Поцелуй со вкусом вишни

Славка — безответственный дурак. Не то чтобы этот факт меня очень сильно беспокоит, но я считаю, что в самом конце последнего учебного года уж можно изобразить хоть какую-нибудь серьёзность к своему будущему. Вот уже совсем скоро экзамены, а у него все никак не ладятся до конца отношения с сочинением по русскому, он продолжает делать ошибки в одних и тех же заданиях по математике и тупить с выбранными обществознанием, а ему прогулки по дворам за ручку до ночи подавай. Романтик хренов. Но, к слову, эта его «хренова романтика» не такая уж и плохая. Стоит ему вытащить меня гулять, за беззаботной беседой я перестаю чересчур загоняться из-за экзаменов и всего остального тоже. Я каждый раз смотрю на него, на то, с каким довольным лицом он втирает мне очередную бесполезную, но интересную фигню и мысленно повторяю слова благодарности. Я благодарю нашу классную руководительницу, которая ещё в начале года заставила меня быть для Славы репетитором. Благодарю истеричку-мать, из-за которой мне пришлось тусить со Славой чуть ли не 24/7. Благодарю родителей Славы, с которыми мне не раз приходилось пересекаться и общаться по душам, за их доброжелательность и радушие. Благодарю самого Славу за… просто за то, что он такой классный существует. И за то… что только благодаря ему я сейчас вообще живу. Хмуро смотрю на часы и недовольно фыркаю. Несмотря на свою чуть ли не врождённую непунктуальность, Слава всегда приходил вовремя, когда я просил о встрече. В назначенный час он уже стучал в мою дверь. Тютелька, что говорится, в тютельку. Мне это очень льстило. И вот сегодня я написал Славе, чтобы он пришёл ко мне разбирать ещё одно написанное им сочинение и все его косяки. Вообще, по сравнению с началом года, он делал большие успехи. Он стал правильно понимать смысл текста, находить тему, на которую должен писать. Он понял, что именно ему требуется написать и в каком порядке. Вот только словарный запас оставляет желать лучшего. Так что сейчас мы боремся лишь с его «чо», «ну типа», «короче, это» и всем остальным в этом роде. Так вот. Он сразу согласился, ответив, что будет через десять минут. Но уже прошло больше получаса, а его всё не было. Это меня злило. Злило и… заставляло беспокоиться. Или злило, потому что заставляло беспокоиться. Беспокойство это та ещё нервотрёпка, а нервотрёпку я не любил ни в каком виде. Но тут как бы… будто есть о чём беспокоиться. Уж точно не о том, что на Славу напали и пытались ограбить какие-нибудь местные гопники. Ха. Вот это я сейчас пошутил, конечно. Но я всё равно волновался. Мало ли что произойти может. В опасное время живём, ничего не скажешь. Я окончательно успокоился только тогда, когда в дверь постучали. Так как последние минут пять я уже сидел в прихожей весь нервный, то открыл дверь сразу, даже не глядя в дверной глазок. — Здарова, Владос! — радостно поздоровался Славка, вваливаясь в квартиру. — Не поверишь, но смотри, чо у меня есть! — воскликнул он, задрав руку с пакетом. Я нахмурился, отступая. Нередко я уже был жертвой свойственной Славе бурной жестикуляции, поэтому решил не рисковать в этот раз. — Только не говори, что там… — Вишня! — перебил меня Слава, широко улыбаясь. И я свободно выдохнул. Хоть не его обожаемая «шава», уже хорошо. А то я уже смотреть на неё не могу. — Недалеко тут на остановке автобусной бабушки такие добрые сидят. Думаешь, чего я так долго? Разговорили меня, потом слово за слово стали они ягоды свои расхваливать, ну вот я и купил. «Хорошо, что ещё не весь мир знает, как легко тебе можно что-то впарить», — подумал я, наблюдая за тем, как Слава снимает кепку и головой зарывается в пакет. — Ой, как вкусно пахнет! — Он берёт одну вишенку за черенок, отрывает его и кладёт ягоду себе в рот. — Вообще-то, для начала надо её помыть, — отметил я усмехаясь. Такая уж довольная улыбка расползлась по его лицу. — Да она и так нормальная, ты чо, — возмутился Слава, выплёвывая косточку и захватывая из пакета