First times are overrated

Если бы кто-то сказал Шан Цинхуа, что секс с идеальным мужчиной окажется ужасен, то он бы посмеялся и послал того человека куда подальше. Шан Цинхуа переворачивается на свою сторону кровати, всматриваясь в стену, и обнимает кусочек одеяла. Даже из-за этого движения нижняя часть тела начинает болеть, и он морщится. Холодные руки оборачиваются вокруг его талии, и Шан Цинхуа инстинктивно прижимается спиной к груди Мобэй Цзюня, несмотря на желание пнуть его по голени из-за случившегося ранее. Голое плечо оказывается осыпано мягкими поцелуями, и Шан Цинхуа улыбается, но, оборачиваясь к Мобэй Цзюню, скрывает улыбку. — Мой король, пожалуй, нам не следует делать это слишком часто. «Чтобы меня не разорвало на части» — думает Шан Цинхуа, но вслух этого не произносит. Мобэй Цзюнь лишь мягко мычит, голос его сонен, а выражение лица лениво после секса. — Тебе нужно лишь немного времени, чтобы понять, что это не так уж и плохо. Из-за этих слов Шан Цинхуа полностью разворачивается, игнорируя боль, последовавшую за его перемещениями. — Используя «плохо» вы говорите обо мне? Сейчас именно я почти не ощущаю своей задницы! И чья это вина? — Моя спина расцарапана, а в ушах до сих пор звенит. Шан Цинхуа замирает. Ах, точно, он очень много кричал и хватался за все, до чего только мог дотянуться. Ему было слишком больно, так что он не виноват. Все это он произносит вслух, прижимается к шее Мобэй Цзюня, выдыхая и ощущая как из-за сонливости закрываются глаза. Одна из рук Мобэй Цзюня скользит вниз по бедру, а вторая притягивает его ближе. — Как скажешь. Запомни свои слова, Шан Цинхуа. Шан Цинхуа засыпает прежде, чем успевает задуматься о смысле сказанного. Он просыпается лишь к полудню, но Мобэй Цзюнь уже ушел. Шан Цинхуа оказывается оставлен в постели один, и, к его неудовольствию, ему теплее, чем было до этого. Шан Цинхуа поднимается, не обращая внимание на протестующую нижнюю часть тела. Он мысленно делает заметку о том, что ему надо узнать побольше о таком виде активности, потому что, судя по характеру Мобэй Цзюня (да и его собственного), они не смогут слишком долго сдерживать давай-не-будем-кое-что-делать обещание. К тому же, он предпочел бы, чтобы после секса его задница оставалась цела, а вариант с воздержанием не подходит, особенно после того, как он наконец-то смог полностью заполучить Мобэй Цзюня. Проблема в том, что он находится в древнем времени, где не знают о сексуальном образовании, какие уж тут безопасные инструкции для однополых пар. Плюсом он является горным лордом и не может сам пойти за однополой эротической литературой, как и послать кого-либо за ней. Он, конечно, просто маленький лорд пика Аньдин, но что тогда будет с репутацией всего клана Цанцюн? Но у него есть идея. Шан Цинхуа выбирается на улицу, пытаясь выглядеть как можно более естественно. Он замаскировался и изменил свой внешний вид так, чтобы никто не смог бы его узнать. Он еще сильнее опускает соломенную шляпу, чтобы прикрыть и так не слишком узнаваемое лицо, и проскальзывает в книжную лавку. Владелица отрывает взгляд от книги и не выглядит удивленной подозрительным выбором Шан Цинхуа в одежде — черные одежды и соломенная шляпа делают его похожим на убийцу. Еще раз, почему он решил, что будет смотреться естественно в этом? Женщину это, кажется, совсем не беспокоит, так как ее взгляд падает обратно на книгу, и она начинает проговаривать все монотонным голосом. — Темные пути, черная магия или эротика? — Чт… Я… — Эротика вон там. Шан Цинхуа слишком долго прожил, окруженный защищенным пузырем в таком правильном месте, как Цанцюн, чтобы вовремя среагировать на беседы такого типа, так что он просто глупо моргает. Владелица, видимо, даже не замечает этого, продолжая рассказывать безэмоциональным голосом, и переворачивает страницу. — Мужчины с женщинами, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами, оргии, у нас есть все. Что пожелаете? — В-второе, пожалуйста, — несмотря на то, что у него есть маскировка и шляпа, которая скрывает его лицо, Шан Цинхуа заикается, ощущая начинающие гореть щеки. Самолет, Пронзающий Небеса, который не сдерживает себя в написании