***

Строительство шло полным ходом. Азазель неведанным образом выбрал на редкость трудолюбивых и умелых рабочих. Их ни капли не смутила необычная конструкция Церебро, и они с воодушевлением – уж не внушенным ли Чарльзом? – принялись за дело. Правда, вскоре выяснилось, что один из строителей имел губительное пристрастие к алкоголю, но он по просьбе Чарльза был телепортирован домой (Азазель настаивал на Антарктиде) без всякого вреда для производительности. Чарльз пребывал в каком-то странном возбуждении. Он напоминал одинадцатиклассника, который вроде и хочет скорей вырваться из оскоминной школы, но при этом боится этого, осознавая, что счастливых школьных деньков уже не вернуть. И как заканчивающий школу, волнуясь, то радостно и приятно, то со страхом грядущего, ждёт своего выпускного, так телепат ждал дня, когда Церебро будет готов. Азазель, в свою очередь, относился к строительству равнодушно, как, собственно, и ко всему остальному. — Зачем тебе Церебро? Хочешь снова искать мутантов? – однажды вечером спросил демон. Они сидели в каминной зале: Азазель любил огонь, а Чарльз с недавних пор – тишину, а это было одно из немногих мест в доме, докуда не доносились звуки стройки. Они сидели и разговаривали, что стало если не потребностью, то привычкой. Демон всё больше обживался в особняке, но при этом ни на толику не изменил своим привычкам и свободе, бывшей одной из немногих ценимых им вещей. — Нет, — ответил Чарльз. – Я хочу… Хочу подкорректировать сознание людей. Хочу внушить им, что мутанты – не враги. Чтобы они воспринимали их, как себе подобных. И тут Азазель впервые посмотрел на телепата не как натуралист на редкое животное – с любопытством, но, в общем-то, зная, что оно из себя представляет и чего от него ожидать, а как человек на человека, ну, или древний демон на мутанта. В общем, как на равного, с недоумением и искренним интересом. Похоже, Азазель никак не ожидал подобного ответа, а это свидетельствовало, что его знания о Чарльзе не абсолютны. — Всем внушить? – со скрываемым удивлением спросил демон. — Всем, — твердо ответил Чарльз. — На планете три миллиарда человек, не надорвешься? – скептически. — Хоть четыре. Хоть сто четыре. Я справлюсь. Я должен, — решительно, с затаенной нервно-дрожащей ноткой. — Кому? – с иронией поинтересовался Азазель. — Им. Всем им. В особенности – Эрику, — голос Чарльза стал сухим, но в нём нескрываемо звучало всё невысказанное, невыплаканное, так и не зажившее. И демон впервые за свою долгую жизнь ощутил, что жалеет о сказанном. — Что ж, удачи, — попытался он снять с себя непривычные оковы вины, а потом поднялся и покинул комнату, не как обычно, а через дверь. Чарльз не разозлился и не обиделся на него. Он всё понял.