Развеять скуку

Время уже перевалило за девять вечера, и многие в Облачных Глубинах уже готовились ко сну, который помог бы набраться сил перед тяжёлым днём, полным строгих правил и традиций. Только в одном из небольших домов, принадлежащих самым лучшим адептам Гусу Лань, горел еле заметный свет. Сычжуй почти всегда засиживался за гуцинем допоздна, совершенствуя технику игры, и где-то в глубине души надеясь, что таким образом он сможет стать хоть немного ближе к своему идеалу. Но сейчас юному адепту составлял компанию Вэй Ин, внимательно наблюдая за игрой Сыжчуя и изредко вставляя едкие комментарии и пустые фразы. — Как же скучно, — в очередной раз протянул Вэй Ин, широко зевая. — Тебе не надоедают подобные однообразные вечера? — Нет, я привык, — неловко пожимает плечами Сычжуй, возвращаясь к исполнению мелодии. — А Вы разве сейчас не должны были находиться с господином Хань Гуанцзюнем? — Лань Чжань ложится спать на целых полчаса раньше вас. Так что, нет, — хитро прищурившись, мужчина подпер подбородок кулаком, взглядом скользя по худой фигурке, которая была скрыта несколькими слоями одежд. — А почему это тебя так беспокоит? — Ничего, господин Вэй. Просто обычно в это время Вы находитесь с господином Ван Цзи, — испугавшись, что Вэй Ин мог что-то не то подумать, Сычжуй замахал руками, отставив гуцинь в сторону. — Но почему-то в последние дни Вы постоянно проводите вечера со мной. — А ты наблюдательный, господин Лань. Мне это нравится, — тихо смеётся Вэй Ин, лаская взглядом тонкую шейку и острые черты лица, выражение которого сейчас представляет собой коктейль из удивления и лёгкого испуга. — Но сейчас я сижу и смотрю на твою ровную спину, а не на спину Ван Цзы. Сычжуй кивает, непонятно зачем, и утыкается взглядом в пол. Сколько правил он сейчас нарушил? Громко вскрикнул, размахивал руками, как сумасшедший, а ещё и подумал о чем-то неприличном. Его точно накажут самым жестоким образом. В его голове ещё были свежи воспоминания того, как у Цзинъи нашли книжку с эротическими картинками. Лань Цижэнь кричал так, что все Облачные Глубины слышали о таком дерзком нарушении правил. Даже несмотря на то, что за Цзинъи вступился сам Лань Сичэнь, Цижэнь был непреклонен и потребовал самого жёсткого наказания. После этого Цзинъи ещё больше недели лежал в горячке, а Сычжуй со слезами на глазах обрабатывал его синяки и раны на спине. От этих воспоминаний по позвоночнику пробежал холодок, и Сычжуй невольно поежился, поднимая взгляд и молясь всем Богам, чтобы его не настигла подобная учесть. — Да, смотрите. Но почему? Разве Вам не скучно, как Вы ранее говорили? — Сычжуй наблюдает, как учитель Вэй откидывается на мягкие подушки сзади него, недовольно цокнув языком и закатив глаза. — Откуда ты можешь знать, о чем я думаю в этот момент? Вэй Ин провоцирует, пытаясь добиться от юноши новых эмоций. От Лань Чжаня этого не дождёшься. Зато юные адепты прекрасная почва для проверки новых идей и появившихся мыслей. — Я не могу знать, господин Вэй, но я могу предполагать, — глубоко вздохнув, Сычжуй выпрямляет спину и смотрит на полную Луну за окном, пытаясь не поддаваться на провокации. Он прекрасно знает характер Вэй Ина и что тот никогда не упустит момент, чтобы смутить кого-нибудь из благовоспитанных представителей Великого ордена. — А знаешь, что? — ухмыльнувшись, сказал Вэй Ин. — У меня есть идея, как скрасить мою и твою скуку. — И как же?