Иван Купала

Сегодня праздник — первый вторник на неделе. Народ этого праздника требует… Чертов Иван Купала! Пришел — спасибо, ушел бы — большое спасибо… Александр Христофорович вообще праздничков не любил, как вспомнит, что как-то на крещение в церковь пошёл и когда мужик в прорубь прыгнул, крикнув : «С богом, Еб твою мать!» он удалился. В отличии от человека, который является олицетворением загадки: «Скочет всегда жрать хочет», для тех кто в танке — Яков Петрович Гуро. — Александр Христофорович, там ещё долго в клазете заседать будете? Прям заседание проводите межнационального характера! — буркнул Гуро. — Да, — тихо протянул Александр Христофорович. Как говорится, что? Самогон, молоко, огурцы, арбуз и рыбу, что? Не мешай! Это было предсказуемо, но, как сказал Саша : «Подорожник приложу и пройдёт». — Пойду огурцы полью что ли, — скучающе, пожал плечами великий следователь. — Э! В грядки мне не ссать! — и тут же Бинх выскочил из заветного места, крича, как самая красивая ведьма на шабаше. У него в этом непревзойденные способности! Жаль, что уже не умственные, но это немного другая история. А вообще Бинх напрямую завел о лентяйничестве Гуро старую, как мамонты и шутки про : «Не стреляй мне в печень, я ещё стопку не опорокинул!» песню. — Вам надо, ей богу, на кладбище работать! — возмущённо выкрикивал Яков Петрович. Это было его обычной реакцией, когда Бинх заставлял хоть сколечко выполнить свою работу «Следователя», мол, работа не Гуро — в лес не убежит, а всадник (К слову их работа), очень резво так в чащу и поскакал… — Зачем? Там отдыхают и лежат! А ещё надеюсь на ваших поминках выиграть все конкурсы и поплясать хорошо, — произнёс Александр, не открываясь от какой-то книги… Но мы-то знаем, что в той книге лежит один непристойный листочек с разными видами казней Якова Петровича Гуро. Если честно, он хоть и в шоке, но ему лень удивляться. Бинх как-нибудь потом спонтанно (Лёжа на кладбище под четырьмя метрами сырой земли) слегка обалдеет. — Да вы и мертвого… — всплеснул руками в порыве экспрессивности Гуро, что аж чихнул, и быстро полез за носовым платком. Когда его хватила температура, этим самым платком, расшитым в ручную, подаренным самим Бенкендорфом и вообще сделанным по лучшим меркам того времени, накладывали компресс водочный, что до сих пор отдаёт… Самогоном. А что вы, извините, хотели от деревни?! Они конечно отважные, но это если утрировать, так-то они умалишенные и страх потерявшие. Уже мертвые души, грубо говоря… Но пока живые. Пока Петрович старший всей правды не знает. И не узнает! — апчхи! Подымите… — «Правда», Объяснить, что такое утечка мозгов? В вашем случае это насморк… — улыбнулся Бинх, что создаётся ощущение, что эта перепалка для него безразлична… Но валерьянка делает своё дело! И мы знаем, а Гуро нет! И вот в комнату ворвались Гоголь и Тесак, наперебой пытаясь что-то объяснить. — Так! Тишина! Тесак, говори, — Александр Христофорович принял позу попредставительней, убирая ноги со стола. Поживешь с Яковом, который сжёг свою хату в попытках приготовить поесть, и не такие позы примешь, какие например в обороне своего бедного холодильника. На нем чего, табличка что ли : «Нагадьте в моей жизни, а лучше на меня и посыпте розами?» — Доброе утро, Александр Христофорович! Какое у вас настроение? Просто знать, что рассказать первым… — робко поинтересовался Степан, ой, и вспомнил, что по средам он не такой смелый. — Пока сносное, но я чувствую, что это пока ты мне чего-то там не сказал, — произнёс Бинх тоже чихая. Это либо правда, знак божий, либо проделки сатаны… А вообще надо пыль убрать… — давай с Хорошего. — Дяденьки на холме, что ужасно стучат в бубен и покуривают украденную у святого отца Варфоломея кадильную траву, что дико дымит и задымляет наш климат и жизнь, шаманы вообщем, передавали хорошую погоду для охоты на ведьм и, что костры надо разводить, чтобы языки смотрели на убывающую луну с юго-восточного направления. А к плохому… — не успел договорить Тесак, как дверь распахнулась и влетел самый настоящий черт… — Че, каво, господа? Чаю