***
Джиён плотнее кутается в черный палантин, закрывающий большую половину его заспанного лица, и на ходу пытается выудить из большой сумки свой загран, одновременно с этим всем волоча за собой гигантский серый чемодан. Как ни странно, аэропорт Манилы в четыре утра относительно пустой; возможно, май — не сезон филиппинских курортов, и это не может не радовать, ведь у Джиёна гудит в голове и ужасно опухли глаза от перелета, — ему не хочется быть под прицелом сотен камер телефонов. Джиён уверен, он выглядит ужасно, но на паспортном контроле ему все равно приходится размотать лицо, и Квон с тихим умилением видит реакцию девушки на посту, которая восторженно охает и тут же поспешно протягивает ему документы обратно. Джиён даже находит в себе силы подарить ей милую улыбку перед тем как замотать лицо обратно и поспешить за Чхве, который уже ждет остальных у выхода. — Наш отель прямо на берегу залива, — довольно басит Сынхён, на что Джиён вскидывает голову. — Да? Здорово, — безинициативно кидает он в сторону и жестом показывает Сынри на контроле шевелиться быстрее, — машина уже ждет? Я хочу выйти. — бубнит он в палантин и, не дождавшись ответа, выходит из здания в предрассветные сырые сумерки. Чхве только молча поджимает губы. «Я буду счастлив с любой девушкой, если этого захочу»? Ну, а как же.***
Первое, что чувствует Квон, зайдя в номер — запах цветов. Тонкий, травянистый, густой, он пропитал собой весь воздух, и Джиёну здесь уже нравится. За окном черное небо начинает синеть, а ветер с залива отдает утренней свежестью и ностальгией, и Квон пошире распахивает окно, подставив лицо под ласкающие струи манильского воздуха. Номер совсем небольшой: ванная с туалетом, узкий коридор и небольшая спальня с двухместной кроватью, на которой сложены белые полотенца, халат и открытка «Добро пожаловать», напротив большое зеркало над комодом для вещей и большой букет пионов. Джиён, наконец, стягивает с себя платок и толстовку, оставшись в одних свободных дырявых джинсах, и у него даже нет никакого желания писать Минхи, что они заселились. Вот вообще никакого. Потянувшись за руками вперёд, парень нащупывает в скинутой на кровать толстовке пачку сигарет и выходит на балкон, жадно глотая рассветную прохладу. — Простудишься. — глубокий бас слева заставляет Джиёна мелко вздрогнуть. — Блять, — нервно фыркает он, кидая косой взгляд на высокий силуэт рядом, — напугал. Им стоило подумать о безопасности лучше, — говорит Квон, открывая пачку сигарет и с досадой обнаруживая, что она пустая, — будь ты маньяком-извращенцем, тебе бы ничего не стоило залезть в мой номер через балкон. Смех, который слышит Джиён, отдает усталостью и иронией, но у него такое чувство, словно он ждал именно этот смех в ответ и ничего другого. Чхве так предсказуем, и даже в этот момент он протягивает ему сигарету как сотни раз до этого утра. Джиёну интересно, курили ли они когда-то вместе в половине пятого утра, смотря на темно-синий залив? — Спасибо, — шепчет он, зажимая сигарету зубами и хлопая по карманам в поисках зажигалки, но через пару секунд жестом просит Сынхёна наклониться ближе, чтобы можно было прикурить от его сигареты. — На интим пробило? — иронизирует Чхве с сексуальной хрипотцой, но Джиён только кидает испепеляющий взгляд на его смеющиеся глаза, блестяще отражающие атаку лидерского недовольства. Он уже давно научился не злиться на Квона, даже наоборот — смеяться над тем, как уравновешенный и сдержанный флегматик ловит приступы обостренного восприятия действительности. Прямо как девчонка. Несколько минут они молча смотрят вдаль, прислушиваясь к шуршанию волн, прокатывающемуся по всей длине бесконечно тянущегося пляжа. Даже если это не рай, Джиёну хочется остаться здесь навсегда. Погрузившись в свои мысли, парень не замечает, как дверь соседнего балкона тихо закрывается, поймав стеклом пару голубых отблесков рассвета. Квон медленно тыкает окурок в пепельницу и глубоко вдыхает, вспоминая последние