— Сычжуй нервно сглотнул. После этих слов всегда нужно ждать беды, и будет чудом, если очередная идея Вэй Ина не нарушит хотя бы одного десятка правил ордена Гусу Лань. — Знаешь, мне всегда было интересно, — Вэй Ин открыто рассматривает взглядом юное тело, даже не пытаясь скрыть явное желание развязать многочисленные завязки на этом сложном наряде. — Тебе пойдёт моя одежда? — В-ваша одежда? Я не могу понять, о чем Вы говорите, — Сычжую показалось, что он ослышался или не так понял фразу. Ведь не мог супруг Хань Гуанцзюня произнести что-то подобное. — Ну, ты вечно в траурных, монашеских одеждах разгуливаешь. Мне уже надоело рассматривать эти ваши белые одежды, — Вэй Ин скривил лицо, явно показывая отвращение к традиционным одеяниям ордена. — Так почему бы тебе не попробовать нарядиться во что-то новое? Руки мужчины скользнули к поясу на своей талии и принялись развязывать нехитрый узел. Глаза Сычжуя мигом расширились, к щекам прилилась краска, а слова так и застряли в горле. Юноша хоть и старался следовать всем правилам ордена, но даже он пал жертвой любопытства, и тёмной ночью, своровав у Цзинъи пару похабных книжонок, читал их до самого утра. Одна из таких сцен, где мужчина постепенно обнажается, заставила адепта кусать губы и нервно сводить колени вместе, в попытке унять давящую тяжесть внизу живота. Он знал, что такая реакция организма вполне нормальна, ведь господин Лань Чжань предупреждал, что Сычжуй уже вступил в тот возраст, когда мальчик становится мужчиной. После этого разговора Сычжуй пылал красными щеками на все Обычные Глубины и ещё целую неделю старался не пересекаться с Ван Цзы, но мысленно поблагодарил его за разъяснения того, что творилось с его телом в последние года, когда он начал входить в возраст. Но юноша осознавал, что испытывать что-то подобное к господину Вэю, супругу Господина Ван Цзы, ещё хуже нарушения правил. Это предательство самого близкого ему человека. Человека, который дал ему дом и имя. Человека, которого за глаза он называл "отцом". Человека, чьему счастью с новоприобретенным супругом он искренне радовался. И прямо сейчас Сычжуй не мог отвести взгляд от по-женски изящных рук, что неторопливо возились с завязками. Неправильно. Порочно. — Может не нужно? — высоким голосом произнёс Сычжуй, сам не узнавая себя. — Мне и в своих одеждах хорошо. Господин Вэй, не нужно раздеваться. Верхние одежды Вэй Ина уже лежат на полу, неаккуратно отброшенные в сторону. На подтянутом теле мужчины свободно висит нижняя рубаха и штаны. Сквозь тонкий шёлк видны очертания стройного тела. Всё же Мо Сюаньюй не был воином, и тело его годилось скорее для удовольствия, нежели для кровавой битвы. Узкая талия и бедра. Стройные, длинные ноги и худые коленки, которые смотрелись совсем по-детски острыми по сравнению с пухлыми ягодицами. На висках у юноши выступила испарина. "Неправильно, неправильно, неправильно, — кричало ему сознание. — Ты будешь наказан." Но тело предавало Сычжуя. Румянец расползся по шее к груди, скрытой идеально белыми одеждами. Ладони вспотели, а бедра сам собой мелко дрожали, благо длинная мантия скрывала этот позор. — Неужели стесняешься меня? — бросает из-за плеча острый взгляд Вэй Ин, развязывая завязки на штанах. — Я же мужчина. — Вы... Вы... зачем? Может, Вы всё же передумаете? — голос Сычжуя дрожит, а разряды паники бегут вниз по позвоночнику. Он понимает, что так быть не должно, но всё же он продолжает с жадностью ловить каждое движение молодого мужчины, который стоит уже только в нижних одеждах. — А что не так? Тебе есть что скрывать от меня? — дернув плечом, Вэй Ин заставляет полупрозрачный шёлк сорочки скользнуть вниз, обнажая тонкие плечи и острые ключицы, словно грозясь порезать ими юного адепта. — Нет! Нечего скрывать! Господин Вэй, оденьтесь, пожалуйста! — Сычжуй снова машет руками, закрыв глаза. Но даже с закрытыми глазами, он видит бледную кожу и выступающие из-под неё тонкие ребра, словно изображение обнаженного мужчины выжжено у него на обратной стороне век. — Ну, не нервничай так, Лань