не найдётся? — мужчина был не местный и не внушал доверия… Как бы Был бы за зож, да климат не гож. — Молодой человек, вы кто? — спросил сдержанно, будто и впрямь намереваясь сдержать просьбу о чае глубоко внутри себя, Бинх. — Я экстрасенс! Я экзорцист! — засмеялся мужчина, пока Яков с присущей ему осторожностью и кропотливостью собирал зубы и вставные челюсти по полу. Золотые же! — А я тогда кто по-вашему? — вздохнул Бинх, и не такое он слышал. После войны… Всмысле обороны пьяных от трезвых. — А ты — привидения и сейчас тебя изгоню, — этот человек, обратившись к Васильевичу, был явно не того и не в себе, наверно в ссоре с головою, сам себе видно он враг, надо ж выдумать такое?! — Во дурак! — Я не приведение — я призрак, — тихо пробубнил Коля себе под нос. — Да какая разница, хоть Демон, — махнул новоприбывший рукой. — Прекратить! — ударил кулаком по столу полицмейстер — я — Демон, — заявил Александр Христофорович, переключая внимание на себя. — Я не поддаюсь ни гипнозу ни демонизации! — засмеялся вновь человек — Приятно познакомиться, Александр Костылин! — они с Бинхом пожали руки. — Ой ты! Господи! Из-под земли чтоль вырос?! — запричитал Яков Петрович недовольно. — А чего мне? По твоему мнению, сигнальные ракеты пускать «Яша, выдвигаюсь»? — насупился Сашенька. — Я на работе! На работе — Яков Петрович и не иначе! — возмутился Гуро. — А ты? — новоприбывший «Черт», как его про себя окрестил Бинх, обратился к Гоголю — Писарь? — Я сижу на месте преступления с чернильницей и пером… — после продолжительного молчания, он горестно протянул — для брата великого следователя у вас как-то не важно с логическими цепочками. Что написано пером, не вырубишь топором, знаете ли. — Ну, не всем же быть такими умными и красивыми, как я! — Наверное, Яков Петрович считает, что сам себя не похвалишь — никто не похвалит. И прав, не поспоришь. — Да куда он запропастился? Только стоило захотеть склептоманить вазу китайскую, а он… Где теперь его искать?! О, пуля валяется вон, — раздался за окном заинтересованный возглас. Как говорится, не пойман — не призывник. — Остап! Сюда иди! И вообще, это таракан! — крикнул, бесцеремонно подходя к окну и высовываясь оттуда, Костылин. — Эх, надо надеть очки… Совсем плохой стал, не порядок. Как же деньги-то считать буду?! — в участок зашёл ещё один субъект, как вы могли понять — Остап, но не тот, что сын Тараса Бульбы, а Бендер, сын турецкого поданного Паши-Али-Сын-Янина-Ибн-Хоттаба, его самого имя уточнять не будем, можно просто и Остап — ещё один из нескольких старших Петровичей, что исправно симулирует от армии, безуспешно ищет сокровища и так же безуспешно разыскивается международным розыском — Приветствую господа, я вот это… Народный преступник! Сдаваться пришёл! О, Яша! Нашлась и пропажа! — ЯКОВ ПЕТРОВИЧ! — выкрикнул Гуро в сердцах, обижаясь искренне на своих родственников — Александр Христофорович! Пишите! У меня озарение! — в этой реплике скрывалось : «УХОДИТЕ! МЫ ВАС НЕ ЗВАЛИ! Нам сегодня не до вас! Да и завтра некогда! На неделе… Через годик! Маловероятно, но все же может быть». — Пусть Гоголь и пишет, он писарь же, вы ему платите за это, — пожал плечами Бинх. — Всадник это точно девушка! Кому ещё надо за Гоголем бегать и убивать потенциальных конкурентов?! Какой я молодец! — возгордился и обрадовался Яков Петрович. — А, вы, простите, тоже на сердце Николая Васильевича претендуете? Или мы чего-то не знаем? — спросил Бинх. — Что за вздор! — покраснел Гуро. — Яш, тебя он тоже как бы убить пытался, нет? — спросил Костылин. — Ой, у меня так почки заболели в поясницу отходит… — сел на стул Яков Петрович, грустно за голову взявшись, лихо соскальзывая с темы, как кусочек сыра с маслянной сковородки, мол, не хочу там кататься! В сливочном хочу, а в растительном — нет! — Аппендицит? — предположил Остап. — Ага, аппендицит у меня там шевелится! — съязвил Гуро, стремительно покидая участок. — Что это Яков Петрович умчался так быстро? — спросил Гоголь. — Никак проголодался… Молоко вдвойне смешней, если после огурцов! — заключил Бендер, так и