эротики, путается в словах совсем как подросток, который, скрываясь от родителей, зашел купить Плэйбой, чтобы потом спрятать журнал под кроватью. Владелица ведет его к заполненному книгами стеллажу и начинает выбирать некоторые. — Вот эта и эта, — говорит она, передавая книги в руки Шан Цинхуа. — Я слышала, что эта считается классикой. Так же «Несправедливость Чуньшань» сейчас очень популярна. Шан Цинхуа с трепетом рассматривает книги в его руках. Он выходит из книжной лавки с полной книг и крепко закрытой покупкой, так что никто не смог заглянуть и заметить содержимое, и убегает так быстро, как только может. Шан Цинхуа умрет прежде, чем позволит хоть кому-то поймать его на улице с этими книгами в руках. Он возвращается к себе и тяжело вздыхает, предварительно закрыв дверь. Это почему-то потрепало ему нервы больше, чем встреча с монстрами. Он осматривает комнату и понимает, что ничего не изменилось. Мобэй Цзюнь тоже не приходил, пока его не было. Шан Цинхуа вздыхает. А если Мобэй Цзюнь зол на него из-за жалоб на его навыки? Эго его короля очень велико, так что совсем не удивительно, если Мобэй Цзюнь не будет появляться в поле зрения какое-то время. За это время ему следует сфокусироваться на улучшении своих знаний о сексе, чтобы утешить своего разозленного возлюбленного. Шан Цинхуа раскладывает содержимое купленного на столе и начинает рассматривать обложки. Он до этого был не слишком заинтересован в изучении большего количества информации об однополом сексе, так что ни одно из названий ничего ему не говорит. Не считая «Несправедливости Чуншань». Эта книга слишком популярна, чтобы остаться незамеченной, а особенно с той известностью, которую за прошедшие года обрели Шэнь Цинцю и Бинхэ. Шан Цинхуа начинает читать, и книга ужасает его до глубины души. Это довольно весело, когда касается только Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ, но теперь, после того, как он сам прочувствовал пронзающую его изнутри боль, он ничего не может поделать с тем, что ощущает болезненные искры, идущие от нижней части тела, пока он читает эти… болезненные сексуальные действия. Шан Цинхуа настолько поглощен книгой, что не замечает кого-то, заходящего в его комнату. — Что за хренотень ты читаешь? — скандальный голос раздается со стороны, и Шан Цинхуа рефлекторно выкидывает книгу в угол, крича. — Нет нужды так бурно реагировать, брат-самолет! Не можешь взять ответственность за содеянное? — Шэнь Цинцю поспешно отступает и закрывает уши от криков. Он присаживается на один из стульев перед Шан Цинхуа и осматривает книги на столе с нечитаемым выражением лица. Шан Цинхуа выдыхает и горбится. — Брат-огурец, ты не можешь просто так брать и врываться в чужие комнаты. И еще, эта книга? Я помню, что прописывал Лю Минъянь как самую элегантную и добрую женщину в мире, а не любительницу БДСМ и автора книг про мужскую любовь. — Согласен с тобой, — Шэнь Цинцю вздрагивает, оглядываясь на теперь уже лежащую в пыльном углу книгу. Затем он прочищает горло и говорит, глядя куда угодно, но только не на Шан Цинхуа. — Кроме того, если ты хочешь… узнать что-то, то эта книга совсем для этого не подходит. Шан Цинхуа моргает несколько раз, а затем тянется через стол, хватая Шэнь Цинцю за руки перед тем, как тот успеет их убрать. Шан Цинхуа моляще смотрит на Шэнь Цинцю перед тем, как тот начинает кричать и бить его веером. — Брат-огурец! Ты единственный подходящий человек, который может рассказать об этих штуках! Думаю, от моей задницы ничего не останется в ту же секунду, когда мы попытаемся заняться этим во второй раз! — на лице Шэнь Цинцю болезненное выражение, и он пытается вырвать свои руки из чужой хватки, но Шан Цинхуа удерживает сильнее, продолжая стенать. — Ох, мой великий брат-огурец, мой самый верный читатель, разве ты не поможешь своему любимому автору? И, к тому же, формально, я твой свекор! Ты не поможешь отцу своего мужа? Шэнь Цинцю, видимо, сытый по горло его нытьем и непристойными словами, затыкает Шан Цинхуа, закрыв ему рот рукой. — Закрой дверь, — выдавливает он, но на его щеках уже расцветает румянец. — И если хоть кто-то услышит об этом, то ты труп. Ты понял, автор-извращуга?