едкие слова, сказанные им несколько месяцев назад. «Я буду счастлив и без тебя, Чхве Сынхён, я буду счастлив с любой девушкой, если этого захочу, слышишь меня?» Джиён качает головой и трет лоб. Ему совсем не хочется думать об этом всём, не хочется понимать, что они с Чхве не смогли оторваться друг от друга, и вечная погоня Джиёна за лучшим привела к тому, что они стали чертовыми любовниками. Неважно, какая красивая девушка появлялась у него, неважно, насколько серьезными были его намерения, — каждый гребанный раз он оказывался вжатый лицом в одеяло или ковер, каждый раз он ломался и подчинялся, позволяя иметь себя, даже если до этого ломал, подчинял и имел он сам. Минхи появилась в его жизни месяц назад, милая, хорошенькая, немного взбалмошная, и Сынхён ещё не успел влезть в эти отношения, как разрушитель верности Квон Джиёна. Просто не было времени. И Джиён не осознаёт причину своего ужасного раздражения, которая кроется в нем самом, а точнее — в стенах, которыми Джиён ограждает сам себя, а потом злится на то, как легко их разрушить, и каждый раз неосознанно берет самого себя на слабо: «как далеко я убегу от Сынхёна, окружённый своими картонными стенами, в этот раз?» И смутное понимание, запрятанное Квоном в дальний уголок сознания, в последние дни старательно выползает наружу, чтобы напомнить: «Джи, тебе просто с самого начала нравится эта игра в шлюху». Из номера слышится глухой стук, и Джиён рефлекторно ведёт головой. Конечно, он знает, кто может стучаться к нему в номер в пять утра. В последний раз затянувшись жидким, сладковатым воздухом, парень заныривает в тёплую, пропитанную запахом пионов комнату и сбрасывает белые тапки, предпочитая ходить по дому босым. Дверь балкона за спиной с тихим щелчком закрывается, а входная открывается через несколько секунд. — Ты забыл что-то в моей сумке? — пытается казаться наивным Джиён, но его сузившиеся глаза Сынхён читает слишком легко. — Ага, — подыгрывает он, медленно кивая, — кажется, моя зарядка в твоей сумке. Чхве осторожно закрывает за собой дверь и идёт за Джиёном в спальню. — Вон она, — деловито кивает Квон в угол и подпирает поясницей комод, с вызовом скрестив руки на груди, словно говоря «ну давай, твой ход». Бровь Сынхёна дергается вверх, на что Джиён отвечает очередным неосознанным жестом — приоткрывает рот и облизывает сухие горьковатые губы. Сынхён, конечно же, видит в этом красноречивое приглашение. Ему не надо много времени, чтобы оказаться вплотную к Квону, и через три секунды он уже жарко целует его, вжимаясь в его тело своим. Джиён запускает пальцы в жесткие волосы и несильно оттягивает, заставляя грубо зарычать. Целый месяц без этого. Сынхён перехватывает руку Квона и покрывает ее поцелуями от кисти до предплечья, затем рассыпает десятки поцелуев на шее и голой груди. — Я скучал. — шепчет Сынхён, одним движением расстегивая джинсы на Квоне и стягивая их с худых ног, по пути опускаясь на колени и мимолётно любуясь татуировками на бёдрах. Вдох-выдох. Чхве гладит большими пальцами эти блядские татуировки, напоминающие о том, чтобы Сынхён не забывал дышать, а ещё о том, что Квон Джиён — та ещё шлюха. И то, как он профессионально стонет, не оставляет никаких сомнений. Сынхён берет глубоко и узко, Джиёну обычно нравится, что можно держать его за волосы и двигаться как хочется, но сейчас Чхве ласкает его просто идеально. Его красивые скульптурные губы обхватывают член не очень туго и не слабо — идеально, чтобы свободно скользить вперёд-назад от солёной головки до самого основания в умеренном темпе. Джиён несдержанно выдыхает, когда Сынхён нежно посасывает головку, пьяно смотря ему в глаза снизу вверх и оттягивает пальцами бархатную кожу. У Джиёна никогда бы не повернулся язык сказать, что Минхи сосет хуже, но почему-то сейчас ее не существует вовсе. — Бля-дство… — сдавленно стонет Квон, когда член заглатывают до основания, а горячий язык щекочет мошонку, — не разучился, практиковался? — шепчет