Беги от меня

Каждый день Баки начинается с одного и того же. Он встаёт рано утром, принимает душ, даже иногда успевает выйти на пробежку. У Баки нет ни сил, ни возможностей для рефлексии, он искренне верит в то, что делает сейчас, и гордится этим. В какой-то степени. У него нет выхода, иначе можно свихнуться от тоски и боли. Хорошо, что Стив тогда отдал щит Сэму. Баки бы просто не справился, утопил бы этот щит к черту, сломал, сжёг — что угодно, лишь бы не думать о том, что упустил из-под носа лучшего друга, который успел наделать слишком много неприятностей. Так глупо попался, Барнс, ты же всегда его защищал. Эту миссию вы провалили, Солдат. Баки прислоняется спиной к стене и хорошенько прикладывается об неё ещё и затылком. В висках ноет, от неприятных эмоций и переживаний тошнит. На шее снова смыкаются холодные пальцы вины перед всем миром и конкретными людьми. Перед Стивом, за то, что позволил, в первую очередь. Они будто обманули друг друга (хотя ничего не обещали), а только потом поняли. До шести часов ещё минут двадцать. Успевает. Успевает пережить ещё одну волну незапланированной истерики, вернуться на кухню из коридора, допить кофе и сделать завтрак. Баки уже несколько лет чувствует себя чертовой хозяюшкой, но это самое малое, что он теперь может. Всего лишь готовить еду, убираться в большом пыльном доме, гулять, слушать. Для этой роли Зимний Солдат подошёл бы куда лучше. Баки так и говорил первые несколько месяцев, а он только смеялся. Редкостный идиот. Старый маразматичный идиот. Барнс слышит, как в дальней комнате играет будильник. Он внимательно смотрит на дверь, будто бы оттуда может вырваться неведомое чудовище, которое срочно нужно будет истребить. Через десять минут Стив всё-таки выходит, и у Баки успокаивается сердце, которое в последнее время что-то барахлит. Дурацкий Стив со своей дурацкой старостью. Баки не может заставить себя заходить к нему в комнату, чтобы будить. В последние пару месяцев Стив будто рассыпается, что ему, как глубокому старику, конечно, положено, но всё равно страшно. Баки так страшно зайти однажды и увидеть его труп. — Доброе утро, Бак, — хрипло говорит Стив, садясь на свой стул. Баки вскакивает. Он ставит перед Стивом поднос с едой, и тот смеётся. Это так непохоже на старого Стива, который никогда бы не позволил так откровенно заботиться о себе. Каждый день у Баки Барнса на сердце открывается рана, которая никогда не заживёт. — Доброе утро, мелкий, — несчастное лицо чёртового Зимнего Солдата дёргает нервная улыбка, — как спалось? — Беспокойно, — отвечает Стив, прожевав перед этим кусок сэндвича, — часто просыпаюсь. — Нервы? — С непонятной надеждой спрашивает Баки. — Кошмары, — Стив опускает плечи. Сгорбленный старик — выглядит жалко, и Баки чувствует себя невозможно мерзко за такие мысли. Стив и сам это знает, не осуждает, тоже, наверное, про себя так думает. Только у Баки нет никакого права, у Баки должна быть только благодарность за эфемерное «что-то», которому уже целый год. Как же быстро летит время — Тони Старк умер год назад, Наташа Романофф умерла год назад, Стив прожил ещё одну жизнь год назад. Баки искренне ненавидит это всё, но держится. Ради Стива, а потом — неважно. Ему нет смысла жить без этого сопляка. — Мы прям настоящая парочка фриков, — через некоторое время говорит Баки, когда Стив уже почти доедает, — старикан и психопат. — Не говори так, — строго произносит Стив. — Ты про какую часть? — Язвит Барнс, — про то, что ты похож на сморщенную сливу, или про то, что я абсолютно тронувшийся? Стив не отвечает. Баки хочется взвыть и расплакаться. После обеда они вместе идут на прогулку, и Стив снова рассказывает истории из той своей жизни, которую не пожелал разделить с этим миром (с Баки). Это нисколько не злит, просто очень… грустно? Да, грустно. Баки любит его слушать. Сейчас у них разница лет так в шестьдесят (он не готов спрашивать и считать, да и Стив бы не ответил). Они теперь совсем не те, кем были раньше, окончательно и решительно не те. Баки думает, что похоронит Стива, уладит дела и сам повесится. Он больше не может. Если бы Стив не вернулся, было бы проще, может, смирился бы. А теперь есть ради кого жить, а после уже будет незачем. — Присядем? — просит Стив через километр. Сердце Баки Барнса пропускает удар. — Конечно, — отвечает он и глазами ищет ближайшую скамейку. Стив часто крутит обручальное кольцо на пальце, и Баки иногда не может отвести взгляд. Ему так гадко от собственных мыслей, что он снова почти не смотрит Стиву в глаза. Лет так шесть назад (для Баки год, для Стива — жизнь) это было гораздо проще. Они вместе садятся на деревянную скамейку, стоящую под раскидистым дубом. Баки не начинает разговор, а Стив устал говорить. Они так и молчат несколько часов, пока не приходит время идти домой. «Осталось совсем чуть-чуть», — думает Баки, и ему становится легче.

