным сбегает к своим друзьям. И, хотя Мику понимает, что быть со своими друзьями важно для уже шестнадцатилетней Рин, она все же немного завидует. Хотя, честно признаться, это чувство больше походило на ревность. И вот опять, сидя за столом с Кайто и Лукой (у родителей наконец выдался выходной), Мику чувствовала себя неуютно и даже совсем немного одиноко. В горло ничего не лезло, даже ее любимые дынные булочки. Лука, до этого бросавшая на нее встревоженные взгляды, наконец подала голос: — Мику, не могла бы ты сходить за Рин? Она говорила, что будет в караоке со своими друзьями, но уже так поздно… — она кинула быстрый взгляд на часы, стрелки которых показывали ровно десять вечера. Мику кивнула, вставая и собираясь взять со стола тарелку. — Я уберу, — Кайто перехватил ее руку, — беги. Мику благодарно кивнула и пулей вылетела с кухни, быстро накинула легкую весеннюю куртку и выбежала из дома. Не успела она добежать до станции, как из-за поворота показалась медленно идущая в одиночестве Рин. Мику ускорилась, перехватывая ее и спрашивая, почему она так задержалась, хотя обещала прийти в восемь. Рин бросила на нее странный взгляд и резко ответила: — Я сама могу позаботиться о себе и о том, во сколько мне приходить, — ее голос звучал глухо и несколько… обиженно? — Рин, — Мику недоуменно заглянула в ее глаза и аккуратно взяла ее за руку, — что случилось? Рин смотрела на чужую руку, обхватившую ее ладонь, несколько секунд, прежде чем ответить на взгляд Мику. Девочка не осмелилась выдернуть руку, хотя и пребывала в скверном расположении духа. Просто не захотела. — Один парень из моего класса, — внезапно для самой себя начала рассказ Рин, — сказал, что ты ему нравишься. Мику несколько опешила, чуть округляя в недоумении глаза. Рин пожала плечами: — Сказал, что видел тебя со мной несколько раз. Попросил твой номер. Рин старалась, чтобы ее голос звучал как можно беспристрастнее. Чтобы он не выдал ее. — И ты дала? — тихо спросила Мику. Она не знала, как ей следует отреагировать, если ответ будет положительным. — А ты бы хотела? — Рин внимательно смотрела на нее, стараясь найти во взгляде Мику что-то скрытое, что-то, что ответит на ее вопрос точнее любых слов. — Нет, — казалось, голос Мику не мог быть еще тише. — Почему? — после недолгого молчания Рин пришлось прокашляться прежде чем ответить. Тут она почувствовала, как что-то потянуло ее назад. Рин обернулась. Мику стояла на месте, крепко держа ее за руку и плотно сжав губы. И только сейчас Рин заметила, какое болезненное выражение застыло на чужом лице. Внутри что-то рухнуло. — Потому что я не хочу давать его никому, кроме тебя. Внутри что-то рухнуло. Снова. В груди у Рин все дрожало. Она понимала, что это совершенно обычная фраза, господи, они ведь одна семья. Это вполне естественно — иметь в контактах номер своей сестры, пусть и сводной. Но почему тогда сердце стучит так громко, что отдается где-то в горле? Почему ладони так сильно вспотели, а уши как будто горят? Почему, в конце концов, она чувствует какое-то странное счастье и что-то такое же светлое, нежное, но совершенно другое? Почему? / / / Теперь Мику уже восемнадцать и у нее скоро экзамены. Она усердно работает, заучивает, прорешивает, старается так, как никогда в жизни, кажется, не старалась. Иногда она даже не спит, приходя на уроки в амебном состоянии, а домой возвращаясь уже совсем мертвой. В такие моменты Рин ничего не говорит, не осуждает за чересчур усердную учебу, только встречает нежной улыбкой, забирает рюкзак и укладывает в кровать, целуя в лоб, как маленького ребенка. Мику не считает это чем-то странным, она наоборот благодарна девушке за столь необходимую заботу. Лука опять работает допоздна, а Кайто в командировке. Рин считает, что без нее Мику просто загнется. И небезосновательно. Очередное утро встретило Мику температурой под сорок и отвратительным сухим кашлем. — Доучилась, — ворчливо констатировала Рин, встряхивая градусник. — Лежи и даже не думай вставать. У Мику и в мыслях не было спорить: она чувствовала себя хуже выжатой губки и была неимоверно благодарна Рин за все. Девочка убежала на кухню и через несколько минут вернулась с порцией горячей овсянки. — Тебе