Сычжуй, — нижние штаны скользят по худым бедрам вниз, оседая шёлковым покрывалом на тёмном дереве у ног мужчины. Из лёгких юноши словно выбивают весь воздух, а руки невольно сжимают конец лобной ленты. — Я не сделаю тебе... ничего плохого. Надевай. Ну же, давай. Я полюбуюсь на тебя. Мужчина отбрасывает густые волосы назад, с удовольствием впитывая каждое движение, обнажающегося молодого тела. Сычжуй повернулся к нему спиной, неловко и рассеяно снимая с себя верхние одежды. Стесняется. По одной его позе Вэй Ин понимает, что юноше и хочется, и колется. Наверняка, это первый раз, когда он обнажается перед другим мужчиной не для того, чтобы окунуться в воды источника. — Так лучше, Господин Вэй? Сычжуй стоял посредине комнаты, облаченный в непривычные для себя темные одежды. Подол верхнего платья был слишком длинным для его роста, поэтому тёмная ткань волочилась по полу, скрывая бледные стопы. Юноша не знал, что он чувствовал. Слишком странно, слишком неправильно, слишком порочно. — Д-да, — с запозданием ответил Вэй Ин. — Тебе определенно идут более открытые вещи. Чуть обнаженная кожа груди Сычжуя в полутьме вечера блестела лунным светом. Румянец, стекавший с щек на шею, украшал лучше любых драгоценностей, а легкий испуг манил словно огонь мотылька. — Я рад, что Вам пришлось по вкусу, — Сычжуй всё еще неловко топтался на месте, сжимая в ладонях слишком длинные рукава. От легкого ветра из открытого окна несло прохладой, и пальцы на ногах невольно поджимались. — Теперь я могу переодеться... — Погоди, — встрял мужчина, не сводя взгляда с пунцовых щек. Он приблизился к юноше, чтобы поправить ткань на его груди, словно случайно обнажая её ещё сильнее. — А если?.. — Господин Вэй! Что Вы?.. Рука Вэй Ина потянулась к ленте в волосах, дёргая за нее и распуская тёмный шёлк, случайно выдирая несколько волосков. С распущенными волосами Сычжуй чувствовал себя ещё более обнаженным, чем в столь неподобающем виде. Цижэнь точно велел бы выпороть его за подобную распущенность. — Да ты красавец, господин Сычжуй! — голос Вэй Ина снова звучал весело. Похоже, что он один, кто наслаждался всей этой ситуацией. Невольно отступив назад, Сычжуй обхватил пальцами прядь своих волос, нервно оборачивая их вокруг ладони. Казалось, ещё чуть-чуть и он умрёт от накатившего стыда и неправильности всего происходящего. — Не думал, что в тебе столько таинственной привлекательности, — именно так звучит голос самого Дьявола, влекущего грешников в Преисподнюю. Сычжуй в этом не сомневался. — Таинственной привлекательности? — Тебе страшно идет, — ладонь мужчины теперь потянулась к чужому лбу, потянув белоснежную ленту вверх, пропуская через неё волосы юноши. — Нет! Не трогайте! — Сычжуй честно пытался препятствовать Вэй Ину, но тот уже сделал своё дело и теперь стоял довольный, держа в руках лобную ленту юноши. — Эта лобная лента явно лишняя, — белоснежный шёлк в чужих руках выглядел как ядовитая змея, которая только и ждёт, как бы накинуться на владельца ленты. Боже, сколько же времени ему придется провести в источниках, замаливая перед Богами свои грехи. — Верните ленту, — голос звучал до безобразия мило, словно Сычжуй вот-вот расплачется. — И наденьте на себя хоть что-то. Вэй Ин же веселел на глазах, довольно прокручивая чужую лобную ленту между пальцев. Подобная лента была повязана у него на запястье, как знак принадлежности одному из наследников ордена Лань. Видя, как своя собственная лента крутилась столь близко к лобной ленте Хань Гуанцзюня, Сычжуй мелко дрожал. За подобное вполне могли бы изгнать из ордена. — А зачем одеваться? Мне жарко, да и чего мне стесняться? — Вэй Ин отбрасывает волосы с груди за спину, встряхивая головой и кидая на Сычжуя хитрый, с прищуром