ещё целую горсть вишен. — Никогда ягод прямо с куста не ел? Это ж такая вкуснотища. Попробуй! Слава попытался засунуть мне в рот вишню, но я уклонился, отобрал пакет и смеясь отправился на кухню. Нет уж. У меня уже чуть ли не рефлекс тщательно промывать всю еду, которую я собираюсь употребить. Слава уже доел свои немытые ягоды, когда я поставил перед ним на стол тарелку с уже чистой вишней и сел рядом. — Ну, давай посмотрим, что там у тебя с сочинением. — Ага, давай, — кивнул Слава, загребая ещё одну горсть ягод. — Я его прочитал, потом перечитал и хочу сказать, что ты молодец. Я не нашёл ни одной пропущенной или неправильно поставленной запятой. Хорошо, что ты последовал моему совету и стал писать простыми, неперегруженными предложениями. — Да, это я могу, — довольно причмокнув, улыбнулся Слава. Я постарался не отвлекаться на то, с какой скоростью тарелка ягод превращалась в тарелку косточек и черенков, и продолжил: — С орфографией тоже всё в порядке. Сижу и радуюсь, что ты прислушиваешься ко мне. — Орфография… это как бы… Ты типа про использование только тех слов, которые я точно знаю как писать, чтоб не ошибаться? — Я кивнул. — А-а-а, ну да, это ты умно сказал. И вообще ты много чего дельного сказал, так я не знаю, когда бы сам до этого всего допёр. — Даже речевых ошибок куда меньше. Но вот тут, тут и тут, — я указал на подчёркнутые мною красным слова, — тебе лучше бы воздержаться от жаргона. — Слава уже давно выучил слово «жаргон», поэтому сразу понял, о чём я. — А чо? — Слава отобрал свою тетрадь и перечитал свой текст. — Не, ну это же типа… приём такой или как. Ну типа, я же от себя пишу, так что это вот типа мои авторские слова. — Ну всё равно. Лучше их не использовать, будь они хоть тысячу раз твоими авторскими, — возразил я, взяв одну ягоду. Пока было, что брать. — Тебя могут не понять, принять твою самодеятельность за ошибку, а ты можешь потерять баллы. Это не очень хорошо. Нам этого не надо. — Да почему? Чо не так-то? Ты сам говорил, что многие писатели там Пушкины всякие и Гоголи коверкали слова как хотели, и им вот ничего не было! А если я, так сразу минус балл. Нечестно. — Далеко тебе до Гоголей, Славка, — усмехнулся я. Слава надулся. — Ну ты ещё ногой топни, — усмехнулся я. В воцарившуюся тишину я успел отправить себе в рот вишню, не отрывая черенка. Как будто это был чупа-чупс. — И топну! — сказал Слава и правда топнул ногой. Он взял с тарелки ещё три вишенки, оторвал от них черенки и зажевал их с обиженной миной. Затем я проследил, как небрежно он откинул несчастные палочки на стол и вдруг вспомнил кое-что из интернета. — Знаешь, — задумчиво произнёс я, вытащив косточку и палочку, — говорят, если человек во рту может завязать черенок вишенки в узелок, то… он хорошо целуется. Слава замер в задумчивости. — Это как? — нахмурился он. Я пожал плечами и засунул черенок обратно в рот, как будто знал, что делаю. На самом деле, нихрена я не знал. И зачем я завёл этот разговор я тоже не знал. Никогда не пробовал это делать, а этот факт прочитал в каком-то мимолётном посте лет сто назад. Так что вообще сейчас удивился, что вспомнил о нём. Но пока я возился у себя во рту с этим черенком, я понял, как это работает. Вроде. Когда почувствовал, что узелок уже почти готов, пальцами я захватил тот конец, который протолкнул через петлю, а зубами зажал другой конец. Доставая всю эту конструкцию, я и затянул узелок. Потом оглядел, что получилось и сказал: — Ну… как-то так, нет? Я не знаю, как это должно выглядеть, сам никогда не пробовал, но вроде получилось. Слава молча смотрел то на меня, то на веточку в моей руке, не шевелясь аж почти целую минуту, а потом как ни в чём не бывало хмыкнул и весело выдал: — Да ну, ты гонишь, это ж легкотня. — Ну-у, не скажи, — усмехнулся я. — Ты чо, думаешь, что у меня не получится? — прищурился Слава. — Н-да нет, ты что. Как можно, — протянул я в ответ. И я не сомневался. Честно. Я уже знал, что целуется он… очень даже не плохо. Я