умчался вслед за старшим Петровичем. — А меня никто не хочет накормить? — Съешьте маслица или сырка! — предложил Тесак, заваривая начальству Чай. — Мне нельзя молочное! — возразил Сашенька, тот, что черт, жаль без рогов и хвоста. Странная мода у Бинха на прозвища : Гуро «Демон», Толстой Андрей «Младший Демон», Мазовецкий «Колдун», Данишевский «Дьявол», Гоголь «Идиот» и «Нечистый», вот теперь и Костылин «Черт». — Ну и что? — удивился Александр Христофорович. — А масло из чего делают по вашему мнению? — спросил с явным намеком на Сарказм Костылин, но, как мы можем понять — сарказм-то понят, но не принят. — Из нефти, полагаю? — улыбнулся Бинх, довольно откусывая бутерброд, надеясь, что хоть в этом году на «Ивана Купалу» не случится, скажем так, что кто-то в этот день утонет на мелководье, неудачно перепрыгнув через костёр… Ну, или же : — Дяденька полицмейстер, вы остановили меня не по правилам и вне стационарного пункта… — Не по правилам если бы я тебе кирпичом в рожу твою зарядил! Взятку мне предложишь сам или силой забрать? **** — Это кукушка кукукает или сова савукает? — спросил с недоверием Остап, который чуть-чуть Остап от своего старшего товарища, что шёл, прямо, как… Даже сравнения такому не находится, поэтому будет лететь, как Гуро на завтрак. — Сова совит! Да петух это наверно… Оккупанты чёртовы, — пожал плечами Яков Петрович. — А че он посреди дня орет? — поинтересовался Бендер. — Да жареная курица его клюнула, вот и орет! — махнул рукой раздраженно Яков. — Яш, а кто такой филин? — спросил тихо Остап. — Рыба такая, не мешай! — пробубнил старший Петрович — Я дедуктирую. — А почему он сидит на дереве? — кашлянул, ну, не знаю, в ключицы наверное, Остап. — Откуда я знаю? Может он сумасшедший или учёный! Читал «Кот Учёный…» Пушкина? А ты ведь читал только то, куда руки, уверен, только Бинха могли дотянутся… Тогда точно не читал! Но докладываю: начитался этот кот уже, — заявил Гуро, перепрыгивая кустик, пенёчек, все свои жизненные проблемы. — А кто здесь самый богатый? С кем мне стоит завести знакомства? — после пяти минут молчаливой ходьбы младшему из старших стало скучно. — Так, Остап! МЫ не воруем, ворую тут Я! — подумал Гуро, мол, я ж Диканьку первый нашёл, и добавил — А вообще, я не ворую, я беру то, что мне не задавили в детстве. У меня детство с вами, тринадцатью олухами — голодное! Ну, ОЧЕНЬ голодное! Я бы даже сейчас кого-нибудь съел… — Яш, ну, как обогатится-то мне?! Меня уже в международный розыск подали… — всхлипнул Остап. — Все ты семью позоришь! Сиди, молчи и ешь! — шикнул Гуро. — А куда мы идём? — вот, именно это он так долго забывал спросить. Двадцать лет забывал спросить. — Выбирать невесту… — рявкнул уже разъяренный, как тысяча, нет две, черт, пять тысяч монгол, или монголов, Яков. — Ты надумал жениться?! Наконец забыл свою Екатерину! — возрадовался, ждавший этого события, как явления Христа Народу, Бендер. — Дурак ты! Сам поплывешь за венком или тебе помочь? В ночь на Ивана Купала опытные прыгуны через костёр успевают на лету ягодицами вытащить печёную картошку из золы. В эти дни выпивается половина годовой нормы первачка, а усиленные «Поиски цветка папоротника» ежегодно приводят к всплеску рождаемости в марте… А вообще, надо бы сначала картошки набрать в соседнем огороде… — кивнул своим мыслям старший Петрович. — А они нам дадут? — спросил Бендер, который обычно руководствуются : «Не дадут — сами возьмём!» — А кто их спрашивать будет?! Не перебивай! Пожарим, поедим, полежим, поедим… — загибал свои изячные и длинные, как сказал бы поэтишно Гоголь «Паучьи» пальцы Яков. Хотя с таким питанием, все же паучьи сосиски. Пушкин мог три страницы написать про женские ноги, а Гуро 135245662367 страниц серенад о еде. — Все бы тебе поесть! Ни одна невеста не посмотрит не то, что тебе в лицо, тебе в след! Вон щёки из-за ушей торчат! А подбородок… Их там явно больше чем два! И вообще не невест искать тебе и приключений надо, а худеть, глядишь ожирение заработаешь! — нахмурился Остап, как будто и впрямь его сейчас Тарас породит тем, чем и убил. Губы (И конечно неопределенное количество подбородков) Якова затряслись от ужаса и он уже было хотел обозвать брата последними словами, и сказать, что вообще-то он неотражаем, как на горизонте нарисовался Бинх, что хрен сотрёшь. Уровень нашей грамотности : «Один бил змия, другой комыш и прозошло это как-буд-то на изячной трове». — Что делаете, господа? — произнёс полицмейстер. — Александр Христофорович, а напиться, наесться, в царей превратиться, это глаголы? — спросил Остап, видя начальство. — Это цели! — заявил Александр довольно — А вы чего на праздник не идёте? Там и исполнили бы свои глаголы, — Раньше гулять отпрашивались у Якова. Теперь у Бинха. У Гуро было проще — Никто в кучу, простите, не наступал? — А что? — спросил зло Гуро старший. — Намахнуло как-то… — пожал плечами неопределенно Бинх. — Это я от злости, — пробубнил Яков. Как завещано было : не тронь овна — вонять не будет. Когда венки были спущены, как и штаны, у отъявленных ловкачей, что проводят трюки с картошкой, то наши герои, как раз подошли. Не долго думал Остап и ловко стяпал «Своими культяпками» по мнению Гуро «Фу! Вообще кошмар!» венок из синих фиалок. А это оказался венок Николая Васильевича, ну-ну! Та-та-та-там… Не похороннный и слава богу! Хотя поживи с Гуро хоть День… Там и видно будет. Вот уж, что действительно непонятно — причина обморока Николая Васильевича. То ли от счастья, то ли от горя… Не умер — уже удача! — Бендер, а вы бывали в Гаграх? — спросил Бинх. — Что за глупость! Мне и тут хорошо! — всплеснул руками Остап — а вообще… Мне Корейко пообещал миллион! — А на что вам такие деньги? — поинтересовался полицмейстер — я могу вас посадить за несоблюдение уголовного кодекса. Времена нынче безденежные, гражданин Корейко — подпольный миллионер, а моя задача — конфисковать деньги в особо крупных размерах. Не смотрите, что дыра, а Екатерина вторая частенько девок здешних за волосы таскает, балагурит тут, самогон выпивает, не женщина… А МЕЧТА! А матом ругается! Ой, хлеще попа и дьяка вместе взятых, когда черта кадилом по церкви гоняют! Эх… А теперь, к слову о сухаре, давайте к деньгам! Сами дадите или мне забрать? — Вот у вас есть мечта?! — спросил Бендер — Впрочем мне все равно. У меня-то есть! Я вот хочу по Рио-Де-Жанейро в белых носках, в белом костюме… В подаренных недругом белых тапочках! Ах! — вздохнул Остап. — Бендер, а не поделитесь ли мечтой своей в денежном эквиваленте? — спросил Бинх. — Ну! Уберите свои грязные рученьки от моей чистой мечты! Может вам уши от дряхлого осла или ключ от квартиры, где деньги лежат отдать?! — возмутился Остап. — Ну, не хотите делится, и не надо! Во жадный народ пошел! — пожал плечами полицмейстер. А тем временем сидел за столом Гаврила Бонифатич… Вообще-то минуты три назад не сидел… Он лежал под образами. Прыгать через костёр оказывается тоже надо уметь… Ну, как однажды показал нам Пушкин, что умение метко стрелять важнее стихосложения, так и этот товарищ оставил свой след в истории. Просто масштаб немного разный… Вся необъятная Россия или вполне объятная Малороссия. Но учуяв своим большим носом, как сказал бы Гуро, горного орла, или как сказал бы Бинх «Кинжалом грузинским», или просто Бендер «Хоботом», как пахнут галушки, он встал и сел к столу, поедая их аппетитно, взяв половник вместо ложки, оперативно наворачивая из кастрюли, орудуя двумя руками : ложкой — сметану, половником — галушку. Пропорции будущим поколениям, что решат повторить : одна к трём. — Так ты ж воть помер, — перекрестилась Христина, падая в обморок. — Ну да… Сейчас поем и помру, тебе чего жалко что ли? На голодный желудок проблематично помирается, — он скрытно схватил кастрюлю борща, отворачиваясь. — Неси нашарный спирт, — вздохнул горестно Александр Христофорович. — Нашатыря нет! — икнул доктор — есть Йод! — Вы виноваты в этом беспределе, Яков Петрович! — громко заявил Остап. — Я? — удивился, демонстрируя весь спектр своей экспрессивности, Гуро. — Ну, я что ли? — Возмутился Бендер. — Думаю Гоголь во всем виноват… — заключил Бинх. Ну, он ведь темная лошадка, не так ли?