Шрамы

Он смотрит на эти изящные руки с тонкими длинными пальцами. Внимательно рассматривает линии на ладонях, будто пытается запомнить. Или привыкнуть. До сих пор иногда, когда он только просыпается и ещё не до конца приходит в себя, ему нужно несколько секунд, чтобы понять, что эта бледная нежная рука всё-таки принадлежит ему. Иногда он скучает по своему неуклюжему, но такому родному телу. Ведь на нём было столько шрамов-воспоминаний! Как появились два параллельных шрамика на предплечье он сам не помнит, но мама говорила, что его поцарапала соседская кошка. Глубокий шрам на колене – упал, когда шел в школу и порвал новые форменные брюки. Долго боялся рассказать, его даже пришлось вести в больницу из-за, казалась бы, пустяковой царапины. Шрамы сразу на двух пальцах – порезался, когда впервые пытался приготовить суп для болеющей младшей сестры. Этому телу тоже многое довелось пережить, но отметин на нем не было, а если и были, то про них хотелось бы забыть. Забыть, не вспоминать связанные с ними события. Хотя бы не думать о них так часто. Эти шрамы нельзя вспоминать как те, из другой жизни, со светлой грустью, ведь с ними связаны непроходящее отчаяние и боль, а не лёгкое негодование от того, что опять придется ходить, всему обклеившись пластырем. И так едва различимая в предрассветных сумерках комната совсем начала расплываться от предательски подступивших слёз. Дав себе мысленную оплеуху, Шэнь Цинцю пару раз моргнул, сгоняя непрошеную влагу. Вот ещё, не будет он плакать! Даже если никто не видит и очень хочется. Он пару раз вздохнул, пытаясь успокоиться, и опять лёг. Только голова коснулась подушки, как его сгребли две тонкие, но удивительно сильные руки, вплотную прижимая к телу спящего рядом мужчины. Идея быть подушкой для объятий Цинцю не нравилась от слова совсем, но вырываться он даже не подумал, иначе мог бы разбудить уставшего до полной потери своих феноменальных сил Ло Бинхэ. Он быстро согрелся от жара чужого тела, а ведь до этого и не замечал, что дрожит от холода. Шэнь Цинцю немного поёрзал, устраиваясь поудобнее, но на самом деле придвигаясь ещё ближе к его Бинхэ, только что ногу на него не закинул, хотя и хотел. Всё-таки спать так, в крепких, надёжных объятиях собственного мужа удивительно приятно. И даже кажется, что всё, что случилось, того стоило.

***

Ло Бинхэ проснулся от того, что дыхание человека рядом изменилось – стало более частым и поверхностным. Он с трудом смог разлепить веки и первым, что увидел, был его учитель, который сидел в оцепенении и смотрел на свои руки, будто проверяя на месте ли они. Выглядел он при этом совершенно потерянным, словно маленький ребенок, оставленный в толпе. Прошло всего несколько секунд, когда началось ужасное – учитель заплакал. По его лицу медленно скатились только две слезинки, когда он дёрнулся, будто бы от удара, поднял голову и резко стёр крупные капли. Бинхэ прекрасно знал, что его учитель ненавидит быть беспомощным, ненавидит проявлять слабость, особенно когда кто-то может это увидеть. Ему очень хотелось обнять, успокоить, поцеловать, сказать, что если когда-то было плохо, то это не значит, что дальше не будет хорошо. Хотел, но не мог, ведь ещё он знал, что в ответ на это учитель просто закроется, отгородится своей обычной ширмой холодного отчуждения или вовсе уйдет. Учитель пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться: его била крупная дрожь. Он начал осторожно укладываться обратно, когда Бинхэ не выдержал: вытянул руки, хватая другого мужчину и, заключив в объятия, притянул поближе к себе. Учитель замер на несколько секунд, но быстро расслабился, даже сам придвинулся ещё ближе, занимая более удобное положение. Его глаза под закрытыми веками стали двигаться из стороны в сторону – мужчина уснул. Уже спящий, он повернулся ещё немного, почти укладываясь на Бинхэ сверху, и перекинул свою стройную ногу через чужие бедра. Сейчас он меньше всего напоминал бесстрастного заклинателя, он был просто уставшим мужчиной, который наконец смог немного отдохнуть. Уже засыпая, Бинхэ подумал: спать вот так, обнимая любимого человека, даря ему тепло, покой и защиту, самое лучшее из того, что вообще может быть.