Реальная нереальность

«- Да, я предпочитаю пулю или нож мукам Совести. Ведь Совесть жалит, кусает, съедает изнутри заживо несколько лет и десятилетий, а быстрая пуля... Она гуманней. Она прощает и ошибки, и грех, и слабость человеческую… Я знаю, что такое Совесть. Как она жалит бесконечно острыми иглами, и раны от неё не заживают. Она высасывает жизнь, и жить уже не хочется. Всё теряет смысл. Лишь раскаяние и понимание своей ничтожности, - вот, что по себе оставляет Совесть. Она есть природный регулировщик наших поступков и страстей, но она столь жестока, беспощадна и неумолима, эта Совесть, что я бы ни за что не выбрал её в свои постоянные спутники. И да, я встречался с ней. И видел наяву, как вас сейчас, Смерть и Любовь. Они предстали передо мной в своей реальной ипостаси, более реальной, чем когда-либо был я. Их можно игнорировать, закрывать глаза при их присутствии, но не видеть – это невозможно. Я увидел Смерть, когда был в больнице. Моя дочь, Долли, заболела. После операции она лежала в отделении реанимации, в палате с остальными больными. Были там и дети, и старики. Долли было лучше, но она спала и не замечала меня. Я сидел возле её кровати, держал её за руку, боясь даже дышать на неё. Она казалась слабой, почти прозрачной. Мне виделось, что она раствориться в воздухе, поэтому её рука в моей руке для меня была якорем. Я не думал о том, что в этом бренном мире ей больно и плохо, а где-то за занавесью реального ей станет спокойно. Мои мысли были лишь о том, что она – единственное стоящее событие в моей жизни. Ни её мать, ни моя работа, ничто, - только Долли. И в этот миг в палату вошла Смерть. Такая, как описывают её художники. Или я не смог увидеть её реальной, а лишь такой, какой смог воспринять. Я не знаю. Но я видел Смерть. В чёрном плаще, в капюшоне, с чёрными дырами вместо глаз на белой кости черепа. Она неспешным шагом приближалась к нам. Я резко встал, и рука Долли выпала с моей ладони. Я, не дыша от страха, хотел преградить путь Смерти, не пустить её к постели дочери! Не знаю, что мной руководило. Я оцепенел от ужаса, но всё живое во мне кричало: «Нет!». И с уст моих сорвалось: «Только не она!». Я повторял эти слова бессознательно. Всё время, пока Смерть не повернула к нашему соседу, старому деду, и не взяла его за руку. Его дух, то ли астральное тело – зовите, как вам угодно, я не знаю, - поднялось с кровати и стало напротив Смерти. Но тело осталось лежать. Они вместе повернулись к нам спинами, и вышли, тихо, почти бесшумно. Я видел, как Смерть застыла на секунду перед дверьми, и видел, как повернула голову в нашу сторону. Но без слов, без малейшего звука вышла и прикрыла за собой дверь. Так я повстречал Смерть. А Любовь… Я видел Любовь лишь раз. Тогда я выгнал Долли из дому. Она пришла ко мне со своим любовником, то ли возлюбленным. Я не стал разбирать. Я был зол, ведь ей не было ещё и двадцати… Институт, работа, карьера, благосостояние – это было важным для меня, важнее, чем её чувства, её прихоти. Я думал, она понимает меня, она возьмёт себя в руки и сделает свою жизнь сама, слепит её, как из пластилина. Но я ошибся. Она разрушала то, что ей дал я, ради какого-то задохлого паренька… Я был в бешенстве. Она не могла сама руководить своей жизнью, она ничтожна, она слабовольна. Она стала подстилкой для мужика, когда могла стать самостоятельной и сильной. И Долли не выдержала. Она ударила меня - дала пощёчину, - и убежала. Её парень, друг, ждал её во дворе. Он обнял её, непонимающе смотрел на её рыдания и вздрагивания, а потом они ушли. Я выбежал за ними, но ни слова не смог сказать вслед. Я увидел её, Любовь. Она шла за ними вприпрыжку, радостная, золотые кудри пружинили у неё за спиной. Любовь выглядела, как маленькая девочка в жёлтом платьице. А когда она повернулась и посмотрела на меня своими большими глазками, я свалился без сил на колени. Любовь была очаровательна. Она улыбнулась мне, а потом помчалась за Долли и её парнем, взяла их за руки и пошла между ними. Они её не заметили. Они смотрели друг на друга. Думаю, они никого не замечали тогда. Я видел Любовь. Я видел Смерть. Они лишь на миг показались мне и ушли по своим делам. Я же остался с Совестью. Совесть грызла меня изнутри, когда ушла Смерть с тем стариком. Мне казалось, я как-то упросил Смерть не забирать Долли, но она должна была кого-то забрать. Быть может, это я невольно указал на старика, и он умер? Совесть цеплялась зубами за мой хребет, выворачивала внутренности и грызла сердце. Она не оставляла меня. А Любовь… Прожить всю свою жизнь, и не заметить Любви… А увидеть её, лишь уходящую вдаль… Совесть мучила меня, пронзая грудь, сверля голову... Может, это не Любовь была, а образ их дочери, живущей пока лишь под сердцем у Долли? Может, она материализовалась, чтобы я увидел, кого прогнал? Может, это Совесть. Может, Сомнения… Называйте, как хотите. Только теперь Совесть мне не страшна. Да и Смерть… Я встречу её и спрошу, что такого хотела она мне сказать тогда, в палате…» Взгляд его помутнел, грудь вздрогнула. На последнем выдохе он что-то увидел – глаза широко раскрылись, он смотрел куда-то поверх голов толпы, губы вытянулись в улыбке, и он умер. - Как так? – прозвучало робко в толпе. К нему уже пробивались медики. Запыханные, собранные, печальные. - Расступитесь! Ему нужен воздух! Пропустите! – кричали они. Лекари сомкнулись над ним одним спасательным кругом. - Кровотечение в районе левой грудины. Пуля… нет выходного отверстия! Застряла в грудной клетке! - Пульса нет! Дыхание отсутствует! - Что здесь случилось? – вопросил санитар. - Он кинулся на грабителей, - ответили ему. - Вот ведь старый кретин! – заорал врач, нажимая на его грудь. - Он боялся мук Совести, если ничего не сделает, - робко сказал кто-то из толпы. - Что за бред! Чушь! Не под пули же лезть из-за этого? Герой нашёлся! Но он считал Совесть более материальной, чем какая-то там пуля.