***

Стив умирает в начале осени, и Баки не может заставить себя уладить абсолютно всё. Он живёт затворником два месяца, методично спивается и обещает себе, что каждый день — последний. Холодным ноябрём Баки приползает к Брюсу и разве что не на коленях умоляет дать отправиться в прошлое. У Брюса, кажется, сжимается его огромное сердце от слёз на лице Зимнего Солдата. Те разве что не замерзают, просто скатываются в бороду и остаются там. — Я не могу, — в очередной раз повторяет Беннер, — это против законов природы. — Стив же… — в такой же очередной раз начинает Баки. — Стив был вопиющим случаем, исключением, — гнёт свое Брюс, — а ты хочешь изменить вселенную. — Откуда ты знаешь, что я хочу? — Вдруг идёт не по сценарию их вечных споров Барнс, — откуда ты, чёрт возьми, знаешь? — И чего же ты хочешь? Брюс сдаётся. Победа. Почти. — Я просто посмотрю на них, — тихо-тихо произносит Баки, — один раз. И вернусь. В этом Брюс Беннер не может отказать. Они с Клинтом смотрели на Наташу десять раз, почти достали её из Красной Комнаты, и Бартон один раз сказал «привет» на русском. Выглядя, как огромный монстр, Брюс даже не смог показаться ей на глаза. А Пеппер была на конференциях Тони семь раз и каждый раз задыхалась от рыданий. Брюс действительно понимал, о чём просит Джеймс Барнс.

***

Нью-Йорк семидесятых встречает Баки удушливой летней жарой. Он смотрит на улицы и узнаёт либо старые их копии, либо новые и вздыхает с облегчением, примерно прикидывая, что сейчас Зимний Солдат находится в криокамере. Как же мерзко. Стив рассказывал об этом лете, о том, что гулял по старому-новому-старому городу, вспоминал его заново и первый раз за столько лет нормально дышал. Интересно, думал тогда Баки, как ты дышал, если до войны у тебя была астма. Баки абсолютно не представляет, как искать Стива Роджерса по всему Нью-Йорку, не попасться при этом Гидре и не вляпаться в очередное приключение. Хватит с него, отслужил. У Баки с собой только один пистолет и два ножа, и он чувствует себя почти голым. Голову, вроде как, починили, а тело и привычки Зимнего Солдата уже никто не починит. Барнса потихоньку начинает накрывать отчаяние и осознание, что он затеял аферу, которую провернуть невозможно. Как найти? Как? Он не чувствует ничего, кроме сжигающей боли. Баки сдаётся. Это бесполезно. Через два дня поисков (три часа сна за сорок восемь часов) он решает просто поехать в Бруклин, найти их старый дом и, если милостивые боги ему позволят, заглянуть в окно и поздороваться с новыми жильцами. Он же хоть этого заслуживает, да? В пять вечера Баки устраивается в подъезде перекошенной многоэтажки и начинает думать. В своё время он точно не вернётся, в этом времени не стоит рассчитывать на появление Стива или что-то такое. К тому же, где-то совсем рядом всё ещё обитает Зимний Солдат, и это может усложнить и так отвратительно-сложную задачу. Баки достаёт пистолет. Снимает его с… — Так сразу? — Спрашивает голос. Ещё молодой. Баки готов расплакаться. — Ты умер у меня на руках, — он пожимает плечами. Пистолет не убирает. — Выглядишь неважно, — констатирует Стив, — я настолько важен? Баки зло на него смотрит. — Заткнись! — Кричит он, налетает на Стива и прижимает его к грязной стене, успевая при этом засунуть ствол обратно, — заткнись, сука! Я похоронил тебя всего седого и сморщенного, понимаешь? Стив кивает. Баки не верит, что понимает, и даёт ему звонкую пощёчину. Пока что правой рукой. — Нихрена ты не понимаешь, — уже тише говорит Барнс, — нихрена. Баки утыкается носом в чужое плечо и крепко-крепко сжимает Стива в объятиях, даже не задумываясь, как тот его нашёл. Этот чёртов Роджерс всегда приходит в самый неподходящий момент. — Не бросай меня, — просит Баки, — я… — Тише, — Стив гладит его по волосам, — тише, всё хорошо. — Если ты сейчас уйдёшь, — он захлёбывается словами, — я клянусь, я застрелюсь из этого пистолета прям здесь. — Как категорично. Стив усмехается своим мыслям, обнимает Баки в ответ и целует в макушку. Он успел соскучиться за два месяца. И всё же понимает, что потом придётся отпустить. Свой манипулятор частицами Пима Стив разбил, когда был уверен, что никогда уже не вернётся. И вот он Баки — как за таким не вернуться? Они стоят так долго-долго, а потом просто уходят. Баки молчит, Стив не знает, о чём говорить. Сколько вообще лет прошло в настоящем? Сколько лет прошло для Баки?