***

Шэнь Цинцю, должно быть, испытал величайшее облегчение, когда смог наконец-то уйти, потому что Шан Цинхуа не удалось даже нормально попрощаться с ним, когда тот вскочил на меч и исчез, больше ничего не сказав. Неважно. Брат-огурец мог бы запросто оскорбиться, так что это чудо, что он смог рассказать о таких вещах в деталях. Шан Цинхуа перечитывает сделанные во время обсуждения заметки с большим интересом. Когда он просматривает заметки уже во второй раз, дверь оказывается открыта, и Шан Цинхуа поднимает взгляд, замечая входящего Мобэй Цзюня. Его сердце замирает, и он облегченно выдыхает, поднимаясь. — Мой король, вы вернулись! Я беспокоился, что вы мог… Слова Шан Цинхуа оказываются прерваны, когда Мобэй Цзюнь хватает его за лицо и прижимается к губам. Они не стали лучше и в этом, так что поцелуй отдает тяжестью и холодом, но из-за пыла его колени ослабевают. — Мой король, что вы?.. — спрашивает Шан Цинхуа после того, как Мобэй Цзюнь прерывает поцелуй, и его голос звучит хрипло и тихо, почти как шепот. — Можем мы сделать это? — раздается голос Мобэй Цзюня, который одинаково хрипл и низок, и звук этот отдает прямо в член. В другое время Шан Цинхуа бы посмеялся и пошутил насчет того обещания, данного прошлой ночью, но сейчас он слишком ярко ощущает холодные прикосновения Мобэй Цзюня к его лицу, губы покалывает от еще неопытных, но пьянящих поцелуев, а тело уже решило все за него. — Ага. А дальше он чувствует лишь губы Мобэй Цзюня и кровать, на которую они каким-то образом смогли упасть, не разрывая поцелуя. Его голова касается мягкой подушки, а Мобэй Цзюнь прямо над ним, упирающийся руками по обе стороны от головы Шан Цинхуа. Расстояние между ними настолько мало, что Шан Цинхуа ощущает прохладу дыхания Мобэй Цзюня, что касается его лица, и ему, по логике, должно стать холодно, но на деле он ощущает лишь растущий внутри него жар. Мобэй Цзюнь склоняется, прижимаясь к его губам в этот раз медленнее и намного осторожнее. Он полностью укрывает Шан Цинхуа своим телом, но все равно опускается еще ниже, будто бы между ними осталась капля свободного пространства. Кажется, что от такой близости они касаются совершенно всем, чем только возможно. Шан Цинхуа ахает от давления, и язык Мобэй Цзюня проскальзывает в его рот. Он замирает от внезапного вторжения, но Мобэй Цзюнь ждет, пока тот не привыкнет, и лишь затем исследует каждый уголок, и каждое движение возбуждает все больше и больше. Шан Цинхуа крепко стискивает лицо Мобэй Цзюня и ощущает как сам становится тверже под слоями одежды. — Сними этот… — бормочет Шан Цинхуа, когда они разрывают поцелуй, хватаясь за плащ Мобэй Цзюня. Поцелуи были великолепны, но он бы предпочел перейти к кое-чему другому. Мобэй Цзюнь, кажется, жаждет вернуться обратно к поцелуям, и Шан Цинхуа сам отчасти хочет опять притянуть его обратно, особенно когда губы у Мобэй Цзюня опухшие, а взгляд расфокусирован и без привычной остроты, но они сдерживаются достаточно времени, чтобы сесть и скинуть всю одежду перед тем, как вернуться к начатому. Шан Цинхуа не ждет слишком долго, усаживаясь на колени Мобэй Цзюня, и тянет его на себя. Все ощущается намного ярче, когда между ними больше нет никакой одежды, и Шан Цинхуа дрожит и горит в одно и то же время из-за того, как медленно скользят руки Мобэй Цзюня по его коже, что отличается от железной хватки во время их первого раза. Кончики его пальцев время от времени скользят по определенным точкам на теле Шан Цинхуа, и когда бы Шан Цинхуа не вздохнул от прикосновения, Мобэй Цзюнь негромко хмыкает перед тем, как касается тех же точек снова, как будто запоминая все чувствительные места на коже Шан Цинхуа. Шан Цинхуа не знает сколько времени заняло исследование Мобэй Цзюня, но он ощущает себя задыхающимся, его ноги дрожат, больше не способные полностью удерживать его на коленях Мобэй