Джиён, впиваясь пальцами в комод за спиной. В ответ Сынхён с пошлыми шлепками бьет напряжённым членом о свой язык, смотря хитрыми глазами на Квона. — Может и практиковался, — басит он, улыбаясь. Джиён только фыркает и грубо отстраняет его голову от себя, чтобы переступить через штаны и пнуть их в сторону. Губы Сынхёна солёные и горячие, Джиён кусает их и трется своим языком о чужой, постанывая, когда член сжимает тёплая ладонь. Пальцы Квона судорожно вынимают пуговицы из петелек на легкой, почти прозрачной рубашке Сынхёна, чтобы поскорее прикоснуться к горячей коже, погладить чувствительные соски, провести по худому животу и скользнуть на застежку брюк. Раздевать Сынхёна, когда его окутывает мягкий сумеречный свет, сглаживающий его острые черты — новый фетиш Квон Джиёна. Чхве тихо улыбается его нетерпеливости, перешагивая через свою одежду на полу, когда на нем остаются одни боксёры, и тянет Джиёна на кровать. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — шепчет Квон в ухо Сынхёна, задыхаясь, когда тот падает спиной на белоснежное одеяло поперёк кровати и усаживает Джиёна на свои бёдра, — чтобы развёл мои ноги и оттрахал, потому что я уже забыл твой член в своей заднице… Сынхён мурчит от возбуждения и ловит губы Джиёна своими. — Поработай ртом в другом месте, детка, — говорит он, и Джиён, прошипев «я тебе не детка, блять», повинуется, опускаясь голодными поцелуями к трусам с надписью Хьюго Босс на широкой резинке. Джиён сосет страстно и немного агрессивно, в его голове слишком много мыслей, и он пытается забыться, с силой втягивая щеки и сглатывая соленую смазку. Он так разгоняется, что Сынхён со стоном хватает его за волосы и прижимает носом к животу, задерживая пульсирующий член в его горле на несколько секунд. — О… черт возьми… — выдыхает он, когда Джиён медленно поднимает голову. С его губ капает слюна, как будто он бульдог, и Сынхён не может пошло не усмехнуться, когда капли вязкой слюны медленно стекают по члену, а припухшие губы Джиёна скользят по всей длине вместе с татуированными пальцами, которые умело смыкаются кольцом и натягивают кожу. Ну разве не шлюшка? Квон снова заигрывается, пока обсасывает рычащего Сынхёна, и даже пару раз прикусывает и оттягивает зубами мошонку. — Джиён, — от этого тихого грудного голоса хочется отдаться и повиноваться сразу же, но Джиён не спешит отстраняться, щекоча языком уздечку, — сделай себе приятно. Джиён, не прекращая прежнее занятие, опускает руку на свой пах, но Сынхён мягко ловит ее, приподнявшись на локте. — Ложись, — кивает он на большие подушки, и Квон полулёжа садится у изголовья кровати, сплёвывая на руку и смотря пьяным взглядом на Сынхёна. Сынхёну нравится смотреть на напряжённые мышцы, на влажные губы, на четкие движения. Ему нравится, как Джиён тяжело дышит и теряется в своём удовольствии, так открыто и без стеснения лаская себя под чужим взглядом. Из него бы вышел прекрасный порно-актёр, думает Сынхён, облизывая губы. Он подползает ближе и целует внутреннюю сторону бёдер, напряжённые пальцы, сжимающие член, водит языком по мягкой коже, заставляя Джиёна тяжело втягивать воздух. Не сдержавшись перед соблазном, он разводит ноги парня пошире и находит языком сжатый анус, начиная быстро гладить его самым кончиком. Джиён издаёт расслабленный стон и упирается пятками в широкие плечи, подаваясь навстречу горячему языку, пока Сынхён старательно вылизывает его, борясь с желанием поставить раком и отыметь в узкую неподготовленную задницу. — Нгх, Сынхён… — сексуально выдыхает Джиён, — поцелуй меня… Джиён тянется вперёд и хватает Сынхёна за волосы свободной рукой, отстраняя от себя. Улыбнувшись, Чхве несколько раз проводит языком по мокрой головке и нежно целует ее, смотря на застывшее лицо Джиёна с приоткрытыми губами и тяжёлым животным взглядом. — Не сюда, идиот, — наконец, говорит он. Сынхён целует жарко, с языком, кусает губу Джиёна и подаётся вперёд всем телом, и Джиёну хочется одного — чтобы его