просто не знал, сообразит ли Слава, как там всё это провернуть так, чтобы в итоге завязать этот дурацкий узелок. Но, видимо, по моему голосу он понял меня по-своему. — Щас я тебе как навяжу узелков! — выпалил он, хватая с тарелки черенок. Ну что же. Об этом я и думал. Слава долго мучился с этим. Дольше, чем я. А я просто смотрел на это всё и мне хотелось смеяться. Такое серьёзное и сосредоточенное у парня было лицо. Как будто от успеха миссии зависела чья-то жизнь. Он изредка рычал что-то, пыхтел, мычал, вздыхал, выплевывал обслюнявленные черенки, брал новые. Короче, тупо на серьёзных щах продолжал пытаться… превзойти меня? Да по-любому. Он практически всегда пытался превзойти меня во всём, что не касалось учёбы. И раз уж на то пошло, раз уж мне впервые что-то удалось провернуть лучше Славы… Я решил его подразнить. Не знаю, что мной управляло, но я взял ещё один черенок и отправил его себе в рот. Я уже знал, что делать, поэтому через несколько секунд всё было готово. А потом я взял ещё один черенок, и потом ещё один. Навязывал узелки тут я, а Слава угрюмо смотрел на меня, злился, хмурился. А я искренне веселился. — Нет, Слав, я всё ещё ни капли не сомневаюсь в тебе, — по-доброму спокойно сказал я. Но звучало это, увы, так, будто я издевался. Хм. Ну… Возможно, таки да, я издевался. Совсем чуть-чуть. Завязывая уже седьмой узелок. — Я щас тебя в узел завяжу! — буркнул Слава, выплёвывая очередной черенок. Кривой, но не завязанный. — Попробуй, — рассмеялся я. И, кажется, я только что разорвал какую-то цепь, которая всё это время сдерживала Славу. Его рука на полпути к новому черенку остановилась. Он пристально попялился на меня добрых секунд пять, а потом резко перенаправил руку ко мне. Он схватил меня за шнурок от капюшона толстовки и притянул к себе. В следующий миг наши лица столкнулись лбами, носами и губами. Мгновенно забыв и заставив забыть меня о крошечной вспышке боли от пустякового удара, Слава утянул меня в долгий глубокий поцелуй. Поцелуй со вкусом вишни и… её черенков. Поцелуй, к которому я вообще не был готов. Поцелуй на моём выдохе, так что я задохнулся уже на второй секунде. Ох, чёрт, как будто я считал эти дурацкие секунды… Не отстраняясь, он сбавил обороты и даже почти дал мне восстановить дыхание, а дальше — я прямо чувствовал — плавными движениями своих губ ясно давал мне понять, что ему не нужно завязывать какие-то там черенки, чтобы кому-то что-то доказать. Особенно, если дело касается поцелуев. Он отстранился медленно и как будто нехотя, всем своим существом излучая самодовольство. Губы изогнуты в ухмылке, глаза от удовольствия тёмные, зрачки расширенные. — Ну, — выдохнул я, — попробовал? — Попробовал, — усмехнулся Слава, пока я восстанавливал дыхание полностью. — И знаешь, ты куда сговорчивее этих дурацких мелких палок. Я довольно улыбнулся. А потом неожиданно для себя выдал: — Ну, что, передохнули, можно и математику разобрать. — Эх, Влад, умеешь же ты всё портить, — вздохнул Слава, потягиваясь на своём стуле. — Давай-давай. Ты столько пропустил уроков, на которых мы все эти задания разбирали, так что, будь добр, сделай одолжение. — Наблюдая за тем, какое недовольство Слава корчит на лице, я с усмешкой добавил: — Если продуктивно поработаем, я таки научу тебя узелки завязывать. Слава нахмурился ещё больше. — Да нахрена мне сдались эти узелки? — Он сел прямо на своём стуле, смерил меня взглядом, а потом приблизился к моему лицу и чмокнул в губы. — Вообще не сдались, вот что я тебе скажу. Вот если бы ты со мной по крышам пошёл гулять сегодня, я бы ещё подумал, — протянул Славка. Как я и говорил, хренов романтик. Но выбора-то у меня всё равно никакого не оставалось, так что я согласился. — Ну вот, другое дело. Пля-яшем. Только я чот голодный всё равно. А питание это важно. Особенно, когда умственной деятельностью занят. Так что щас я пойду бутеров накрошу и как порешаю всю твою математику. На раз-два. Как два пальца об асфальт… — Да иди уже!