Цзюня. Однако, его разум проясняется, будто бы он неожиданно протрезвел, когда руки Мобэй Цзюня скользят все ниже по спине, а его член оказывается опасно близок к входу Шан Цинхуа. — Подожди секунду, — Шан Цинхуа торопливо прерывает поцелуй и поднимается с постели. Мобэй Цзюнь выглядит так, будто бы собирается притянуть Шан Цинхуа обратно на свои колени, но вместо этого он сжимает кулаки. Довольно неприятно шататься вокруг раздетым и со стояком, особенно когда Шан Цинхуа, поворачиваясь спиной к постели, может прочувствовать на себе взгляд Мобэй Цзюня. И поэтому он испытывает облегчение, когда находит то, что искал: маленький пузырек с маслом, лежащий на полу. Он, должно быть, выпал из его рук, когда они были заняты поцелуями. Шан Цинхуа поднимает пузырек и спешит обратно к кровати. Мобэй Цзюнь с любопытством поглядывает на вещь в его руках. — Перед тем, как мы перейдем дальше, нам надо… подготовиться, — Шан Цинхуа прочищает горло, показывая Мобэй Цзюню пузырек, а затем погружает в него три пальца. Шан Цинхуа усаживается поудобнее и тянется рукой за спину, но потом внезапно замирает. Разве эта поза не… слишком откровенна? Он сидит с выставленной напоказ грудью, лицо его горит, волосы растекаются вокруг него, и он собирается запихнуть в себя пальцы прямо перед Мобэй Цзюнем. Мысль об этом слишком тяжела, так что Шан Цинхуа прикрывает глаза и шепчет: — Мой король, можете ли вы тоже закрыть глаза? Тишина заполняет пространство, и перед тем как Шан Цинхуа успевает открыть глаза, чтобы узнать что происходит, низкий и грубый шепот раздается у уха, пока чужая ладонь скользит на его глаза. — Представь, что я ничего не вижу. Покажи мне, что надо сделать в первую очередь. Шан Цинхуа сдерживает стон и погружает внутрь один палец. Это ощущается странно, но не слишком неприятно, учитывая то, что он ощутил что-то намного большее еще вчера. Когда Шан Цинхуа привыкает к одному пальцу, он добавляет следующий. И следующий. Совсем скоро он забывает о том, что не один, и насаживается на свои собственные пальцы, совсем не беспокоясь о рваных вздохах и стонах, раздающихся из его рта. Внезапно рука хватает его за запястье, из-за чего пальцы выскальзывают, и Шан Цинхуа оказывается распластан на постели. Когда глаза опять привыкают к свету от свечей, его взгляд падает на Мобэй Цзюня. Зрачки Мобэй Цзюня расширены, его дыхание тяжело, и Шан Цинхуа трепещет из-за выражения на его лице. Смазка стекает с члена Мобэй Цзюня, и прохладные капли скользят по внутренней стороне бедер Шан Цинхуа, который чуть ли не перестает дышать. Кажется, Мобэй Цзюнь наслаждается его небольшим представлением? — Можем мы сделать это? — опять спрашивает Мобэй Цзюнь, хоть в этот раз слова звучат грубее. — Да, н-но вам… тоже следует нанести масло. Мобэй Цзюнь кивает, и Шан Цинхуа нервно наблюдает за тем, как Мобэй Цзюнь выливает масло на руку и смазывает себя. Затем он тянет Шан Цинхуа за бедра, помещая их по разные стороны от своих собственных, и располагается поудобнее перед тем, как двинуться вперед. От растяжения все жалит настолько сильно, будто бы и не было никакой подготовки. Шан Цинхуа оборачивает руки вокруг шеи Мобэй Цзюня и резко вздыхает. — Подожди. И Мобэй Цзюнь ждет, хотя Шан Цинхуа, просто глядя на его сжатые кулаки и почти незаметно дрожащие руки, может сказать, что тот сдерживается. Шан Цинхуа хотел бы быть этим великодушным пассивом, который говорит: «не сдерживайся и делай, что пожелаешь», но ощущение растяжения в его заднице неприятно, и воспоминания о грубости прошлой ночью до сих пор свежи в его памяти. Так что он медленно дышит и расслабляется. Шан Цинхуа кивает после того, как привыкает, и Мобэй Цзюнь толкается в него. Он то замирает, то движется дальше, пока не оказывается полностью в Шан Цинхуа, прижимаясь к нему бедрами. Шан Цинхуа ощущает себя заполненным; очень, очень