Whatever it takes

— Лови, пап! — кричит Купер отцу, бросая тому бейсбольный мяч.       Клинту не составляет труда словить такую подачу, но тот всё же поддаётся сыну, упустив мяч. Подающий победно ухмыляется и вздёргивает нос к верху, но ликование прерывает голос Лоры, которая зовёт всех отведать сендвич с тунцом.       Пожав плечами, Купер бежит к матери, по дороге задевая Натаниэля и они уже вдвоём играют в своеобразные догонялки. Лила уже стоит возле Лоры, морща нос, когда та предлагает ей майонез и лишь указывает пальцем на горчицу.       Бартон улыбается, он счастлив, ведь семья — смысл его жизни, то, ради чего, в основном, он и пошёл за Наташей, когда та нашла его в Токио. «— Убивая людей ты не вернёшь семью». — сказала она тогда и Клинт поверил ей, ведь где-то в глубине души осознал, что Наташа права.       Но всё оказалось в точности да наоборот. Ему пришлось пожертвовать самым близким человеком, убить Романофф, чтобы вернуть жену и детей. « — Отпусти, Клинт », — девушка тяжело дышит, повиснув над пропастью. Всё, что отделяет её от смерти это рука Бартона, — «Мы должны спасти всех любой ценой». Любой ценой…       Клинтон трясёт головой, пытаясь отогнать навернувшиеся на глаза слёзы. Воспоминания рисуют образ Наташи, чей мёртвый взгляд устремился куда-то ввысь. Это был бартер: любовь в обмен на камень. Чёртов камень души. Да будь он трижды проклят.       Лора обрезает корочку на тостах и отдаёт их детям и даже не смотрит в сторону мужа, у которого глаза на мокром месте. — Сдулся, герой, — слышится смешок позади, — Чего сопли распустил? До боли знакомый голос, словно стрела, пронзил спину Соколиного Глаза, выбивая весь воздух из лёгких. Этот голос…       Клинтон поворачивается так медленно, будто на него комично наложили эффект «слоумо». Слух не подвёл, перед ним действительно стояла Романофф, беспечно улыбаясь. — Язык проглотил, что ли? — усмехается она, а затем переводит взгляд на детей бывшего боевого товарища, — Такие взрослые уже, я даже чуть-чуть завидую. В горле у грозного Ронина пересохло и тот просто продолжал смотреть, а Наташа лишь терпеливо ждала, снисходительно смотря на Клинта. — Но как? — закончить ему не дали. — Как я выжила? — будничным тоном поинтересовалась бывший мститель, будто говорила о погоде, — Никак. — Но, — выдавил из себя Бартон, окончательно запутавшись. — Я бы хотела быть здесь по-настоящему, честно, хотела бы, — Наташа заправляет прядь рыжих волос за ухо и наконец-то решается подойти к товарищу, — Я бы хотела, но ты ведь помнишь: любой ценой.       Бартон сжимает кулаки, видимо, постепенно осознавая, к чему всё ведёт. Чудес не бывает, есть только суровая реальность, в которой близкий Клинту человек лежит на камнях в луже собственной крови. Улыбка не сходит с лица Наташи и Соколиный Глаз, поддаваясь эмоциональному порыву, сжимает в объятиях подругу, но руки обхватывают лишь воздух.       Одинокая, скупая, мужская слеза всё же стекает по щеке Клинта, а Романофф лишь качает головой и касается ладонью щеки друга, но прикосновение невесомо, почти не ощущается. — Знаешь, Клинт, — по бледным щекам рыжей стекают слёзы, которые исчезают, стоит им сорваться с подбородка, — Я никогда не забуду ту миссию в Будапеште. — Я вряд ли когда-нибудь смогу забыть хоть что-то связанное с тобой, — голос Бартона охрип, словно тот кричал так сильно, что сорвал голос, — И будь я проклят, если совру. Наташа улыбается, постепенно растворяясь в воздухе, в конце концов оставив после себя лишь лёгкий ветерок, которым обдало лицо бывшего мстителя.       Клинтон открывает глаза так резко, что в висках закололо — всего лишь сон. Он поворачивается на бок и видит свою жену, что спит к нему спиной, придвинувшись, он обнимает её за талию и прижимает к себе. Вряд ли Соколиный Глаз сможет забыть Чёрную вдову, ведь напоминание о ней у него всегда перед глазами. Наташа Романофф отдала свою жизнь, чтобы такие как Клинт вновь смогли обрести свою семью. Обрести утерянное любой ценой.