нужно будет съесть это. Все, — строго сказала Рин, заметив, как повела носом Мику, выказывая отвращение. Сказать, что она не любила овсянку — это ничего не сказать. Если бы последней пищей, оставшейся на всей Земле была овсянка, Мику скорее бы умерла от голода, чем взяла в рот ложку этой противной субстанции. Рин находила эту ненависть к овсянке забавной, учитывая то, как капризничает эта восемнадцатилетняя девушка. — Я в школу, а если когда приду, увижу нетронутую кашу — получишь по жопе. — Уж лучше по жопе… — проворчала Мику в уже закрывшуюся дверь. Вернувшись, Рин первым делом проверила наличие овсянки в тарелке и увидев, что Мику все-таки пересилила себя и съела это «блюдо Дьявола», не сдержав улыбки, погладила ее по мягким изумрудным волосам. Мику всегда была такой: невообразимо детской, порой капризной, отчаянно пытающейся строить из себя хорошую старшую сестру. Рин аккуратно убрала несколько прядей, упавших на чужое лицо. Мику выглядела прекрасной спящей красавицей. Вообще-то, она всегда выглядела красавицей, считала Рин. Поэтому, наверное, она так разозлилась в тот раз, когда ее одноклассник попросил у нее номер девушки. Рин отнекивалась как могла, но он был так настойчив, что в конце концов она просто не выдержала и наорала на него. Конечно, она сразу извинилась, но тут же ушла из караоке и еще два часа бродила по парку, пытаясь разобраться в своих мыслях. Рин не понимала, что с ней происходит и когда это началось. С началом переходного возраста? Гормоны там, все дела… Или с того самого момента, когда она увидела Мику? Эту светлую, веселую, жизнерадостную девочку. Мику часто говорила ей, что Рин похожа на солнце. Рин так не считала. С самого первого появления в ее жизни, Мику всегда вела ее, освещала своей улыбкой, поднимала настроение, поддерживала, утешала, защищала, вызывала бурю чувств и эмоций. Нет, Рин не была солнцем. Им была Мику. Из мыслей Рин выдернул голос Мику. Она что-то говорила во сне, забавно морщась. Что-то про овсянку, поняла Рин, пытаясь не рассмеяться. Внезапно Мику перестала морщить нос и улыбнулась сквозь сон такой мягкой, нежной-нежной, любящей улыбкой. — Рин… Сердце девочки пропустило удар, а щеки ярко заалели, когда Мику мягко обхватила ее руку, лежавшую рядом с плечом девушки. — Рин, — уже открыв глаза, прошептала Мику, окутывая девочку нежным полусонным взглядом изумрудных глаз. / / / Мику двадцать пять, а Рин уже двадцать три. Они совсем недавно съехали от родителей, снимая одну на двоих небольшую квартиру на последнем десятом этаже многоэтажки. За окном весна цвела и пахла, также как и работа Мику. Она работала учителем пения, проводила уроки вокала у детей младшего школьного возраста, иногда брала на себя группы постарше. Рин училась на врача-педиатра, отдавая учебе все свое свободное время, вливая в себя кофе кружками и, конечно, не высыпаясь. Теперь Мику заботилась о состоянии девушки, проверяя, чтобы та не переутомлялась, как она в свое время. Рин часто по приходу домой вешалась на шею встречавшей ее Мику, утыкаясь ей куда-то в ключицу. Конечно, Мику относила ее в их кровать, утром ругая за то, что та опять завалилась спать даже не поужинав. Иногда к ним приходили родители. Лука обращала внимание на вечный бардак, царивший в их доме, а Кайто только смеялся, называя все это безобразие «творческим беспорядком». Повсюду были разбросаны нотные листы, тексты неудачных песен, куча тетрадок с выписками из учебников биологии и множество грязных кружек на любой плоской поверхности. Рин, вроде как любившая чистоту, порывалась убрать все это несколько раз, конечно, заставляя Мику присоединиться, но находила множество небольших вещиц, подарков, бессмысленных покупок, и, отвлекаясь на них, забывала о самой уборке. Мику только смеялась и вспоминала все их свидания, выуживая из большой розовой коробки забавную шапку с кроличьими ушками, которую она подарила Рин на их годовщину. Мику все еще называла Рин ее личным солнцем, а Рин все еще мысленно не соглашалась с этим, вслух, впрочем, ничего не говоря, только хитро улыбаясь и целуя девушку в щеки, нос, лоб, или мягкие губы — куда попадет. «Нет, — думала она, — ты — мое единственное солнце».