заполненным, как никогда раньше, и из-за этого тяжело дышать. Холод, просачивающийся из места их соединения, ощущается глубже, когда в теле разгорается жар. Но, несмотря на это, ощущение не кажется ужасным. — В этот раз не ощущается сосулькой, — с широко раскрытыми глазами говорит Шан Цинхуа, и Мобэй Цзюнь шумно вздыхает. — Прекрати нести чепуху. — «Нести чепуху» — это единственное, что может позволить мне привыкнуть к члену в заднице, — смеется он, но тут же морщится, когда из-за этого Мобэй Цзюнь смещается внутри него. Мобэй Цзюнь наклоняется, прижимаясь к губам Шан Цинхуа с чем-то, похожим на утешение. Последующий мягкий шепот только подтверждает это. — Ты в порядке? От мягкости в голосе Мобэй Цзюня его грудь наполняется теплом. Это та сторона Мобэй Цзюня, которую позволено видеть лишь ему, та сторона, что внимательна и заботлива. Эта сторона — их маленький общий секрет. Шан Цинхуа слегка кивает и оборачивает руки вокруг шеи Мобэй Цзюня, притягивая его ближе. Он утыкается потным лицом куда-то между шеей и плечом Мобэй Цзюня и наслаждается прохладной и сухой кожей. Он надеется, что Мобэй Цзюнь не будет против пота и на груди, особенно когда они уже занимаются кое-чем таким. Шан Цинхуа кажется, что он, возможно, теперь немного больше понимает великодушных пассивов. — Ты можешь двигаться. Сначала Мобэй Цзюнь движется медленно, но постепенно набирает скорость, и Шан Цинхуа обнимает его за шею, вздыхая на каждое движение. Это приятно, особенно когда он не ощущает себя так, будто бы его разрезают изнутри, но так же он не может понять всей привлекательности секса. И когда Мобэй Цзюнь попадает по определенному местечку, то Шан Цинхуа в тот же миг готов признать насколько хорош может быть секс. Звук, который издает Шан Цинхуа, наверное, самый смущающий из всех, что он издавал за свои обе жизни, и вскрик этот так громок, что он беспокоится, что снаружи могут их услышать. Мобэй Цзюнь замирает, и Шан Цинхуа на краткий миг разочарован тем, что удовольствие оказывается прервано, но он слишком смущен, чтобы думать об этом. Мобэй Цзюнь пытается выбраться из хватки Шан Цинхуа, чтобы взглянуть на того, но Шан Цинхуа только крепче вцепляется в него. Ну и позор. Он хочет вырыть себе яму и больше никогда не пересекаться ни с одним человеком, не говоря уже о том, чтобы встретиться взглядом с Мобэй Цзюнем. — Я в порядке, не беспокойтесь. Можете также забыть тот звук, который я только что издал? Шан Цинхуа слышит мягкий смешок и поворачивается лицом к Мобэй Цзюню. Уголок его губ изгибается, брови почти неуловимо приподняты, и Шан Цинхуа с трепетом наблюдает за этим. Такое случается лишь раз в жизни, что у него, или же у кого-то другого в этом мире, появился шанс увидеть это. Кто же знал, что для этого нужны были лишь громкий и непристойный стон и кособокая попытка скрыть его. — Не сдерживайся, — и Мобэй Цзюнь сдвигает их так, что его лоб оказывается прижат ко лбу Шан Цинхуа, и одна из его рук тянется вверх, чтобы погладить Шан Цинхуа по щеке. Они настолько близко, что Шан Цинхуа может разглядеть каждую ресничку и ощутить их прикосновения к его коже, и из-за этого в животе взлетают бабочки. Просто смешно, как такой маленький жест может повлиять на него даже тогда, когда они делают такие вещи. Мобэй Цзюнь опять начинает двигаться, и Шан Цинхуа может прочувствовать растущее в этот раз удовольствие. Мобэй Цзюнь не всегда попадает по той точке, но и этого достаточно для вылетающих из Шан Цинхуа беспорядочных стонов. Дыхание Мобэй Цзюня также становится быстрее и громче, и прохладные вздохи, касающиеся его кожи и совмещенные с более сильными толчками, подталкивают Шан Цинхуа к краю. Его член болезненно тверд просто от мощных толчков, и он хочет коснуться себя, чтобы избавиться от напряжения, но желание продлить этот момент на максимально долгое время так же