член поскорее оказался в этом рте. Джиён скалится и шипит, когда его снова туго обхватывают губами, и ускоряет движения рукой, смотря в горящие глаза напротив. Он вспоминает, как Сынхён трахал его на кухне, в ванной, в машине, на кровати, на диване, на полу, сидя, стоя, лёжа, на весу, в любых позах, и по телу проходит целый разряд тока, сжимая все мышцы под кожей и щекоча нервные окончания. Джиён низко стонет, толкаясь бёдрами вперёд, заставив Сынхёна облизать себя до основания, и ускоряется ещё сильнее, двигая рукой резче и жёстче. Когда Джиён запрокидывает голову и шумно дышит, Сынхён грубо убирает его руку и сжимает его член своей, стараясь двигать в том же темпе, но Джиён стонет: «быстрее», чему Чхве повинуется, ускоряясь и ударяя членом по своему языку. — Боги, Сынхён, — выдыхает Квон, — ещё немного… Сынхён внимательно следит за действиями Джиёна, чтобы не упустить этот момент, и когда Джиён напрягается всем телом, поднимая голову, чтобы посмотреть на Чхве, он опускается ртом на его член, чувствуя, как тёплая сперма брызгает на его нёбо. — Бляя… — восторженно стонет Квон и зажимает рот ладонью. Сынхён быстро двигает пальцами у самого основания, пока сперма не перестаёт наполнять его рот, а Джиён не обмякает, шумно выдохнув. Они снова это сделали. Джиён часто дышит и пытается осознать, что он снова изменил девушке, променяв все на свете на эти темные глаза и горячий рот. Сейчас слишком хорошо, чтобы думать об этом. Его начинают целовать, и он чувствует, как собственная сперма стекает ему в рот, но он совсем не против. Джиён слышит тяжёлое дыхание и влажные звуки, чувствует напряжение Сынхёна, который прижимается к его груди и покрывает его кожу жаркими поцелуями, потираясь членом между ягодиц. Да ебись оно все. Джиён отталкивает Чхве от себя и переворачивается на живот, подставляя задницу и широко разводя ноги. Сынхён просто сходит с ума от этого, Джиён знает. — Ты совсем чокнулся? — рычит Чхве ему на ухо, тыкаясь членом в сжатое анальное колечко, — ты не готов, но я не обещаю, что сдержусь… выебать бы тебя, Квон… — он сжимает твёрдый член у основания и бьет им худую белую ягодицу, на что Джиён отвечает пошлым смешком, — о, ты только и ждёшь, когда я тебя зажму в гримерке и отымею твою тощую задницу, зажав твой гребанный рот? — Да… — еле слышно говорит Джиён, и шумно выдыхает, когда Сынхён ощутимо толкается бёдрами, — ебанный сексуальный ублюдок, — шепчет он, — я хочу тебя всегда и везде… Я хочу, чтобы ты был рядом… Всегда. Чхве почти отчаянно прижимается губами к его шее, и когда Джиён поворачивает голову, ловит его губы. Пальцы Джиёна скользят по его бедру, ложатся на округлую ягодицу и несильно сжимают. Выдохнув Джиёну в рот, Чхве напрягается всем телом, и Джиён чувствует, как поток спермы ударяет ему между ног, а Сынхён стонет в непрерывный поцелуй и, последний раз коснувшись языка Джиёна своим, обессилено придавливает парня собой. Джиён поглаживает Сынхёна по белым волосам и понимает, какую же огромную нежность они прячут за отношениями изменщик-любовник. Он помнит, как Чхве много раз отдавал ему свою куртку на зимних съёмках, как приносил на репетиции тура его любимый латте с мятным сиропом, который никто больше не пьёт, и всегда смотрел на него так, словно Джиён — лучшее, что с ним случилось. Джиён благодарен за то, что Чхве всегда заставлял чувствовать его особенным. Небо за окном быстро меняет цвет, разливая по окрестностям розовые и оранжевые блики, в окнах домов загорается новорожденный рассвет. Сынхён, дышащий уже ровнее и спокойнее, опускается поцелуями по хрупкой спине, касается губами тонкой татуировки «get» и скользит языком по копчику между раздвинутых ягодиц. Облегченно вздохнув, Квон отвечает на эти нежные ласки, приподняв бёдра и подавшись навстречу. — Мне хорошо с тобой, — шепчет он, запрокинув голову, и не ждёт ничего в ответ, — ох, черт возьми, Сынхён… На Филиппинах 5:20 утра. Манильский залив лижут лучи восходящего солнца.