***
Она стоит на высоте, равной трем этажам. Шелтон снимает с себя одежду и медленно кладет на асфальт, после свободно дает местной полиции надеть на него наручники. Ванда не может поверить в происходящее. Казалось, только четыре года назад в их жизни все было красочно, как должно быть в сказках. Но реальная жизнь не похожа на пляшущих розовых единорогов, пора бы признать. Сказок, попросту, не бывает. — Клайд, ты слишком много боли причинил этому городу, этим людям. Так не могло продолжаться вечно, — голос предательски дрогнул и почти сорвался. Больше нет в глазах прежней искры, лишь холодная, мертвая гладь, леденая глыба бесчувственности, скрытой боли и презрения к супергероям. От прежнего него осталась только внешняя оболочка. — Опыт подсказывает, что урок, не закрепленный кровью, ничему не учит, Ванда. Ты знаешь это не хуже меня, — Шелтон смотрит прямо перед собой. Неподалеку горит здание городского суда, где не осталось живых. Месть поглотила его без остатка, притупляя все остальные чувства. В человеке, стоящем перед ней, больше не ее Клайд. В нем только клокочущая злость. Он весь словно соткан из смерти, что по левое плечо, как верная подруга, ходит по пятам. — Все те люди, — не теряет надежды Максимофф. — Они не заслужили! Никто из них не заслужил такой смерти! — Правосудие должно быть для всех, — усмехается он, и ухмылка эта гонит по спине Ведьмы мороз. — Разве не этого ты хотела для нашего сына? В легких заканчивается кислород и грудную клетку разрывает не заживающая рана. — Роберта не вернуть. Мы могли бы продолжать жить и верить... Его не уводят, но держат крепко, словно бы с минуты на минуту он ринется вперед. Клайд Шелтон давно не жилец, внутри он мертв с того самого дня. — Во что верить? В божий суд? Во всех этих клоунов, решивших кому жить, а кому умирать? — Их бы поймали! Ты не смеешь решать за всех! — Я поймал всех. До единого. И надеюсь, их ждет ад. Ванде до безумия, до животного рыка, до озноба и ломки в костях хочется прижаться к некогда родному и единственному человеку. Но когда сломан самый сильный, тогда он начинает мстить. Каждому, кто попадется на его пути. И Клайд оказался сломанным.***
Они лежат в палатке у берега реки, пока неподалеку догорает костер, чье пламя колышется под дуновением легкого летнего ветерка. — Так я, что? Скоро стану... — он жестами показывал что-то в воздухе, не в силах произнести это слово, будто не хватало сил. —... отцом. Никогда еще не приходилось видеть слезы на его лице, а сейчас они катились по щекам градом, а широкая улыбка растягивалась буквально до ушей так, что заболели щеки. Шелтон старался произнести еще пару фраз, но разрыдался, не переставая параллельно посмеиваться и это было больше похоже на истерику. Истерику взрослого, самодостаточного мужчины. — Знай, вы будете самыми счастливыми, — шепчет он, прикладываясь щекой к еще плоскому животу Ванды и на самом деле верит. Верит, что обрел свою настоящую семью навсегда. — Я и так самая счастливая, — шепчет она, гладя его русоволосый затылок. И верит, им нечего бояться. Если бы только знать все наперед...