сильно. Мобэй Цзюнь, кажется, догадывается о его мыслях, вероятно, из-за более громкого вскрика, когда его рука оказывается внизу, и он, не снижая скорости толчков, касается Шан Цинхуа. Он хватает Мобэй Цзюня за запястье, хотя этого едва ли достаточно, чтобы прекратить движения. — Мой король… — Разве я не сказал тебе? Не сдерживайся, — говорит Мобэй Цзюнь, несколько раз проведя рукой по члену, и Шан Цинхуа задушено всхлипывает. Он до сих пор пытается продержаться как можно дольше, но Мобэй Цзюнь шепчет ему на ухо. — Кончи, Шан Цинхуа. И Шан Цинхуа оказывается подтолкнут к самому краю от этих слов, ощущая горячие всплески на своем животе, зажатые между их движущихся тел. Он кончает с громким стоном и именем Мобэй Цзюня на губах, и в этот раз он даже не беспокоится о смущении, когда ощущает холод и жар по всему телу, когда видит звезды перед глазами, и когда каждая клеточка его тела перевозбуждена. Движения Мобэй Цзюня становятся беспорядочными, его толчки быстрее и не так глубоки, пока он наконец не погружается полностью в Шан Цинхуа и не кончает с громким рыком. Шан Цинхуа ощущает, как холод пронзает его тело, и содрогается, но все равно крепко сжимается вокруг Мобэй Цзюня, пытаясь удержать все в себе. Его попытки оказываются тщетны; из него начинает течь, когда Мобэй Цзюнь выходит. Шан Цинхуа ощущает приливающую к щекам кровь, но перед тем, как он успевает сделать что-либо, Мобэй Цзюнь уже поднимает одежду и начинает вытирать его. Когда он становится чист, они обустраиваются на постели. Шан Цинхуа тепло и уютно под одеялами, и его клонит в сон из-за перебирающей волосы руки, но он также хочет еще немного поболтать. Шан Цинхуа прижимается ближе и поднимает взгляд на Мобэй Цзюня. — Странно, наверное, спрашивать такое прямо сейчас, но что с вами сегодня? Мобэй Цзюнь приподнимает бровь. — Ну, спрашивали меня перед тем, как сделать что-то, не хватали меня до синяков, — говорит он, указывая на синяк в форме ладони на предплечье, оставленный вчера. — И даже почистили меня после. Не то чтобы мне это не нравится; мне правда нравится! Но из-за чего все это? Тишина растекается между ними, его веки все тяжелее с каждой прошедшей секундой, и Шан Цинхуа уверен, что Мобэй Цзюнь просто ждет, когда сон накроет его с головой. И поэтому он удивлен, когда все-таки слышит ответ от Мобэй Цзюня. — Я говорил с людьми, — Мобэй Цзюнь смотрит куда угодно, но только не на него, и его ресницы почти незаметно трепещут. Мобэй Цзюнь что ли смущен? — С людьми? — новая информация поездом ударяет по нему, и Шан Цинхуа быстро приподнимается на локтях, игнорируя боль. Мобэй Цзюнь до сих пор не встречается с ним взглядом, и Шан Цинхуа ухмыляется. — В борделе. — Что? — Шан Цинхуа разевает рот. — Вы ходили в бордель, чтобы просто спросить людей о том, как стать в этом лучше? Он даже может представить, что именно произошло: ощущающий себя не в своей тарелке Мобэй Цзюнь, окруженный группой женщин, которые продолжают распрашивать о той счастливой даме, ради которой они дают советы уже несколько часов, и он, наверняка, перевернул бы место вверх дном, если бы не он сам пошел просить о помощи. Шан Цинхуа хихикает на эту мысль. Все-таки не он один был обеспокоен их ужасными умениями. — Мой король, не слишком ли много времени вы тратите, думая о сексе? Люди говорят, что если слишком зацикливаться на этом, то это плохо скажется на здоровье! — поддразнивает Шан Цинхуа и тут же ощущает, как понижается температура в комнате, когда Мобэй Цзюнь бросает на него взгляд. Он торопливо клюет Мобэй Цзюня в губы и улыбается. — Шучу, просто шучу. Я тоже искал информацию. После этих слов выражение лица Мобэй Цзюня смягчается, и Шан Цинхуа устраивается в его объятиях. — Запомни свои слова, Шан Цинхуа. В произнесенном нет никакой угрозы, так что он просто улыбается и прижимается ближе, проваливаясь в сон.