взгляд. — Однако ты действительно вырос красивым. Отбоя от девушек не будет, Вэнь Юань. На последних словах Вэй Ин слишком резко приближается к Сычжую, тихо шепча их в самое ухо. От этих слов озноб охватывает тело, а колени трясутся словно на улице стоит мороз. Только вот Сычжую не было холодно. Его мучил до боли знакомый жар, расползающийся с низа живота по всему телу. — Кхм... В Облачных Глубинах запрещено развязно себя вести. И, господин Вэй, я уже много раз просил Вас звать меня Лань Сычжуем, — прокашлявшись, напомнил юноша. Чтобы произнести несколько слов, ему пришлось собрать остатки разума и попытаться казаться уверенным и холодным. "Совсем, как Хань Гуанцзюнь," — тихо шепнуло подсознание, и это сравнение больно кольнуло в самое сердце. — Но ты же Вэнь Юань, так? По крайней мере, всегда им будешь, — пожав плечами сказал мужчина. — И на счет развязности. Мы же не расскажем об этом никому, так? — Т-так, — нервно сглотнув, вторил юноша. Внутренний голос вопил о том, что ему необходимо уходить отсюда немедленно, но ноги словно приросли к полу и тело отказывалось слушать крики разума. — Но я уже четырнадцать лет как Лань Сычжуй. Глупые слова, слетевшие с языка, казались достаточным поводом для того, чтобы прекратить этот короткий, бессмысленный спор, в котором Вэй Ин был, по всей видимости, уже не заинтересован. — Господин Вэй? — чужое молчание было похоже на затишье перед ужасным тайфуном. Казалось, что даже сверчки за окном смолкли, ожидая дальнейших действий Вэй Ина. — А знаешь, хочу кое-что проверить. Ты не против? — ладонь мужчины коснулась розоватой щеки Сычжуя, оглаживая бархат юношеской кожи. — Проверить чт..? — чужие губы съели конец фразы, выбивая из легких весь воздух, оставляя в груди лишь гулко бьющееся сердце. — Господин Вэй! — возмущение затопило сознание Сычжуя. Никогда он не делал что-то столь порочащее его имя и его орден. Но мужчина не слушал, вновь вжимаясь губами в губы напротив. Юноша дрожал под натиском уверенных рук, которые крепко прижимали молодое тело к телу Мо Сюаньюя. Рваные вдохи и выдохи слетали с порозовевших от прилившей крови губ Сычжуя. Голова кружилась, а ладони неволько впивались в плечи мужчины. Неправильно. Неправильно-неправильно-неправильно. Сознание кричало о нарушенных правилах и морали, но тело всё же льнуло к умелым ласкам и теплу человеческого тела. Первый поцелуй дурманил и возбуждал нежное юношеское воображение, подкидывая те самые картинки из похабных книжек Цзинъи. Слюна приятно смочила губы, упрощая скольжение. Вэй Ин лишь слегка наклонил голову, языком скользя уже по кромке зубов, дрожащего от переизбытка эмоций Сычжуя. Сжав пальцами челюсть юноши до легкой боли, мужчина заставил юношу приоткрыть рот, языком обласкивая ребристое нёбо и влажный, трепещущий язык. Он определенно не знал, что делать. Губы двигались неловко, размазывая смешавшуюся слюну вокруг рта, язык скользил слишком резко, заставляя давить воздухом и чужим дыханием. Сплошное безумие со вкусом Улыбки Императора. Чужие губы обхватывают мокрый язык юноши, обсасывая его в самой непотребной манере, отчего плавкий огонь в животе бьет под дых, вынуждая Сычжуя вцепиться в чужие плечи, лишь бы не упасть. — Тише-тише, — ладонь Вэй Ина скользит по мокрому от пота лбу Сычжуя, зачесывая длинные пряди назад. Взгляд юноши пьяный, бегающий по лицу напротив, а губы налились красным, соблазнительно влажно поблескивая в полутьме. — Мы ведь не расскажем об этом никому, да? — привычная усмешка вновь появляется на лице мужчины. — Господин Вэй, — Сычжуй прикрывает глаза, и перед ним проносятся все четыре тысячи правил ордена Лань. А сверчки за окном продолжают петь свою песню в этой тихой, оставшейся общей тайной для двоих ночи.