***

За две недели Баки снова узнаёт своего Стива. Он с удовольствием слушает рассказы про Пегги и про её мужа Дэниела, а Стив и рад рассказывать то, что наболело. Он был слишком самоуверен и поплатился за это. — Неважно, с кем она счастлива, — говорит Стив, жмурясь на солнце. — Тогда ты был иного мнения, — Баки смеётся. — Прости. Баки хочет попросить Стива о том, что тот сделать откажется, но не может. Это звучит так, будто он пытается запрыгнуть в горящий поезд. Барнса учить не надо: он знает, что его реальность уже не исправить, там нет Стива Роджерса. Уже совсем. Ему потребовалось шестнадцать дней, считая первые два, чтобы выставить точные координаты пространства-времени на тот день, когда Стив Роджерс ушёл доставлять Камни Бесконечности на свои места. Тот Баки Барнс, замерший в пяти секундах, всё ещё ждёт. — Стив. — Что? — Он поднимает голову, встречаясь с внимательным взглядом Баки. — Ты хочешь домой? Только честно. — Конечно, ты даже не… — Стив запинается, — ладно, представляешь. Но я застрял здесь, а ты должен скоро уходить. — Какие глупости, — Баки тепло улыбается, — кто тебе такое сказал? Стив горько смеётся и пихает его в плечо. — Я серьёзно, — тихо говорит Барнс, — я тебе не сказал, но… — Что? — С непонятной надеждой спрашивает Стив. — У меня есть второй манипулятор, — на выдохе произносит Баки. Как он не любит врать Стиву. А тот смотрит так, не верит, но уже счастлив. Баки самого топит до краёв этим счастьем, и он рвётся, как натянутая струна, пронзительно смотрит на Стива и целует. Как давно делал, до войны, до собственного сумасшествия. А Стив всё ещё отвечает. Всё ещё тот самый Стив-придурок. Сердце, кажется, разрывает на куски. Баки бережно снимает устройство со своей руки и крепит на руке Стива. Быстро нажимает на правильные кнопки, и вот Стив Роджерс снова в той самой экипировке. От воспоминаний о том дне болит голова. Баки крепко обнимает Стива и приводит манипулятор в действие. Интересно, услышал ли Роджерс его глупое «прости» через шлем? Он пялится на пустое место перед собой пару минут. Вокруг слишком много людей, но Баки уже плевать. Пистолет тяжело оттягивает карман, и Барнс достаёт его, быстро снимая с предохранителя. Приставляет к виску. Секунда. Парк оглушает звук выстрела. Джеймса Барнса убили руками Зимнего Солдата. Снова.

***

Стив открывает глаза, видя перед собой Брюса, Баки и Сэма. Ему вдруг хочется зажмуриться, как маленькому ребёнку, и не смотреть больше. Это ведь неправда, он ведь не мог… Мог. Сделал. — Как я и говорил, — довольно произносит Беннер, — пять секунд. — А я уже переживать начал, — говорит Баки (или не-Баки, хрен его поймёшь теперь), — остался бы там навечно с какой-нибудь красоткой. — Это выше моих сил, — Стив выдавливает из себя смешок, — на кого я твою задницу оставлю? Этот Баки не отвечает, просто подходит к Стиву и стоит рядом, положив голову на плечо. Даже не обнимает. «Чувствует, — думает Стив, — я бы тоже чувствовал». Стив уверен: ему дали второй шанс. И теперь он обязан не упустить его.